Мне нужны продукты В сумке!
Габриэль подошел к кухонному столу и нашел в ящике полиэтиленовый пакет. Положил в него две пачки печенья, фрукты и поставил на барную стойку, разделяющую кухню и гостиную. Свободной рукой незнакомка зажимала рану. Нехорошую рану, прямо под ребрами. Когда она отняла руку, та была вся в крови.
Деньги! бросила она. Все, что есть.
Он вынул из внутреннего кармана куртки бумажник и вытащил две купюры по пятьдесят евро.
И ваш телефон! И ключи от вашей машины
Габриэль отдал, ожидая новых инструкций. Говорить девушке становилось все труднее.
На ко лени! приказала она.
Он беспрекословно покорился. Трясущейся рукой девушка схватила пакет, бросила туда деньги, телефон и ключи, не сводя глаз с Габриэля. Потом попятилась, держа его на мушке. Когда она уже открывала дверь, ноги у нее подкосились. Она сразу осела на пол, уронив пистолет и застонав от боли. Протянула за пистолетом руку, но тот уже поменял владельца. Габриэль целился ей в голову. Теперь приказывать будет он.
Поднимайся!
Она встала на колени, а затем с нечеловеческим усилием выпрямилась:
Отпустите меня!
С моей машиной, телефоном и деньгами? ответил он, оскалившись. Может, тебе еще что-нибудь нужно?
Девушка ногой подтолкнула к нему полиэтиленовый пакет и умоляюще вытянула руки:
Просто отпустите меня Просто отпустите
Едва она произнесла эти слова, как силы снова ее оставили. Девушка глухо стукнулась головой о пол. На этот раз она уже не шевелилась. Габриэль засунул пистолет за пояс и осторожно приблизился к ней. Нет, она не притворялась, она и правда потеряла сознание.
Он достал сигарету и спокойно закурил, наблюдая, как незнакомка умирает у его ног.
2
Я немного помню маму. Теперь ее лицо размыто, но я знаю, что она сияла, как солнце. Ее длинные темные волосы блестели, как шелк, а руки были мягкими, как и ее улыбка. Рядом с ней мне казалось, что все будет хорошо. Что ничто нас не может разлучить.
Я помню в основном ощущения ласку, запах духов, нежные слова. И некоторые образы. Как мы смеялись, как танцевали, как обнимались. Я держала ее за руку, и мы бежали босиком по горячему песку. Я садилась к ней на колени, сворачивалась калачиком и засыпала.
Мама умерла, когда мне было пять с половиной. После похорон отец отвез меня к маминой сестре, тете Афак. Женщине с тяжелым взглядом и грубыми руками, которая почти никогда ничего не говорила. Она сказала мне, что я для нее лишний рот, что мне нужно стать для нее полезной. Следует уточнить, что у Афак было три сына и не было мужа. Так что я делала, что могла.
Я ждала, пока останусь одна, чтобы оплакивать маму. Чтобы вспоминать о ее уверенных руках, успокаивающем запахе, о песнях, которые она мне пела. Она снилась мне каждую ночь, как будто она умерла не по-настоящему. Как будто ее не отняла у меня лихорадка.
Когда мне исполнилось шесть лет, Афак отправила меня в школу. Я посещала ее три раза в неделю, что уже было большой удачей. Школа находилась далеко, до нее приходилось идти пешком целый час. Но я была счастлива, что хожу туда, что учусь стольким вещам. Что встречаю там девочек моего возраста.
После школы я переодевалась и шла в деревню за водой. Потом помогала тете готовить ужин. В дни, когда я не училась, я стирала, ухаживала за козочками и маленьким огородом, где тетя Афак выращивала овощи, которые затем продавала на рынке. Мы вполне сводили концы с концами, и в общем нам было не так уж и плохо.
Я прожила у тети два с половиной года, за это время отец женился на другой женщине и она родила ему двоих сыновей. Он редко заходил к нам в гости и каждый раз уезжал без меня. Я надеялась, что однажды он произнесет магические слова: «Собирайся, мы возвращаемся домой».
Когда мне исполнилось семь, в деревне появился один человек. Он ходил по домам и постучал и в нашу дверь. Он сказал тете, что знает в городе богатых людей, которые хотят нанять девчушку, чтобы та занималась домом и детьми. За это он пообещал тете Афак денег, а мне велосипед, чтобы ездить в школу. Он уверял, что в городе мне будет хорошо, что я там заведу подружек и буду даже получать небольшую зарплату. Я не произнесла ни слова, потому что тетя мне это запретила, и она же ответила вместо меня. Она сказала этому месье, который был прекрасно одет, что я ей нужна и что его предложение ее не интересует. Когда он ушел, тетя Афак объяснила, что он все наврал и она отказала ему, желая меня защитить.
