И, черт возьми, все кажется так просто
Осторожно выбираюсь из комнаты люди в форме смотрят на меня так, будто не могут понять, что со мной сделать, застрелить меня на месте или пропустить. Иду куда-то в никуда, откуда я знаю, куда идти, что по анфиладе и направо, а дальше вверх по лестнице, в неприметную дверь, которую я бы и не заметил, если бы не знал но откуда черт меня дери, откуда
Толкаю дверь, сам удивляюсь, что не заперто, он стоит спиной ко мне, до черта близко, вижу рукоятку пистолета, торчащую из его кармана, дальше все как во сне, я не смогу вытащить оружие незаметно, но я должен, просто, умри, а сделай, или просто умри
Он хватает меня за руку с какой-то нечеловеческой стремительностью, разворачивается, смотрит на меня, у него и правда рыжие глаза с зелеными крапинками, как про него говорят, весь какой-то щуплый, водянистый, будто бы не то просвечивающий, не то вообще светящийся. Приотпускает оружие, будто играет со мной, смотрит выжидающе:
Ну, давай давай
Голос шелестящий, как листья по осени, похож и в то же время не похож на голос по радио, как будто тот же самый голос, но переодетый из делового костюма во что-то домашнее, повседневное, и сам он, даром, что в костюме, правда, без пиджака, кажется каким-то домашним, каким-то неправильным.
Ну, давай же
Чувствую, что он смеется надо мной, он не верит, что я смогу что-то сделать, я сам не верю, что смогу что-то сделать, и понимаю, что в жизни себе не прощу, если
вздрагиваю от выстрела так, будто не я стрелял, а в меня стреляли, и стыдно признаться, что это сделал не я, не я, оно само хлопнуло, кровавые кляксы на белоснежной рубашке, он расстегивает пуговицы, смотрит на аккуратное черное отверстие, которое тут же затягивается.
Ну давай еще?
Стреляю ему в голову уже просто от собственного бессилия, понимаю, что ни черта я тут не сделаю, что происходит какая-то муть, безумие какое-то, которое мне никто объяснять не собирается.
Входят люди в форме, снова не понимаю, почему меня не убивают, почему мягко уводят куда-то, пойдемте, пойдемте, ваши апартаменты здесь, в правом крыле, пожалуйста, может, чего-нибудь принести? Так и хочу ляпнуть, принесите мне городок, и дом мой, и тетку, хотя нет, тетку не надо, хотя нет, пусть будет, только пусть не орет. И маму еще, даром, что я её никогда не видел, и Даньку придурка, и да ну вас совсем
И все-таки опешиваю, когда вижу Даньку, глубоко за полночь, вот так, пробирается в окно, откуда он вообще взялся, Данька умеет так взяться, что в жизни не поймешь, откуда. Почти верю, что Данька и правда пришел, потому что я его заказал, пусть даже мысленно, тут же спохватываюсь, а кто это мог знать, что я его заказал, или они уже мысли мои читают, или как Тут же понимаю, что рассуждать некогда, какого черта Данька взводит курок, совсем с дуба рухнул, или как, еще хочу сказать себе, что это розыгрыш, хорош уже придуриваться, и понимаю, что ни черта он не придуривается, он и правда, слышу чей-то голос в данькином наушнике, обычно у него там музыка какая-то, которую и музыкой назвать нельзя, а теперь голос, резкий такой, каркающий, убей его, чего ждешь-то, стреляй Данька, дурище такое, на что ты рассчитывал вообще, забыл, что ли, как с тобой сражались еще в шутку, как я у тебя палки из рук выбивал, а теперь р-раз, наступить на пистолет, два наступить на протянутую Данькину руку, врешь, не возьмешь, а теперь хрясь по второй руке, ага, больно, а-а, ты еще ногами бить будешь, в-вот тебе в висок, что-то мерзко хрустит под моим кулаком, сердце холодеет, не надо, не надо, ну пожа-алуйста
Когда люди в форме вбегают в комнату, я уже держу Даньку на мушке, знаками показываю, что уже все под контролем, сейчас я его прихлопну, нет, дайте я сам
Люди уходят, медленно, нехотя, не торопятся оставлять меня наедине с Данькой, которого я сейчас прихлопну, а ведь прихлопну же, а сам виноват, а нечего было лезть, и вообще, хорош братец, ничего не скажешь, хоть и двоюродный, а все равно
дебилище Данька буквально выплевывает слова, деби лище ты не по нял у те бя с ним связь
С кем еще?
С этим, с кем
Ты че несешь вообще, бошку давно не отрывали?
Да не, не в этом смысле
А в каком еще?
Да черт пойми в каком короче, тебя ранят, он тоже будет ранен, тебя убьют, и он умрет сечешь?
