Запрети себя любить - Каролина Шторм 4 стр.


 Ксюш, честно говоря, я не знаю, что посоветовать в такой ситуации. Сказать «забудь»  просто, если сама ничего подобного не чувствую. Ты влюбилась в него что ж Прими как есть. В этом ничего плохого. Наоборот, любовь придаёт человеку сил, окрыляет его. Конечно, хочется, чтобы она была взаимной. Хотя насчёт этого я не совсем уверена. Твой Пашка очень мутный тип. Но что-то в нём есть такое она замялась.  В общем, я думаю, он врёт, и ты ему небезразлична.

Вытираю слёзы.

 С чего ты это взяла?  спрашиваю, в надежде услышать что-то, что убедит меня в правоте Юлькиных слов.

 Ну, я тебе об этом давно говорила. Он точно питает к тебе симпатию. И, возможно, нечто большее. Только что-то ему мешает признаться в этом. Даже не тебе признаться, а себе самому. Как будто это сделает его другим слабым, что ли

 В глазах этой Милады?

 Её присутствие тоже играет роль,  соглашается Юлька.  И она ему для чего-то нужна.

 Больше, чем я?

 Получается так.

По сути, Юлька подтверждает то, о чём я и сама думаю. Да, Пашка, далеко не положительный герой. И у него много недостатков. И сам он весь порочный. Но иногда, ловя на себе его взгляд, я ощущаю что-то, что он тщательно пытается скрыть. Он прячется за маской грубости, дерзости, жестокости. Ему привычен этот образ. Лучшая защита это нападение. И Пашка это знает наверняка. Что же такого у него там, внутри, в самой глубине его сердца, что он так хочет это скрыть? Он ведь не всегда злой. Каким он был тогда, в ночном парке!.. Выпал первый снег, и всё совершилось впервые. Я помню каждую деталь. И вряд ли когда-нибудь забуду. Первая любовь, первый мужчина А я бы дорого отдала, чтобы он стал единственным!..

Юлька спала у меня, и утром мы благополучно прогуляли первую пару. Потом вторую. А когда собрались идти на третью, в дверь постучали.

 Привет, девочки,  в комнату заглянул Фауст, и Юлька, увидев его, сразу отвернулась.  Новость слышали?

 Здесь каждую минуту новости,  пробурчала моя подруга, недовольная его появлением.

 Я про конкретную новость. Это связано с Женьком Селивёрстовым.

 Что с ним?  встрепенулась я.

 Значит, не слышали протянул Фауст. А Юлька вскинулась на него.

 Да не тяни ты! Говори, что за новость. Нам в универ надо уходить.

 Женёк в аварию попал. На машине разбился.

 Насмерть?!  вскрикнули мы одновременно.

Фауст (зараза!) нарочно выдержал театральную паузу, а потом ответил: «Нет».

 Слава Богу!..

 Его доставили в нашу областную больницу. Переломы, ушибы. Вроде, ничего страшного. Жить, короче, будет.

 Вот и хорошо,  Юлька взяла меня за руку, давая понять, что разговор окончен.  Идём, Ксюш.

 Подожди,  я остановила её. И обратилась к Фаусту.  В какой он палате? Его можно навестить?

 Можно. Я сегодня как раз туда собираюсь.

Сомнений нет. Решение принимаю мгновенно.

 Я с тобой!

Юлька смотрит на меня с немым вопросом в глазах. Но я точно знаю, что поступаю правильно. Не только ради Евгения. Мне самой это нужно.

 Поехали,  говорит Фауст и выходит первым. Я следом за ним. Слышу, как в замке поворачивается ключ.

 Подождите меня,  Юлька нагоняет нас.  Вместе поедем.

Универ сегодня обойдётся без нас.


Евгений

Мир померк и остыл. Люда, лица, тени Приходят и уходят, не оставляя за собой след. Я их не вижу и не слышу. Словно в полудреме, на самом деле так пытаюсь от всего отгородиться. Если притвориться идиотом, жить становится проще.

Маму попросил уйти. Хватит быть сиделкой при мне живом. На ноги сам встану, пройдусь и снова лягу. Не потому что силы нет, а потому что желание иссякло. И воля вместе с ним. Леха ушёл в небытие, а меня здесь ещё что-то держит.

Отец не появляется второй раз. Вот уж кто осуждает меня больше всех. Нет, вру. Больше всех я сам себя осуждаю. Только в суде моём толку никакого. Всё уже свершилось.

Доктор с каждым днём отмечает улучшение здоровья. И удивляется моему мрачному состоянию.

 Евгений, тебе бы радоваться надо,  говорит он.  В рубашке родился.

Я бы радовался, если бы не тот другой, для которого рубашки не нашлось.

За окном зима. Больница находится в лесу, и пейзажи здесь, конечно, красивые. Глядя на них, я пробую сочинять, но рифма совсем не идёт. Кто говорит, что вдохновляется окружающим миром, тот врёт. Его нельзя отыскать нигде (вдохновение), кроме как внутри себя. А если там пустота, о чём тогда речь?

