И что говорят ваши друзья? с неподдельным интересом спросил мой собеседник.
Разное. Одни восхищаются, другие говорят, что Америка это особый случай. В России, да и вообще в Азии, это не работает. Третьи
Я немного замялся, прижался к могучему стволу, прячась от дождя:
Третьи клянут «англосаксонское лицемерие». Дескать, на самом деле все наверняка было не так или не совсем так
Гм-м. И что вы им отвечаете?
Я пожал плечами:
Честно?
Разве может быть другой разговор между двумя вирджинскими джентльменами.
Я смутился. Хорошо хоть меня не назвали британским лордом. Этот сумасшедший старик не переставал меня удивлять.
Знаете, раньше я с воодушевлением защищал Вашингтона. Но пожив немного в этой стране, поработав журналистом в ее столице, насмотревшись на все эти партийные, семейные и финансовые кланы, я растерял часть своего воодушевления
Незнакомец понимающе кивнул.
Меня это подстегнуло.
Я думаю, что он отказался от власти по каким-то личным, весьма меркантильным соображениям. А может, так ему просто приказали его друзья-масоны, которых он побоялся ослушаться.
Мой собеседник расхохотался. Он хохотал так весело и искренне, что даже забыл прикрыть рот рукой. И я заметил, что у него совсем нет зубов. Кроме одного уродливого желтого обломка. Меня покоробило от брезгливости. В Америке я видел такую беззубость только среди бездомных на пляжах рекламной Санта-Моники. Но там люди были в лохмотьях, а не в генеральских эполетах.
И тут меня осенила догадка. Как же я не понял раньше?! Ведь передо мной стоял обыкновенный бездомный шарлатан. Проходимец, который промышлял на таких шоу, приставая к простофилям-туристам. Может быть спившийся, может быть давно потерявший работу и дом, но сохранивший природное аристократическое обаяние. Напоследок, по законам уже известного мне жанра, он должен будет попросить немного кэша. Надо, пожалуй, дать ему за экскурсию, решил я. Я попытался вспомнить, сколько банкнот у меня было в кошельке. Двадцатку давать было жалко. А доллар слишком унизительно для старика. Хотя как раз на долларе красовался портрет Джорджа Вашингтона.
Портрет Марты Вашингтон работы Джона Волластона. 1757 год
Мне пора идти, холодно заметил я.
Мне тоже, непринужденно сказал собеседник, кивнув головой в сторону, где уже сворачивали палатки и снимали орудия с лафетов участники реконструкции.
Старик протянул мне руку на прощание и с лукавинкой подмигнул:
Но, если вы, сэр, действительно хотите понять, почему президенты сами мечтают уйти в отставку, то я вместе с моей женой Мартой имел бы честь пригласить вас завтра на обед. Часов в шесть вечера вам будет удобно?
Мое журналистское любопытство снова взяло верх. Я непроизвольно кивнул в знак согласия, еще не осознав умом, что я делаю.
Прекрасно. Тогда завтра ровно в шесть буду ждать у калитки, слева от каменных ворот на входе в усадьбу.
Старик по-дружески помахал рукой и широком шагом направился к полевому лагерю, где уже собирались все участники исторической реконструкции. Я несколько секунд смотрел ему вслед, потом, спохватившись, побежал к выходу из усадьбы.
Я опоздал на целый час. Друзья меня не дождались и уехали на такси. Зато ждала моя супруга, Наташа, которая тут же принялась выговаривать, почему я, как всегда, опаздываю и, как всегда, думаю только о себе. С первым я был почти согласен, но со вторым готов был поспорить.
После того, как я рассказал о встрече с чудаковатым стариком, она безнадежно махнула рукой:
Ну, хоть мобильник ты взять мог, беседуя со своим Вашингтоном?
Я отвечал, что не слышал звонка и что у здания усадьбы со стороны реки связь вечно барахлит.
В ответ Наташа вспыхнула:
Зачем ты врешь?! Мы трижды ходили вокруг усадьбы. Это ведь не Зимний дворец, чтобы там можно было заблудиться.
Я ответил, что я стоял под вязом, с левой стороны, если смотреть со стороны реки.
Она сказала, что там нет никакого вяза. Я заупрямился, что есть. Она возмутилась, что нет и не было.
Мы ехали в машине. Шел ливень. Видимость была отвратительная. Наташа сидела за рулем, и я не хотел с ней спорить. Но я не выдержал.
Я был под вязом. Мы прятались там от дождя. Он в десяти футах от угла дома. Его ветви как раз касаются крыши.
Наташа посмотрела на меня с тревогой:
Ты в своем уме, там нет никакого вяза! И вдруг меня, словно, ударило электрическим током. Я вспомнил:
Я ответил, что я стоял под вязом, с левой стороны, если смотреть со стороны реки.
Она сказала, что там нет никакого вяза. Я заупрямился, что есть. Она возмутилась, что нет и не было.
