Помню, кто-то приезжал на час: то мама, то папа, то свекровь, и мне удавалось немного вздремнуть, за что я была им бесконечно благодарна. Отношения с Кириллом стали портиться. Мне хотелось ласки, тепла и внимания, хотя бы просто человеческих объятий, или чтобы он меня выслушал, не осуждая. Но когда он приходил с работы, на меня обрушивался шквал критики.
Это что такое? указывал он пальцем на плиту.
Пристально рассмотрев белую поверхность, я обнаружила небольшое пятнышко размером с точку.
Я помыла плиту.
Не домыла. Видишь?
Вижу.
Надо вытереть.
Хорошо.
Почему-то мне не приходило в голову сказать, что если его что-то не устраивает, то пусть перемывает плиту сам. Ведь я приготовила обед к его приходу и все за собой убрала, осталась лишь маленькая черная точка. Через некоторое время он снова находил, к чему придраться.
Чем это у нас пахнет?
Я суп сварила.
Из чего это? спрашивал он, наморщив нос.
Из рыбы.
Не люблю такое.
А у нас ничего другого нет.
Ладно, наливай.
Кирилл долго осматривал тарелку с дымящейся ухой и осторожно пробовал.
Похоже на похлебку.
Ну, спасибо.
На вкус дерьмо, но есть можно.
Тогда не ешь, обиженно отвечала я и отворачивалась.
Ты что? Я же пошутил. Это из фильма. Знаешь, так говорят
Нет, не знаю.
С его слов, у меня постоянно было «не такое» настроение.
Не кисни, говорил он, когда я встречала его с работы с «не таким» лицом. На меня тут же выливался ушат грязи. На обиженных воду возят. Это твои обидки, вот и сиди в них. Это ко мне отношения не имеет.
Со временем я начала бояться сказать что-либо вслух и замкнулась в себе. Справедливости ради добавлю, что в тот период как женщина я мало чем могла ему угодить. И я сейчас даже не об интимной стороне отношений, а о том, что пишут в популярных блогах. Если верить написанному, следовало просто взять и в одночасье превратиться в хозяйку мечты, которая транслирует созидательную энергию, у которой дома всегда тепло и уютно: она и встретит, и улыбнется, и выслушает, и приголубит. Но у меня не оставалось на это сил.
Когда сам в чем-то очень сильно нуждаешься, то не можешь дать это другим: ни о какой эмоциональной или какой-либо другой поддержке с моей стороны не шло и речи. Внутри меня жила своей жизнью, раскалялась и полыхала огненная пустыня. Так я ощущала в своем теле обиду. И чем больше я ждала от Кирилла какого-то элементарного сочувствия, тем более грубым и жестоким он становился. Я не знала, что с этим делать. Мне казалось, что я как-то справлюсь, и все наладится, но, видимо, моих стараний было недостаточно.
Ненадежность Кирилла теперь душила меня, отнимала все силы, а я не могла и рта раскрыть, чтобы высказаться в свою защиту. Он постоянно нарушал обещания, у нас скопились дикие долги за коммунальные услуги. Если мы договаривались, что хотя бы два вечера в неделю он будет проводить с ребенком, чтобы я могла нормально искупаться, убрать в квартире и сделать основные дела, то в последний момент обязательно находились причины, по которым он не являлся домой.
Ты же помнишь, сегодня вторник, напоминала я с утра, мне надо в ателье отдать пальто, ты придешь в шесть?
Помню, отвечал Кирилл и уходил на работу.
Наступал вечер, но в 18:00 никто не звонил в дверь. Возраст Наташи не позволял ее везти через весь город, пусть даже на коляске, в ателье. Да и не стоило оно того, таких мучений Одно дело быстро и налегке, а другое дело с младенцем по автобусам. Я рассчитывала на Кирилла, потому что мне больше опереться было не на кого.
К тому же я стеснялась попросить помощи у своих или его родителей, хотя полагаю, что зря. Наверное, кто-то из них приехал бы разок. Теоретически я могла позвонить своей подруге Кристине, но она тоже жила далеко, и я не решалась беспокоить ее по такому поводу неудобно Мы общались с ней по телефону, обсуждали текущие дела без подробностей, и она меня поддерживала, как могла.
Набрала номер Кирилла, и где-то через пятнадцать гудков он снял трубку:
Алло
Уже шесть, ты приедешь?
Да, но чуть позже, дела навалились.
Хорошо.
Он приезжал ближе к 21:00, как обычно. Не извинялся. Осторожно, стараясь не обидеть Кирилла, я пыталась договориться с ним на другой день.
У нас вторник и пятница твои вечера, давай я позвоню в ателье, и если они в пятницу работают, то я тогда в пятницу пальто отвезу. Хорошо?
Хорошо.
Он приезжал ближе к 21:00, как обычно. Не извинялся. Осторожно, стараясь не обидеть Кирилла, я пыталась договориться с ним на другой день.