Дверь со скрипом открывается. Петли ржавые, почти как у нас в общаге. Вваливается целая толпа народу. Я вначале глазам своим не верю. Первым подаёт голос Фауст.

 Дружище!  кричит он и, раскрыв объятия, идёт ко мне.

 Осторожнее. Плечо ещё болит,  предупреждаю его.

 Да на тебе, как на собаке! А нас пугали шрамы, ушибы,  Фауст осматривает меня словно девку на выданье.  Хорош!.. Как тебя угораздило, рассказывай.

 Пить надо меньше.

Я смотрю через его плечо. Две девушки, одна из которых мне хорошо известна. Её буквально на днях вспоминал. Вот и пришла. Волосы длинные заплетены в косу, взгляд кроткий. Хорошая она, милая. Заметив, что я на неё смотрю, шагнула вперёд.

 Привет,  улыбнулась, и чуть покраснела.  Как ты?

 Живой и почти целый.

Удивительно рядом с ней мне вдруг захотелось улыбнуться. Я вспомнил, что ещё не всё потеряно в этой жизни. И если отыскать новый смысл, можно воспрянуть духом. Ушёл друг детства, но взамен придёт кто-то другой. Так и забвение приходит после утраты. Ко мне, как оказалось, слишком быстро. Может, я не горевал по-настоящему? Может, я вообще на это не способен? Отец прав: я пустой человек. Перевёртыш.

 Когда тебя выпишут?  спрашивает Ксюша. Ей это, правда, интересно. Я вижу, как она внимательна ко мне. Не та, что была раньше, в самом начале знакомства. Там её Пашка спутал, голову своими идеями задурил. Он умеет пыль пустить в глаза. Особенно маленьким девочкам. Но Ксюша неглупая, его, надеюсь, быстро разгадала. А раз так, у меня ещё может быть шанс.

О чём я только думаю, стоя в больничной палате с босыми ногами в старых домашних тапках и выцветшем синем трико с оттопыренными коленками? Отец подогнал. Сказал: «Здесь не салон, выбирать нечего». Вот и красуюсь теперь. Разве в таком виде гостей принимают? Евгений

Фауст ещё что-то спрашивает. Видя, что я отвечаю неохотно, переключается на общих друзей. Толян уже в столице. Через месяц, не раньше, приедет. А если понравится, то надолго останется. До летней сессии, как минимум. Надеется её вместе с зимней одним махом закрыть. Не знаю, как у него это получится. Отличником никогда не был. И красноречием, как Юрец, не отличается. Умный только Пашка. Он же и самый вредный.

Словно в подтверждение моих мыслей дверь открывается едва ли не с пинка, и на пороге предстаёт сам товарищ Сазонов. Очень в тему, как всегда. И я не знаю, радоваться его приходу или нет.

 Какие люди!  на весь коридор кричит он. Не помню, чтобы Пашка когда-нибудь говорил тихо. Ему нравится привлекать внимание. И плевать, что в соседней палате кому-то делают процедуры, а кто-то, может, уже спит. Пашка пришёл значит, все должны это увидеть и услышать.

Он хорошо одет. Не то, что я. И причёсан. Любит выглядеть «с иголочки». Похож на местного франта. Меня это в нём бесит. Но я никогда не говорил. Пашку не переделать. Да он и слушать не станет.

Наглым взглядом всех по очереди окидывает, ни на ком не задерживается. Фаусту пожимает руку, потом мне. В его больших меняющих оттенок глазах мелькает что-то похожее на сочувствие. Хотя, наверное, мне это только кажется. Пашка и сочувствие рядом не стоят.

 Извини, что не пришёл раньше,  говорит он.  Дела семейные.

Фауст тут же подхватывает.

 Семейные, говоришь? Когда жениться успел? Почему нам не сказал?

 Скажу, когда время подойдёт,  отвечает Пашка, не оборачиваясь к Фаусту. Он смотрит на меня.  Когда выписывают?

 Через неделю обещали. Руку вправили, остальное само заживёт.

 Это хорошо. Как другие те, с кем ты ехал?

Вот этого не надо было. Судорожно сглатываю. Пашка всё видит. Каждый жест ловит.

 Пацан один погиб,  охрипшим голосом произношу я.  Друг детства.

 Жаль у Сазонова в лице ничего не меняется. Какая жалость, чёрт возьми?! Он Лёху никогда не знал. Какое ему дело до одного погибшего парня, если каждый день таких, как он, сотни погибают?

Я не хочу говорить с Пашкой. Становится противно. На выручку приходит Фауст, заметив, видимо, мою неприязнь. Подходит ближе и встаёт между нами.

 Ладно, Женёк, для нас главное, что ты жив.

В его искренность я почему-то верю. Фауст, конечно, не подарок, но гадостей мне точно никогда не делал. А Пашка Опять ищу глазами Ксюшу. Она совсем притихла, прижалась к своей подруге. Чувствует себя, наверное, не в своей тарелке. Общество Сазонова её тоже напрягает. Но я же не могу сказать ему, чтоб ушёл.

Ситуацию спасла медсестра, которая, войдя в палату, с удивлением обнаружила четверых гостей.

Назад Дальше