Забирать будете? спрашивает официант. Я вопросительно смотрю на Ксюшу.
Нет, спасибо, отвечает она. Мне уже достаточно.
Её стойкость меня почему-то выводит из себя. Если б она плакала, кричала, сыпала оскорблениями, было бы гораздо проще. Я привык к такому поведению разгневанных, недовольных мной женщин. Но Ксюша другая! Она не станет вести себя подобно им. Замкнётся в себе, закроет сердечко на ключ, а потом отдаст его мне тому, кто готов растоптать и уничтожить это сокровище. И ни слова протеста не выскажет. Мне хочется убить её за эту покорность! Если б она была другой, то
Я бы её не выбрал.
Она уходит первой. Буквально выбегает на улицу, даже как следует не замотав на шее шарф. Я вылетаю следом и ловлю её за руку. Рывком притягиваю к себе, склоняю к ней лицо. Нахожу её губы и жадно начинаю их целовать. Она сопротивляется недолго. Сначала упирается своими маленькими кулачками мне в грудь, потом сама же тянется руками, чтобы обнять меня за шею. Её губы мягкие, сладкие и такие горячие! Она ждёт меня, ждёт по-прежнему. А я, дурак, отказываюсь от собственного счастья. Ради чего? Чтобы ложиться в постель с совершенно чужой мне женщиной, отворачиваться от неё, не касаясь идеально сложенного тела, которое больше не вызывает у меня эмоций страсти? Да я не просто дурак, я псих!
А что же ты во мне находишь, девочка?
Я отпускаю её, потому что так надо. И в голове рождаются сотни поводов. Но правда лишь в одном она нужна мне гораздо больше, чем я думал. И я не готов принять это как должное. Потому что, позволив ей узнать правду, я стану слабее. И тогда она сможет вертеть мной, как ей захочется. Женщины коварны. Особенно те, которых любишь. От них принимать удар ножом в спину больнее всего.
Отпускаю её с сожалением.
Надо идти, маленькая.
Иди, и ни слова против. Как будто, так и надо.
Разворачиваюсь. Нам точно в разные стороны. Но на прощание бросаю взгляд через плечо и подмигиваю ей.
Ещё увидимся! Не скучай.
И как можно быстрее ухожу от этого места, от неё. Чтобы, не дай Бог, не захотелось вернуться и остаться.
Глава вторая
Евгений
Ну, что, Женек, готовься к выписке, сообщает прямо с порога отец. Завтра тебя забираю.
Забрать можно свою вещь. Неживой предмет. Или бесформенное тело, которое само за себя не отвечает. Мне кажется, таким я выгляжу в его глазах. Иногда, правда, проскальзывает интерес. Я ведь тоже не всегда косячу. Когда отец бывает пьян, он сам даёт мне в руки гитару и просит сыграть что-нибудь задушевное. И его на слезу пробивает. После этого он злится и требует прекратить. Странный человек он, Евгений Петрович. Всё пытаюсь его понять и никак не могу. Мы слишком разные. Мыслим, чувствуем по-разному. Поэтому всегда по разным берегам.
Что насчёт уголовного дела? интересуюсь я. Отец и словом не обмолвился ни разу. Молчит об этом уже целую неделю. А вдруг мне реально срок грозит?
Да нет, он бы об этом сказал.
Вспомнил, наконец!.. торжественно произносит отец, так словно речь о каком-то грандиозном событии, которое я упустил из виду. Что ж, раз хочешь знать Нет никакого уголовного дела.
То есть как нет?
А так. Дело никто не возбуждал. Нет состава преступления.
Так Лёшка ведь
Отец перебивает.
Твой Лёшка сам нарвался. Рано или поздно это всё равно бы с ним случилось. Жаль, что в этот раз ты с ним рядом оказался. С другой стороны, остался жив. А это самое главное.
Я жив, он нет, мрачно напоминаю я.
Пусть земля ему будет пухом, говорит отец, закрывая тем самым тему. Пойми, Евгений, каждый в этой жизни находит то, что он ищет. И если думать, что пьянки и гулянки приведут к чему-нибудь хорошему, то это большая ошибка. Заблуждение!.. Нельзя жить так легкомысленно. У любого действия есть последствия.
Я молчал, слушая. Он не ругал, не оскорблял, как это обычно бывало. Он просто делился тем, что, возможно, сам однажды понял. И взгляд его был усталым. И выглядел он совсем старым. Впервые, быть может, мне стало жаль его.
Прости меня, пап, и голос задрожал. Ну, вот, ещё не хватало перед отцом слезу пустить. Он же меня загнобит сразу!
Но вместо ожидаемого отец махнул рукой.
Да чего уж там Я сам перепугался, когда узнал. Ночью звонят, сообщают: сын в аварию попал. Как думаешь, легко мне было? Ещё и мать надо успокоить. Давление сразу подскочило, сердце схватило Женек, тревожным взглядом отец смотрит на меня, ты этого больше не делай. Пообещай.
