Татьяна Тэя
Дочка для владельца Империи
Глава 1
Взрыв из прошлого
Вы в своём уме?
Смотрю на сидящего передо мной человека. Если бы не его удостоверение летел бы он из моего офиса на все четыре стороны.
Вполне, Всеволод Петрович, в своём.
Дайте документы.
Даже руку не протягиваю, жду, пока молодой полицейский дрожащими пальцами передаст мне бумаги.
Коротко просматриваю. Тут копии. Короткая записка, к кому обратиться в случае в случае проблем. Свидетельство о рождении, куда я вписан отцом. Выписка с диагнозом, которую отбрасываю в сторону. Это сейчас к делу не относится.
Взгляд тормозит на имени. Арина Васильева.
Это шутка, что ли, такая?
Внезапно образовавшийся ком в горле становится неожиданностью.
Где она? бросаю сухо.
В первой городской.
А ребёнок?
Там же. В детском отделении.
Если верить бумагам, у меня дочь. Пятимесячная дочь. С красивым именем Ульяна. Именем моей матери, к слову. Если это развод такой, то Арине не поздоровится. Хотя, если прислушаться к этому сопляку и справкам из больницы, ей уже не очень. Авария. Серьёзные последствия. Кома.
Арина оказалась хорошо продуманной аферисткой, не то чтобы я питал иллюзии насчёт этой девушки, свалившейся на меня, как снег на голову и вскружившей эту самую голову, но Чёрт, до сих пор у меня на неё ёкало
Рука невольно тянется к галстуку, чтобы ослабить узел.
Раздаётся лёгкий стук в дверь, и в кабинет заглядывает моя помощница.
Всеволод Петрович, инвесторы пришли.
Какие к чёрту инвесторы? Голова забита другим. Нет, определённо я не могу сейчас думать о делах.
Георгию набери. Пусть встретит. И Романа Витальевича подтяни, пусть кого-то из финансов возьмут. Сегодня без меня. Мне срочно надо отъехать по личному вопросу.
Последнее говорю на случай, если Гера или Рома поинтересуются, что за Апокалипсис случился у их генерального. Пропускать важные встречи совсем не в моём стиле.
Оля вопросов никогда не задавала. Вот и сейчас: кивает без лишних эмоций и закрывает дверь. Слышу, как цокают её каблуки, когда она удаляется от кабинета. В голове такая пустота, что привычные звуки кажутся оглушающе громкими.
И вы идите, приказываю парню, но тот настырен до скрежета в зубах.
В принципе, не такое уж плохое качество. Главное, чтоб с годами пыл не растерялся. Я знаю, как служба высасывает все силы и энтузиазм. Пример брата слишком ярко стоит перед глазами.
Так вы, значит, приедете?
Я поднимаюсь из-за стола, и парнишка сглатывает, но плечи расправляет, ожидая ответа.
Это к делу не относится. Вы меня оповестили. Теперь свободны.
Он решает не спорить, что-то там бормочет и пытается забрать документы, которые принёс с собой.
Оставьте. Всего доброго, прерываю его жалкие попытки.
И, наконец, остаюсь один. Сую руки в карманы брюк и шагаю к панорамному окну. Здесь на пятидесятом этаже «Империи» прекрасный вид на город. Особенно вечером. Мне нравится смотреть, как потоки трафика тянутся от центра к периферии. Чувствуешь себя чёртовым богом-громовержцем, наблюдающим за муравьиным копошением людей у себя под ногами.
А сама «Империя» огромный улей. Муравейником её как-то язык назвать не поворачивается. Только после одиннадцати вечера тут окончательно гаснет свет. Я привык работать допоздна. Особенно последний год. И те, кто в моей команде, знают, за что получают деньги. За результат.
Нажимаю кнопку на интеркоме, чтобы вызвать Олю.
Машину через десять минут к главному входу.
Принято. Что-то ещё?
Я колеблюсь, но отрицательно мотаю головой.
Нет.
Результат. Возможно, сейчас я встречусь с результатом неосторожной и необдуманной связи, произошедшей почти полтора года назад. А что мне делать с ним как поступить решу потом.
***
В первой городской суета. Ещё бы разгар дня. Я ненавидел больницы. Особенно последние два года до смерти отца. Это бесконечная череда реабилитаций, ожидание чуда, понимание, что чуда не будет. Мы увезли его в клинику в Израиль, где ему продлили жизнь ещё на три месяца. Каждый день был, как последний. Я тогда забил на бизнес, забил на всё, жить не хотелось. Особенно горько было смотреть на некогда сильного человека, потерявшего половину себя и превратившегося в немощь. Если со мной когда-нибудь случится нечто подобное пристрелите меня сразу. Может, и отец этого хотел. Но мы делали всё возможное, чтобы выиграть время, и чуть-чуть нам это удалось.
