Аврелия осторожно, но уверенно пошла вперёд. А меня будто бы столбняк хватил. Она сделала шаг, потом ещё шаг. В живот полетело острие гладиуса, и лишь в последний момент я успел закрыться щитом. Я никогда не был так близко к смерти. Доля секунды и лежал бы мой труп на песке в собственной крови.
Так продолжалось ещё очень долго. Это была игра в одни ворота: она нападала, а я защищался, вот уж чему Пётр меня точно научил. Но я знал, что рано или поздно она поразит свою цель.
«Надолго ли меня хватит? Нужно напасть. Вот только как?»
Я совсем забыл, что соперника можно прессовать щитом, пока она об этом не напомнила. Она упёрлась щитом в мой гладиус, с силой прижимая его к моему телу. Я сделал шаг назад и упал.
Жизнь перед глазами не пронеслась. Пронеслись имена. В этот момент начинаешь любить всех своих близких ещё сильнее, верить во всех богов сразу, а в голове одно лишь «не надо». Надо мной возвышался её меч. Она хотела буквально вонзить его в тело.
Но страх серьёзная сила, даже если сам ты слабак. Я оттолкнулся от земли и откатился в сторону за миг до того, как её меч вошёл в землю, и резко вскочил. Всё это, наверное, выглядело крайне неуклюже. Она уже вновь замахивалась, и я хотел было закрыться щитом, но
И щит, и гладиус лежали у Аврелии в ногах. Уворачиваясь от удара, я потерял своё вооружение. Так что ничего не оставалось, кроме как бежать. И я побежал.
Гладиаторша бежала за мной, а я от неё. И вот тут-то всплыли мои преимущества: скорость и выносливость. Я оказался быстрее неё. И дело не в щите и не в мече они не такие уж и тяжёлые. Аврелия была накаченной, но не в ногах. Её собственные мышцы оказались дополнительным грузом.
Найти слабое место противника.
Я бегал по арене самыми непредсказуемыми путями. Она бы с радостью срезала путь и обманула меня, но куда и когда я сверну? В моём распоряжении было огромное пространство, и я мог водить её за нос очень долго, пока не добрался бы до щита и меча.
Я поднял экипировку, пока Аврелия еле бежала ко мне и задыхалась. Ноги её уже слушались с трудом, да и я порядком устал. Но на моей стороне был адреналин. Я побежал на противницу и резко прижал её гладиус своим щитом.
Инстинкт самосохранения самый важный и исправно работающий из всех инстинктов. И он придаёт сил. Вот уже я давил её щитом. Аврелия пыталась отойти, но я продолжал уверенно идти на неё.
Необходимо было атаковать. Но я не представлял, как. Любой удар из тех, которым меня учил Пётр, она бы отразила. Я плохо их проводил, а гладиаторы хорошо их знали. Пришлось импровизировать.
Я оттолкнул Аврелию от себя и замахнулся гладиусом, проведя режущий удар по её правой руке. Той, в которой она держала своё оружие.
Из раны хлынула кровь. Гладиус и щит выпали из рук Аврелии, она зажмурилась, стиснула зубы и крепко вцепилась пальцами в рану, заливая их кровью. Порез вышел глубокий, и ей сейчас было очень больно. Я видел, что Аврелии хотелось кричать, но она терпела, и казалось, что сейчас эта мускулистая дама прокусит в губе ещё одну рану.
Обезоружить врага.
Аврелия стояла в метре от меня абсолютно беззащитная, а я просто не мог её добить.
Передо мной был человек. И казалось, если я проведу этот последний удар, тотчас сам перестану им быть.
И тут она посмотрела мне в глаза и хитро улыбнулась, совершенно сбив меня этим с толку. Аврелия оправилась и подняла окровавленную левую руку вверх, оттопырив указательный палец. Я невольно посмотрел на небо вслед за пальцем.
Только сейчас я заметил, что над нами возвышалось гигантское табло. Показывала она, конечно, не на него, а буквально в небо. Видимо, это был какой-то символический жест.
Великий народ Рима! закричал ведущий в микрофон. Сейчас вам предстоит решить судьбу Аврелии Ферокс!
Толпа закопошилась, нажимая кнопки на пультах, которые были у каждого зрителя. Через несколько секунд на табло большими зелёными буквами загорелось слово «Помиловать».
Вот это бой! раздался голос ведущего. Победу одержал Ка-а-арл Деспе-е-ерати-и-ис!
Люди вновь неодобрительно завыли. Было ощущение, что меня ненавидел весь мир. Подъёмник доставил на арену вигилов, и они тут же взяли меня под прицел. Конечно, это справедливая мера предосторожности, ведь у меня был меч, и я находился в достаточно агрессивном состоянии. Они зашли со спины и повели меня к лифту.
Я победил. Но это сегодня.
Пётр налил коньяк в железный стакан и протянул его мне. Я сидел на нарах, прижавшись к холодной бетонной стене. Петя разместился рядом в позе лотоса.