Хочу спросить, кто ему сказал такое, что за бред вообще, не спрашиваю, уже понимаю, что это правда, безумная, немыслимая, но правда, а значит Кусочки головоломки стремительно складываются, уже понимаю, зачем пришел сюда Данька, врешь, не возьмешь, мир кувыркается перед глазами, вспоминаю, что не я один умею выбивать из рук оружие, черт, Данька, пусти-пусти-пусти, слышу, как кто-то орет в динамик данькиного наушника, не трогай его, слышишь меня, не вздумай даже понимаю, что Даньку не остановить, еще успеваю услышать его коронное падай, ты убит
Хочу спросить, кто ему сказал такое, что за бред вообще, не спрашиваю, уже понимаю, что это правда, безумная, немыслимая, но правда, а значит Кусочки головоломки стремительно складываются, уже понимаю, зачем пришел сюда Данька, врешь, не возьмешь, мир кувыркается перед глазами, вспоминаю, что не я один умею выбивать из рук оружие, черт, Данька, пусти-пусти-пусти, слышу, как кто-то орет в динамик данькиного наушника, не трогай его, слышишь меня, не вздумай даже понимаю, что Даньку не остановить, еще успеваю услышать его коронное падай, ты убит
Ты ты что натворил вообще? Я говорил тебе, и трогать его не смей!
Да вас не поймешь, то сами отправили Даньку убивать, теперь трогать не смей мне, думаете, просто было брата вот так угрохать
Да ты не понимаешь это же на брате твоем только опробовали
Что опробовали?
Связь эту
А кто опробовал?
Я откуда знаю, кто это все делает? Так или иначе, эта хрень теперь на весь мир раскинется, где одного убьют, там и всех вслед за ним по цепочке и ты цепочку эту запустил уже
Перебраться в Иронию
Они смотрят на меня их шестеро, а мне от волнения кажется, что миллион думают, что со мной делать, или застрелить сразу, или спросить, какого черта я здесь делаю. Наконец, спрашивают, будто сами пугаются того, что спрашивают:
Цель визита?
Понимаете, я
Понимаю, что не смогу объяснить, что все слишком сложно, если не сказать больше я даже себе не смогу объяснить, зачем я пришел сюда, а уж другим
Я плохой, говорю я, наконец.
Вот-вот плохих-то мы не пускаем, у нас своих плохих хватает
Я понимаю, как сейчас нелепо будет звучать я пришел, чтобы стать хорошим. И все-таки это единственное, что я могу сказать под ехидные смешки тех, кто поймал меня на границе. Они смотрят на меня с презрением, и в то же время изумленно нет, границы стран, конечно, пересекали, но чтобы границы миров
Смотрю на них знойных, южных, злобных, здесь знойные и южные все злобные, здесь, в этих мирах, которые создавал автор после того, как перебрался в края, где зимой на пару дней выпадает снег, где есть не только лето, но и весна и осень, и пара дней снега, когда фахверковые мельницы кутаются в шубы. Я не хочу смотреть на них знойных и злобных, я хочу смотреть на фахверково-мельничных, снежных на пару дней здесь автор должен сделать их честными и благородными.
Почему вы незаконно пересекли границу?
Осторожно отвечаю, что эту границу невозможно пересечь законно, потому как же иначе.
Вы должны были пройти через таможню
Парирую но здесь нет таможни. Кажется, мой ответ приводит их в ярость, кажется, им не нравится, что я выставляю их дураками. Спохватываюсь, только сейчас понимаю, что нужно делать, вынуть из кошелька несколько золотых, протянуть этим, настороженным, недоверчивым, и они сразу же расплывутся в любезных улыбках, потому что автор создал их такими. Спохватываюсь, что золотые у меня отобрали, у меня вообще все отобрали, включая едва ли не меня самого.
А что у вас на хвосте? спрашивает один из них, кажется, главный, хотя кто его знает
Понимаю, что это мой единственный шанс разить, вонзать острое жало в глубине хвоста в смуглые тела, одно, два, пять, десять, их и правда десять, или еще понабежали, что ли, ну да. Так и есть, имя им легион, ну да ничего, яду хватит на всех, а на кого не хватит яду, тому пронзить горло острым жалом, там, где пульсируют вены
Прохожу мимо неподвижных тел, кто-то еще бьется в конвульсиях, добиваю двумя ударами. Корю себя, сколько раз обещал не делать этого, я же хочу, чтобы все был по-другому, по-новому, а сам опять и опять проклинаю себя, пропади оно все, пропади, пропади пропадом, ну а что я хочу, я еще не умею быть порядочным или каким там еще, я же еще не добрался до краев, где кроме лета бывает осень, весна, и пара снежных дней, я же еще не познакомился с теми, кто живет там, я же еще
В пустоте мечется так и не заданный никем вопрос как это, черт возьми, у тебя получилось кто-то из убитых хотел спросить это, когда еще был живым, но не успел. Отвечаю никому, в пустоту так все оказалось проще некуда, когда меня убивали, грохнул выстрел в тумане ночи вот тут главное думать, что просто грохнул выстрел, никто не написал, что меня убили, значит, можно остаться живым, бежать в туман, куда-то в никуда, вот это важно, чтобы в никуда, главное, не думать, куда бежишь, и тогда твоя собственная книга окажется где-то за спиной, ты уже понимаешь, что не внутри, а снаружи, и где-то впереди маячат огоньки других миров, если вооружиться биноклем, можно прочитать названия, «Свет погасшей звезды», «Потерянный космос», «Падаем в небо», я долго не могу найти те миры, которые появились после того, как автор перебрался в края фахверковых мельниц не могу, я уже отчаиваюсь, когда буквально натыкаюсь на «Два дня снегопада»