В детстве тетя была служанкой, но вспоминать об этом не любила. Несмотря на ее предостережения, мне стало немного грустно. Я подумала, что жить в городе и ездить на собственном велосипеде, наверное, чудесно.
День рождения, когда мне исполнилось восемь, выпал на воскресенье; рано утром пришел отец в сопровождении какой-то дамы. И я на мгновение подумала, что он ушел от своей новой жены Навель и предпочел ей другую.
Я ошибалась.
Эту женщину звали Межда, она была родом из той же деревни, что и мама, и когда-то была с ней немного знакома. Сейчас она жила во Франции, а в Марокко приехала на время отпуска.
Межда выглядела элегантной, улыбчивой и очень милой. Она принесла подарки для тети еды, которой бы хватило кормить детей в течение месяца, и даже подарила мне на день рождения чудесную куклу с фарфоровым личиком и в изящном платье. Кажется, я никогда еще не видела ничего более красивого, кроме, конечно, маминого лица. У куклы были большие карие глаза, рыжие косички и губы нежного бледно-розового цвета. На ней была широкополая шляпка и платье, как на принцессах из сказок.
Я скакала от восхищения. Взяла куклу, прижала к себе и подумала, что она останется со мной навсегда.
Мы пообедали, и мне позволили держать куклу на коленях, пока мы ели. Незабываемый момент, один из самых прекрасных в моей жизни.
После обеда я узнала от отца, что Межда предложила ему взять меня на попечение и забрать с собой во Францию, где меня ожидает лучшее будущее и представится больше возможностей. Он согласился. Моего мнения он, конечно, не спрашивал. В любом случае я бы и не поняла, если бы он это сделал.
В тот же вечер я попрощалась с тетей Афак и двоюродными братьями и уехала с отцом и Междой в машине, которую женщина взяла напрокат. В большой машине, которой были нипочем ухабистые дороги и которая стоила, наверное, столько денег, что отец никогда бы себе такую не купил. Я села на заднее сиденье и всю поездку думала о тете Афак, той было грустно, что я уезжаю от нее.
Мне же не было ни грустно, ни весело. Просто тревожно.
Я думала, что мы заедем в наш старый дом, но мы поехали прямо в аэропорт. Там я увидела, как Межда дает отцу денег. Кажется, восемьсот дирхемов[2]. Небольшое состояние.
Он взял меня за плечи, чтобы сказать несколько слов:
Я не могу больше держать тебя у тети Афак, но у меня недостаточно денег, чтобы кормить своих сыновей и жену. Как же мне еще и тебя прокормить? Там, во Франции, ты пойдешь в школу, обучишься какому-нибудь ремеслу. Для тебя это настоящая удача.
Затем он наказал мне хорошо себя вести, не позорить семью, а потом обнял. И сел в автобус, а я смотрела, как тот увез его прочь.
Межда взяла меня за руку, и мы зашли в здание аэропорта. Она была со мной очень добра, уверила в том, что я скоро смогу приехать проведать тетю и отца. Что открою для себя то, о чем мечтают все маленькие марокканцы. Что во Франции мне понравится.
Чувствовала я себя странно: мне было и радостно, и страшно.
Межда вручила мне паспорт, выписанный не на мое имя, объяснив, что у нее не было времени сделать мне мой собственный документ. Она попросила меня выучить наизусть фамилию, написанную на паспорте, я ее сейчас не помню. Если полицейские будут о чем-то спрашивать, я должна ответить, что я племянница Межды и что мы едем на каникулы во Францию. В общем, это было похоже на игру. Довольно волнительную игру.
Когда мы посреди ночи сели в самолет, я испытывала настоящий восторг! Я ведь никогда не ездила дальше своей деревни или деревни тети Афак Во время полета Межда спала, а когда проснулась, то стала намного менее доброй.
* * *В Париже мы сели в такси. Тогда Межда сказала, что мы едем к ее двоюродной сестре и ее мужу, Тьерри и Сефане Шарандон. Отныне я буду жить у них. У этих незнакомых мне людей. И я поняла, что за их доброту мне придется отплатить им своим трудом.
Мы проехали по Парижу, шел дождь. Я еще никогда не видела такого большого, красивого и богатого города. Еще никогда не видела столько машин разом. Мне казалось, что я на другой планете или в другом веке. Мне хотелось остановить машину, оглядеться вокруг, узнать что-то новое. Я задавала вопросы Межде, но та не отвечала. Она больше не улыбалась, разговаривала сухо, и я подумала, что, наверное, наше путешествие утомило ее.
Когда мы прибыли к моим новым «родителям», я вела себя очень застенчиво. Сефана, двоюродная сестра Межды, показала мне дом, уточнив, что мне запрещено его покидать. Что если меня увидят соседи, то вызовут полицейских, которые бросят меня в тюрьму, потому что у меня нет права находиться во Франции. Если кто-нибудь что-нибудь спросит, я должна солгать и сказать, что я племянница Сефаны.