Я победил. Но это сегодня.
Пётр налил коньяк в железный стакан и протянул его мне. Я сидел на нарах, прижавшись к холодной бетонной стене. Петя разместился рядом в позе лотоса.
На, глотни. Повезло тебе с этой девочкой.
Я пригубил коньяк.
Девочка? По-моему, это огр, съязвил я в надежде, что здесь знают про огров, и выпил весь коньяк залпом.
Кто? переспросил Петя.
Неважно. Фольклор древних индейцев.
Они опять сидели вокруг стола и играли в карты, спокойно, будто никто только что не бился насмерть. Наверное, и Петя присоединился бы к ним, если бы не жалость ко мне. Действительно, а чего заморачиваться, раз все выжили? Одного меня до сих пор немного трясло. Наверное, было бы интересно подключиться к партии, вникнуть в местные азартные развлечения. Но на это не было ни сил, ни настроения. Я упал на нары и уставился в потолок.
Ты, к слову, завтра опять сражаешься, сказал Вилберт. Слышишь, Свят?
Откуда вы это узнаёте вообще? спросил я.
Так во дворе же расписание висит, ответил мне Харман.
Смерть по расписанию. Что может быть удобней? Подходишь к «доске объявлений» и смотришь, когда тебе умирать. А свободные римляне наверняка где-то так же смотрят яркие постеры с датами. Это же так весело: смотреть на чужую смерть.
«Неужели только христианство было необходимо, чтобы понять, что убивать людей для удовольствия это аморально? Что случилось в этом мире? Ведь должна была произойти цепочка событий, которая привела к нынешнему порядку вещей. Где этот мир сошёл с рельс истории?»
Я не эксперт в истории Древнего Рима, да и в истории вообще. Все ответы оставались за кадром. Да и важны ли они сейчас? Эти знания всё равно не смогли бы спасти мне жизнь.
Я так и лежал, пока Пётр не налил ещё коньяка.
Эй, Свят, сказал он. Давай за Перуна.
За кого? не понял сначала я. А, ну да. Главный бог, вспомнил.
Пётр недоумённо смотрел на меня. Я поднялся и невозмутимо взял у него чашку.
За Перуна, сказал я. И за ну, в общем, за остальных ребят.
Ещё один глоток. Мой собутыльник продолжал смотреть на меня как на привидение.
Память, сказал ему я. У меня амнезия, ну.
Ах да, точно! Пётр сразу расслабился. За Перуна!
Он сделал глоток и опёрся о стену.
Слушай, Пётр
Петя, перебил меня он.
Петь спасибо. Ты очень мне помог. Что уж там, жизнь спас!
Забудь, с ухмылкой ответил он. Я должен был тебе помочь. Ты славный парень. Жаль, что
Петя замолчал, некоторое время потупился в пол пустым взглядом и побрёл к своим нарам. Я остался сидеть в растерянности.
«Жаль, что» что? спросил я.
Земляк лёг на нары и молча отвернулся к стене.
Жаль, что тебя всё равно убьют, сказал Йохан, этот русый среднего роста парень с неприятным лицом, который до сих пор разговорчивостью не отличался, Пётр не любит говорить такие вещи. Но ему придётся смириться. И тебе. И нам. Все мы однажды уже не вернёмся в эту тюрьму.
Изнутри всё сжалось. Я стал трезветь. Страх снова брал своё.
Но Вернер ведь сбежал, сказал я.
Ответом было всеобщее молчание.
Как сбежал Вернер? спросил я чуть громче.
Мой вопрос показательно игнорировали.
Отвечайте! крикнул я.
Следи за своим языком, тихо сказал Зигмунд. С ним мне общаться тоже ещё не приходилось. Он был брюнетом, поприятней на лицо и повыше Йохана. Бежать отсюда ещё большее самоубийство, чем оставаться на месте.
Вот и всё. Они боялись даже говорить о побеге. Даже о чужом. Камеры? Прослушка? Я не знал. И спрашивать было бесполезно.
Алкоголь не успокаивал. Отдыхать было просто невозможно. Тело болело, сил не было, но сердце до сих пор стучало так, будто хотело пробить грудную клетку насквозь и вырваться наружу. Я сегодня выжил и никого не убил, но чувствовал, что я уже никогда не буду прежним. Даже душ не помог расслабиться, и не только потому, что душевая кабинка отделяла меня от других голых мужиков лишь двумя стенками. То, что происходило со мной, водой не смоешь. И вот я, выжатый без остатка, гулял по двору.
Эта часть тюрьмы должна была создавать иллюзию свободы. Обширная территория была усыпана тренажёрами, игровыми площадками и лавочками. Казалось, что попал в какой-то очень крутой парк. Всюду было настолько зелено, что даже настроение повышалось. Я глубоко вдохнул свежий воздух. Там, чуть поодаль, раскинулся милый садик, сквозь листву которого проглядывала бетонная стена с колючей проволокой. Вольер с имитацией естественной среды обитания.