Всеволод Петрович? ко мне подходит зав отделением.
Его, наверное, уже просветили, кто я такой и как со мной следует обращаться. Уверен, я выгляжу странным пятном в этом суетливом царстве слуг Гиппократа.
Киваю, смотрю на мужчину чуть старше себя. Если мне тридцать два, то ему под сорок, а может, и меньше, просто перманентная усталость добавляет лет.
Детское отделение в другом крыле, но мы сейчас пройдём
Мать покажите сначала, перебиваю не совсем вежливо.
Пациент в реанимации, туда нельзя
Я и минуты не задержусь, смотрю на него, не моргая.
Мне надо удостовериться, что это Арина. Та самая Арина. Лживая, изворотливая предательница. Если бы я не был убит уходом отца, она бы не за что не обвела меня вокруг пальца. Но предатели всегда бьют по больному. Всегда находят момент наибольшей уязвимости. В них нет ничего человеческого. И с ними надо так же Их же методами Без пощады. Без прощения.
Заведующий отделением сдаётся. Мне выдают белый халат, который абсолютно бесполезен. Просят нацепить бахилы, в которых нет смысла. Я ведь даже в палату не захожу. Смотрю на неподвижно лежащее тело через стекло. Светлые волосы, заплетённые в косу, выбиваются из-под повязки. Профиль её. Трубка аппарата, торчащая изо рта, закрывает щёку. Но это, безусловно, Арина.
Я помню её другой. Живой, игривой. Испуганной и отчаявшейся тоже помню.
Невольно усмехаюсь. Тоже мне, спаситель невинных овечек
Доктор не понимает, что меня так развеселило, но никак не комментирует.
Она транспортабельна? оборачиваюсь к нему.
Определённо нет.
Могу я тогда привести своего специалиста?
Если хотите, но нужно разрешение на
Разрешение будет.
Мужчина хмурится, недоволен, что я постоянно его перебиваю.
Когда можно будет её забрать? На ваш взгляд.
Несколько дней я бы пациента не трогал. Через неделю, возможно, когда состояние стабилизируется.
А оно стабилизируется?
Кризис миновал.
Киваю. Мне, конечно, нужны ответы на вопросы. И дать их может только Арина. Так что пусть приходит в себя, а потом потом поговорим. Ей придётся всё объяснить. И если этот ребёнок мой самое главное: почему она скрыла беременность.
По дороге в детское отделение мы оба молчим. Но в лифте, возможно, чтобы избавиться от напряжения, доктор начинает объяснять про бумаги, которые мне требуется заполнить, чтобы забрать ребёнка.
Забрать ребёнка? переспрашиваю на автомате, впервые за долгое время ощущая растерянность.
О таком исходе я даже не подумал. Это совсем не похоже на меня, привыкшего продумывать действия на несколько ходов вперёд.
У нас здесь не санаторий, хмурится он. В любом случае, завтра тогда позвоним в органы опеки
Его слова меня злят, руки в карманах брюк сжимаются в кулаки.
В этом нет надобности, снова перебиваю и зарабатываю очередной недовольный взгляд.
Определённо я ему не нравлюсь. Это отчего-то меня веселит. Но веселье проходит, когда мы доходим до палаты, где стоит кроватей шесть, не меньше. Все дети с мамами, они настороженно смотрят на меня, не понимая, что такой человек забыл в этом месте. Кто-то начинает судорожно приглаживать волосы, и это действие вызывает во мне странную улыбку.
Впрочем, она быстро тает, когда я вижу одинокую металлическую кроватку в углу. Белую, казённую. И спящего внутри ребёнка.
Он такой маленький То есть она Лежит на спине, повернув головку на бок. Волосы у неё светленькие, как у мамы. Пока я не вижу никакого сходства с собой, но отчего-то внутри всё замирает. Между мной и ребёнком есть какая-то связь. Я её ощущаю.
А точнее мои ощущения подтвердит тест ДНК. Чтобы уж никаких сомнений не оставалось.
Отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на дочь? Снова неприятное, вернее, незнакомое чувство растерянности, накатывает. Это злит меня. Умом понимаю, что всё от неожиданности. Меня просто застали врасплох. Огорошили. Да и можно ли подготовится к подобным новостям. Взрыв из прошлого не иначе.
Вы можете позвать кого-нибудь? прошу я.
Прошу, а не приказываю.
Медсестру?
Да и что от меня требуется, чтобы забрать его? То есть Ульяну?
Имя на слух ощущается каким-то чужеродным, хотя миллион раз за свою жизнь произносил его. Только никогда не называл им кого-то другого, кроме матери. Почему Арина дала ей это имя? Специально? Наверняка, да. Знала, чем меня прошибить, в случае чего