Мы ехали в машине. Шел ливень. Видимость была отвратительная. Наташа сидела за рулем, и я не хотел с ней спорить. Но я не выдержал.
Я был под вязом. Мы прятались там от дождя. Он в десяти футах от угла дома. Его ветви как раз касаются крыши.
Наташа посмотрела на меня с тревогой:
Ты в своем уме, там нет никакого вяза! И вдруг меня, словно, ударило электрическим током. Я вспомнил:
Действительно, там нет вяза Его спилили несколько лет назад. Я прекрасно помню это. Дерево было старое и при шторме могло повредить кровлю и окно второго этажа, где была семейная спальня Вашингтонов.
Наташа вздохнула, тормозя на перекрестке. Она обернулась ко мне:
Ну, наконец-то, приехали. Значит, под вязом тебя никто не связывал. (Desire Under the Elms) Тогда где ты был? Перестань валять дурака.
Я виновато улыбнулся:
Я был под этим вязом. Наташа посмотрела на меня с безнадежностью и отвернулась. Дальше мы ехали молча, не проронив ни слова до самого дома.
Мне нечего было добавить. Было нелепо пересказывать с начала всю эту историю. Во-первых, Наташа бы мне снова не поверила, а во-вторых, еще страшнее, если бы она мне вдруг поверила. Откуда же взялся этот вяз?!
«Может, специально пересадили другое дерево? Специально, чтобы сохранить первозданный вид. Почему нет», нашел я хоть какое-то объяснение в тот вечер для самого себя.
2На следующий одень мы провожали наших друзей в Москву. Мой школьный приятель, Володька, зубной врач по профессии и крючок по натуре, любил находить маленький человеческий изъян во всякой исторической личности. Он не преминул задать мне напоследок «вопросик на сображалочку»:
Вот ты книжный червь (Bookworm), купил себе даже годовой билет в Маунт-Вернон, а известно ли тебе, почему Вашингтон не терпел публичных выступлений и вообще длинных речей?
Точно не помню, пробормотал я.
Да потому, что у него зубов не было. Перед обедом он всякий раз вставлял в рот протез из слоновой кости.
Я потерял дар речи. Володька рассмеялся:
Что ты перепугался, как в кресле у дантиста.
Я не ответил. Но вспомнил эту в общем-то банальную историю про президентские зубы, вернее, про их полное отсутствие и про многочисленные протезы, которые ему мастерили умельцы со всего Нового и Старого Света. Об этом вам расскажет даже самый ленивый экскурсовод в музее Маунт-Вернона. От воспоминания вчерашнего дня я невольно сам прикрыл рот ладонью: «Бывают же совпадения!»
Я вернулся из аэропорта. В этот день у меня был выходной, и я решил пойти на званый обед в Маунт-Вернон. Но неожиданно я столкнулся с проблемой, которую сразу подметила моя супруга.
Ты собираешься, как на встречу с президентом! сказала мне Наташа, увидев, как я придирчиво примеряю уже третий костюм.
Я отшутился, что у меня важная встреча, с кем-то из администрации. Это люди консервативные, и мне бы хотелось соответствовать ситуации.
Действительно, выбрать одежду для приема в Маунт-Верноне было непросто. Я знал, что там устраивают званые обеды. Давно мечтал попасть на один из них, хотя и не прикладывал для этого никаких личных усилий.
Сначала я решил, что нужно надеть смокинг. Но мне показалось это чересчур старомодным, а может, как раз наоборот, если учесть, что вечеринка, скорее всего, будет снова костюмированной. Потом я примерил костюм-тройку. Наконец, одел клубный пиджак. Все смотрелось глупо и нестильно. «Ну не камзол же мне теперь заказывать в ателье!» решил я и посмотрел на часы. Времени для выбора у меня оставалось немного.
Я не решался спросить совета у жены. После вчерашней истории с вязом она наверняка подняла бы меня насмех. В общем, я решил одеться попроще: темные брюки, водолазка, клетчатый твидовый пиджак, плащ В конечном счете про дресс-код мне никто ничего не говорил.
На всякий случай я взял с собой диктофон. Мне почему-то казалось, что я могу завязать интересные знакомства и даже договориться об интервью. Ведь в Маунт-Вернон на званые вечера ходят всякие знаменитости.
Без пятнадцати шесть я уже подъехал к общественной стоянке у усадьбы-музея. Вообще-то я всегда опаздываю, но в этот раз я решил изменить своей дурной привычке. Хотелось соответствовать моменту. Правда, меня смутило, что на стоянке совсем не было машин. Значит, вечер был не такой уж и званый. В сомнении я вышел и прошелся мимо центрального входа в усадьбу. Было сыро и ветрено. Музей, работавший по зимнему расписанию, уже закрылся. Из здания вышли несколько припозднившихся служащих. Приветливо помахали мне. Сели в подошедший автобус. Из салона еще раз посмотрели на меня, но уже не приветливо, а, скорее, оценивающе. Я невольно съежился, отвернулся и поднял воротник плаща. Действительно, вид у меня был подозрительный.