Пап, я мнусь, не зная, как реагировать на его слова.
Пообещай, повторяет он. Дай слово, что не повторится.
Хорошо, соглашаюсь, как всегда. Даю слово.
Он кивает. Верит нет? Откуда мне знать? Я сам себе не очень верю.
Ты вещи собери. Сегодня последние процедуры. А завтра я за тобой приеду, напоминает отец.
Я не мог не спросить.
Куда поедем?
Домой. Куда же ещё?
А что насчёт универа?
Надо же, удивляется отец, про универ вспомнил.
Так уже декабрь. Сессия на носу.
Очередная сессия, к которой я не буду готов. Очередные «двойки» на экзаменах. И пересдачи под строгим неусыпным контролем. Вроде недолго осталось потерпеть. Всего два года. Даже меньше. А я никак не могу привыкнуть. И каждый раз как будто заново. По кругу.
Вот что, Женёк, говорит отец, я тебя домой заберу, недельку ты отлежишься, в чувства придёшь. А дальше смотри сам. Ты взрослый, тебе решения принимать.
Слушаю отца и не верю, что он эти слова произносит. Ты ли это, Евгений Петрович, военный мужчина до мозга костей? Где твоя выправка, где бравый взгляд?
Всё сын непутёвый поломал.
Пока ты здесь лежал, поясняет отец, я многое передумал. Мать тоже на мозги капала. Может, и права в чём-то. Да, я всегда был слишком строг к тебе. И не учитывал того, что ты не тот, каким я себе представлял, тяжело вздыхает. Знаешь, не хочу я тебе жизнь ломать смолоду. Так из тебя ничего хорошего не получится.
Неужели? И что я слышу?
В общем, если хочешь забирай документы и вали из этого университета нахрен! Я вмешиваться не стану, заключает отец. Только уговор: бросишь учёбу сразу пойдёшь работать. Мне нахлебники не нужны. Тебе двадцать лет.
Я помню, пап.
Мы распрощались, пожав друг другу руки. Он уехал домой. Накинув на плечи куртку, я в домашних тапочках вышел на порог стационара. Достал сигарету из кармана (Фауст вчера целую пачку привёз). Чиркнул спичкой и затянулся. Привычный вкус дешёвого табака. Курить вряд ли когда-нибудь брошу. Вредно, конечно. А с другой стороны есть ли в этой жизни что-нибудь безвредное? Взять к примеру такое светлое чувство, как любовь. Что не вредное? Лизка говорила, что любила меня. И где она сейчас? За всё время, что я в больнице, ни разу не навестила. И не позвонила. Может, у неё тоже сессия? Рановато. Или осеннее зимняя депрессия? Нет, конечно. У неё парень, который оказался дураком.
Был парень. Теперь уже нет.
Докурив, бросаю «бычок» в мусорное ведро.
Селиверстов, мимо проходит медсестра та, что мне капельницы ставит. Молодая девушка, симпатичная. Ненамного старше меня. Вы почему на территории стационара курите?
Больше не буду, с улыбкой отвечаю я.
Не холодно вам? спрашивает она, переводя взгляд на мои тапочки.
Нормально, а сам кутаюсь в куртку. Холодная она, ещё осенняя. Когда в аварию попал, была другая погода. А сейчас самая настоящая зима.
Идите в палату, строгим голосом говорит медсестра. Я сейчас к вам приду.
Слушаюсь, мне от чего-то становится веселее. Ведь, если подумать, всё не так уж и плохо складывается. Отец сказал: не будет настаивать на продолжении обучения. Значит, можно забирать документы. Не лежит у меня душа к этому универу.
А с другой стороны, три года тоже не прошли даром. И чтобы их сейчас коту под хвост? Надо подумать как следует.
А медсестра уже входит в мою палату.
Ну, что, Евгений, готовы к процедурам?
С вашей лёгкой руки всегда.
Она улыбчивая. И вовсе не такая строгая, как показалась вначале.
Простите, а как вас зовут? спрашиваю я, пока она возится со шприцем и ампулой.
Марина, отвечает медсестра.
Марина, повторяю я. Хорошее у вас имя.
Обыкновенное, она ловко вводит мне иглу в вену. Теперь лежите смирно, не двигайтесь. Лекарство прокапает, тогда я приду.
А как вы узнаете, что оно прокапало? Может, здесь останетесь? Со мной?
Селивёрстов, у меня и другие пациенты, напоминает Марина. Не вы один.
Жаль притворно вздыхаю я. Хотелось бы остаться одному.
У вас будет такая возможность, Марина уходит, прикрыв за собой дверь. А я смотрю ей вслед и думаю о том, что под этим белым халатом у неё очень красивые ноги. А если этот халат снять
Кажется, мне точно пора на выписку. Засиделся я тут, залежался. А у Марины надо будет взять номер телефона. Хорошая она девушка. И ноги у неё красивые. А глаза