У нас вторник и пятница твои вечера, давай я позвоню в ателье, и если они в пятницу работают, то я тогда в пятницу пальто отвезу. Хорошо?
Давай, ага.
Затем наступал вечер пятницы, и все повторялось в точности как во вторник. В итоге за два месяца ни разу Кирилл не пришел вовремя, в лучшем случае он появлялся в девять или в десять вечера. В конце концов, я плюнула на все и перестала его спрашивать про «папины вечера», делая вид, что ничего не произошло. Я достала из кладовки старое пальто и стала ходить на прогулку в нем. Новое не подшитое осталось лежать в шкафу, а разговор с Кириллом был исчерпан.
Больше всего меня возмущало то, что Кирилл спит до обеда, уходит на работу, когда вздумается, и приходит, когда хочет. Его самодисциплина оставляла желать лучшего. Я вставала с ребенком в шесть утра разумеется, не по своей воле, у дочки был такой режим. Наташа спала прерывисто и беспокойно, поэтому по ночам я не могла нормально отдохнуть. Казалось, Кирилл выстроил весь свой распорядок дня так, чтобы нас с дочкой как можно меньше видеть.
Как-то раз, сидя на кухне, мы пили чай, рядом на полу играла Наташа, она лепетала тихим детским голосом:
Па-па, па-па Кась-ка ля-ля.
Покорми куклу, видишь, дочка просит, вмешалась я.
Кирилл нехотя протянул ребенку пластмассовую тарелку и уставился в телевизор. Показывали зарубежные клипы по MTV, Бритни Спирс в пилотке изображала роль стюардессы. Хотелось плакать. Вдруг на меня что-то нашло, и я решила поделиться своими переживаниями, как оказалось, зря:
Ты не представляешь, как я по тебе скучаю. Мне так не хватает тебя, наших разговоров. Как в старые добрые времена
Ты же видишь, я все время работаю, как-то безразлично ответил Кирилл, как будто здесь сидит его клон, а он настоящий находится где-то на другой планете.
Я всегда считала, что самораскрытие это шаг навстречу, и надеялась, что Кирилл тоже поговорит со мной и оттает. Однако спустя время до меня дошло, что многие люди воспринимают это как манипуляцию, и чем искреннее и чем уязвимее ты перед ними, тем холоднее они ведут себя в ответ.
Но наших разговоров больше нет. Я так любила с тобой говорить обо всем
Мне некогда этим заниматься. Не ной.
От этого «не ной» становилось только хуже.
Все то долгое время, пока находилась в декрете, я чувствовала себя отрезанной от мира и бесконечно одинокой. Меня спасало лишь общение с дочкой. Я пела ей колыбельные, читала сказки, и пусть она еще слишком мала, чтобы понять их смысл, мое сердце подсказывало, что Наташа все чувствует. Когда я прикасалась к ее нежным щечкам, когда смотрела в ее огромные красивые глаза, обрамленные длинными ресницами, мне даже с трудом верилось, что это чудо мой ребенок, настолько она была прекрасна и восхитительна. Крошечные розовые ручки крепко сжимали мой указательный палец, а я в этот момент ощущала себя самой счастливой мамой на свете. Светлые пушистые волосы Наташи пахли молоком. Я брала ее на руки и подолгу, часами, бродила по квартире туда-сюда, целуя в макушку: так она лучше засыпала.
Может, я бы как-то легче переносила отсутствие Кирилла, если бы у нас от его бесконечной работы появлялись хоть какие-то деньги. Но мы с трудом сводили концы с концами. Нам хватало на оплату съемной квартиры и на продукты по минимуму, зато все, что можно было оплатить потом, мы не оплачивали. За полгода скопилась куча квитанций, и если за неуплату аренды нас могли выставить из дома, то за долги по счетчикам нет. От этого я постоянно пребывала в состоянии паники и ужаса, однако Кирилл сохранял невозмутимость и обещал все наладить.
Когда Наташе исполнился год и два месяца, Кирилл ни с того ни с сего стал вести себя спокойно, прекратились всяческие придирки, которые настолько прочно вошли в обиход, что практически казались нормой. Критика в мой адрес тоже полностью исчезла, и я не понимала, что происходит. «Может, у нас начинается белая полоса?» спрашивала я себя, глядя по ночам на спящего Кирилла, рассматривая в свете торшера его профиль. Но внутренний голос молчал. Интуиция перестала отвечать мне: скажем так, я ничего не чувствовала сердцем.
Утром Кирилл просыпался и шел завтракать, я наливала чай, ставила перед ним тарелку с едой и садилась рядом. Глядя в его холодные пустые глаза, я понимала, что эта душа сейчас от меня очень далеко. Не стоит ждать от него прежней теплоты, нет повода себя обнадеживать. И нет смысла утешать себя пустыми и беспочвенными мечтами о счастливом будущем.