Журнал «Юность» 08/2022 - Литературно-художественный журнал 9 стр.

В десять утра позвонила главреду. Главред сказала, что пока что не в редакции, на встрече.

 О, отлично, я тоже хотела из дома поработать, если разрешишь. У меня просто интервью то, спортивное ну да Как прошло? Да как тебе сказать Не, мужик-то крутой, красивый, умный, амбиции: Майкл, говорит, Фелпс отдохнет Что?.. Ну так вот он говорит, вообще оригинально говорит Ну как все они Нет, не ужас-ужас Сделать текст такой рубленый, назывными предложениями, как «Известия» в 80-м году Еще подумаю, ага Ну поняла я, да. Ладно, подумаем про сезонную тему. Навскидку вот: как подготовить фигуру к праздникам Такое всегда хорошо, да Каким праздникам? Мм ну, какие-то ж есть будут Праздник есть всегда!

Валерий Попов

Родился в 1939 году в Казани. В 1946-м семья переехала в Ленинград. Окончил школу с золотой медалью, затем Ленинградский электротехнический институт, сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. Но главной литературной школой стала дружба с замечательными ленинградскими шестидесятниками Битовым, Довлатовым, Бродским, Кушнером. Автор более чем сорока книг, лауреат Премии Правительства РФ, премии «Большая книга» в номинации «За вклад в литературу» и некоторых других. Председатель Союза писателей Санкт-Петербурга.

Последнее безумное поколение

Полуутопия

 Ну, все? Чайку и к станку!  бодро произнес я, имея в виду мой компьютер.

 Сейчас!  Анжела уже что-то набирала на смартфоне.  Заказываю завтрак!

 Зачем? У нас же все есть!  Я распахнул холодильник.

 Ой, а у меня бонусы!  слегка даже растерянно сообщила она.

Против бонусов не попрешь. Кивнул.

 Две пиццы,  набрала.  Ой! Ты же драники любишь. Сейчас!

Работала с бешеной скоростью, как радистка Кэт из известного сериала. Не уверен, что она не отправляет сейчас ежедневную сводку кому-то. Нелегко было к этому привыкнуть. Так же, как к тому, что она ежевечерне разбирает-собирает себя (профилактика), а потом начинает кокетничать. Хотя конструкция ее совершенна и главное не подвержена коррозии. А также коррупции. Идеальная жизнь.

Помню, решался вопрос: «А нужны ли страдания вообще, когда уже можно обойтись без них? Исключаем?» Технологии позволяют. Но почему-то я, в те годы весельчак и гуляка, вдруг решил создать Партию страдальцев, и мы вошли с нею в Парламент. Ведь все великие сочинения, прославившие человечество, построены на страданиях. «Во что мы превратимся без них?»  помню свой пафос.

Но! Все свалили на меня одного. «Ну? Когда?  Мои веселые друзья по власти звонили мне (в трубке слышался звон рюмок и радостные женские голоса).  Рожай!» Они веселятся а рожать мне!

И после бессонных ночей я выдал «Уложения», в которых оставил лишь два несчастья: «Потеря близкого человека» (как раз недавно это произошло у меня) и «Уход». И «Уложения» приняли как Закон, обязательный для исполнения. Всех устроило. И жизнь не превращается в сплошной ад и есть место высокой трагедии.

Появились Вершители: кто-то должен был все это исполнять. Но, естественно, имена их скрыты во избежание коррупции. А также мести. Не всем нравится «Потеря близкого человека», да и собственный «Уход». Но иначе жизнь бы превратилась в метро в час пик, мы просто передавили бы друг друга.

Внедрялись эти «Уложения» нелегко. А что легко? Только критиковать все со стороны, упиваясь собственным совершенством. Я и сам был таким, пока не пришлось что-то делать самому. И постепенно мне стала нравится сладкая тяжесть работы и даже риск ответственности. Без этого ты не человек.

И получилось. Душа после «Ухода» оказывалась «на столе» у Дарителя, решавшего, дарить ли тебе новую жизнь, а если да, то в какую «степь» тебя заслать. Достучаться до них, естественно, невозможно: имена и адреса скрыты. Иначе бы лестница в их доме обрушилась от все растущей толпы родственников «ушедших».

Естественно, и Вершитель, и Даритель назначались отдельными, формально независимыми органами власти, и никакой «гласности». Имена их знал лишь самый тупой и забывчивый компьютер, подсчитавший голоса и пославший им «извещения» и денежные переводы на их деятельность. После чего это устаревшую и «слишком много знавшую» машину торжественно и публично скинули со скалы. Вдребезги!

Работаем. Но тайно. Да и я, Сочинитель, формально погиб в автокатастрофе, чтобы не погибнуть на самом деле,  желающие бы нашлись, а это подорвало бы престиж «Уложений». Теперь я крупнейший специалист (тщеславию все же надо кинуть кусок) по «позднесоветской литературе», особого внимания в наши дни, когда и классику-то уже забыли, не привлекающей.

В таком качестве я и сыскал (слово подходящее?) любовь Анжелы. А она сыскала любовь мою? Скользкий вопрос. И даже тревожный. Уж больно ласковая сейчас такой еще не была никогда. Хочет любви? А зачем? Да для «Потери близкого человека», мне кажется. И кто «баллотируется» на «близкого»? Да я а кто же еще! Больше некому. Умею «влипнуть»! Кстати, без «потери близкого человека» и на работу ответственную не берут. Человека без страданий и чужие страдания не проймут. И уж тебе, автору «Уложений», стыдно уклоняться от бед. И не уклонялся, красиво погибал. Но что-то в этот раз не хотелось. Какие мы «близкие люди»? Не о чем говорить, кроме как о бонусах. Не хочу погибать непонятно за что. Трагедии все давно уже превратились в фарсы, для облегчения школьной программы. Вот тезисы «лучших» сочинений, отобранные комиссией, в которой я, кстати, был:

Гамлет! Не сцы!

Отелло! Ты лох!

Евгений! Тебе бы кроссец по пересеченке, а не дуэль!

Анна! Прикинь!

Какие сочинения такая и любовь. За что же страдать, какие «близкие люди»? За кого гибнуть? Бежать!

Звонок в дверь. Вот он, момент!

 Кто там?

 Две пиццы! Получите.

Пора.

 Какая, на фиг, пицца? Я заказывал драники! Ухожу!

 Ну, может быть, пицца?  Анжела хватала меня за руки.

 Ну уж нет! Чтобы меня так унижали в моем доме этого я себе не позволю!

Такие неуклюжие фразы стали нормой. Сымитировал неплохо. Быстро оделся.

 Ты куда?

 Туда, где меня уважают!

Адреса не указал. Поскольку его не знаю. Выгреб все из холодильника в пакет.

 Просрочка!  пояснил.

Чтобы не упрекала в жадности. Мобильник незаметно положил в стол.

 Прощай!

Настоящие слезы (и у меня, кстати). Вскочил в лифт и сразу же заиграла задушевная музыка, и проникновенный голос (мой) прочитал:

Любовью дорожить умейте,

Еще пять этажей!

 Чушь!  вырвалось у меня.  Песен у меня много сложено, а вот любви нет!

 Как же вы так?  спросил лифт, уже от своего имени.

 Тебе не понять!  воскликнул я.

Секундная задержка но это меня и спасло. Перед раскрывшейся дверцей лифта просвистел какой-то тяжелый предмет и, подпрыгнув на кафеле, развалился на части. Так с десятого этажа.

 Ну, ты выходишь нет?  прохрипел лифт.

Обиделся на меня. Но жизнь спас. Поэзия спасла.

Я разглядывал «взорвавшийся снаряд». Что это было? Ракета ближней дальности? Или, может быть, голова Анжелы, отвинчивающаяся? Бросила ее в меня, как упрек. Тяжелый упрек! И ушла из жизни. Хоть и не близкий человек! Но нет. Не похоже. Цвет не тот. Голубой. Так Помойное ведро! Помойным ведром хотела меня убить! Такую вещь и не пожалела, для не близкого человека! Срочно валить. В доме и потяжелей вещи есть.