Я рад, что Василий Павлович отметил с нами свой 75-летний юбилей. Уезжая из Казани, писатель был переполнен благодарными чувствами к городу, казанцам к тем, с кем вырос, и к тем, кто по достоинству оценил его творчество. Нет сомнений, Василий Павлович никогда не будет забыт в Казани. Это великий писатель, наш земляк, и соразмерно его величию мы будем хранить память о нём.
Ахат Мушинский
Василий Аксёнов и Казань
послесловиеУ немалого числа писателей есть, по словам нашего поэта-земляка Юрия Макарова, «голубая своя колыбель», или, как принято говорить, малая родина. Да, тянут писателей к себе большие столицы с множеством газет и журналов, с издательствами, библиотеками, продвинутой публикой Французы верно заметили: «Поэты рождаются в провинции, а умирают в Париже». Но если физически они, бывает, подолгу не возвращаются на землю предков, то в творчестве с «колыбелью своей», какой бы неоднозначной она ни была, не порывают.
Вот и в творчестве нашего земляка Василия Аксёнова родная Казань не забывается. Она возникает в разные периоды творческого пути писателя. И особенно масштабно в его последнем труде «Ленд-лизовские. Lend-liasing».
Мемуаров от него давно ждали. Ясное дело, с кем только он ни общался, где только ни бывал, чего только ни видывал интересно же узнать всё из первых рук! Кое-что в этом плане у него уже было. Например, роман-воспоминание «Таинственная страсть» о друзьях-писателях 1960-х. Для своего же последнего романа Аксёнов взял события казанского детства. Мемуары он вообще-то не переваривал, да и к реалистической прозе большой любитель и знаток джаза со временем стал относиться, как к чему-то написанному по нотам и скучному. Тем не менее, начинаем читать первую часть «Ленд-лизовских», и вот перед нами роман-биография. И главное действующее лицо он сам, юный Аксёнов Василий, в романе третье лицо, мальчик Акси-Вакси.
Хотя действие романа и происходит в Казани и его предместьях, Аксёнов, следуя приёмам жанра, называет наш город трамвайным городищем Булгары. Он многое меняет в названиях. Например, «Чёрное озеро», где расположились и парк, и озерцо, и каток зимой, и здание органов внутренних дел, называет то Бездонным озером, то Глубоким, то Глубинным Имена тоже зачастую меняются (Аксёнов Ваксонов, Водопьянов Мясопьянов, Жеребцов Аргамаков).
Но реалии берут своё. И вот уж вместе с героем романа в тыловом городе, переполненном беженцами, эвакуированными, фронтовиками на излечении, мы разгуливаем по улицам Карла Маркса, Комлева, Лобачевского, Подлужной мимо дворца Сандецкого, мимо строящегося театра оперы на площади Свободы, заходим в парк им. М. Горького, катаемся на каруселях «Чёрного озера», даже заглядываем в городскую баню 4 на Большой Красной А то отправляемся на Волгу, Свиягу, Казанку или на «уединённый пляжик на курортном казанском островке Маркиз, что на несколько вёрст ниже по течению великого водного потока Итиль»
Для казанского старожила вся эта топонимика не пустой звук, всё узнаваемо, всё вызывает свои воспоминания и ассоциации, как и близлежащие Свияжск, Моркваши, Услон
К концу первой части книги Аксёнов уже называет наш город поясняюще «Казань-Булгары», а под самый конец, для полного сближения с действительностью просто Казанью, без Булгар. Кстати, Булгары вместо Казани это не авторская придумка, ведь было время, когда после разгрома Великих Булгар Казань называли Яңа Булгар (Новый Булгар).
Понятно и присутствие в романе татарских имён и фамилий Равилька Мухаметзянов по прозвищу Муха, дядя Искандер, пролетарии Касимовы, соседка Фатима, однокашник (будущий академик) Сагдеев, девочки Нэлка Гибайдуллина, Зухра, Алсу
Конкретной привязкой к месту служат и татарские словечки. Читаем: «Осенью я сделал несколько попыток разжиться «таньгой», то есть деньгой».
Да, слово «деньга» татарского происхождения. Открываю русско-татарский словарь под редакцией профессора Ф. А. Ганиева и слова «деньга» не обнаруживаю. Множественное число «деньги» есть, а единственного, как положено словарю, нет. А вот в академическом издании «Словаря русского языка» и толковом В. И. Даля пожалуйста. И примеров масса: «Деньга и камень долбит», «Не было ни деньги, да вдруг алтын». А точное значение слова «таньга» («тәңкә») монета, рубль одним словом, деньга. И Аксёнов употребляет это слово и на татарском, и на русском со знанием дела.
Да, слово «деньга» татарского происхождения. Открываю русско-татарский словарь под редакцией профессора Ф. А. Ганиева и слова «деньга» не обнаруживаю. Множественное число «деньги» есть, а единственного, как положено словарю, нет. А вот в академическом издании «Словаря русского языка» и толковом В. И. Даля пожалуйста. И примеров масса: «Деньга и камень долбит», «Не было ни деньги, да вдруг алтын». А точное значение слова «таньга» («тәңкә») монета, рубль одним словом, деньга. И Аксёнов употребляет это слово и на татарском, и на русском со знанием дела.
Но минуем опознавательные знаки произведения и выйдем на столбовую дорогу повествования.
Роман потрясает несколькими главными темами. Одна из них ужасающий голод военных лет. Эта тема начинается с первых же страниц романа:
«Дай мне руку, и идём. В нашем районе открыты питательные пункты. Мне выданы талоны!» горделиво воскликнула тётя Котя. «» Вместо того чтобы растянуть эти свои талончики на две недели, она собрала всё семейство и двинулась в «Пассаж», под стеклянной крышей которого как раз и располагался основной питательный пункт. <> В меню было одно блюдо «горячий суп с капустой». Отнюдь не щи и уж тем более не борщ. <> «Суп» обладал удивительной зеленоватой прозрачностью, потому что в нём не было никаких питательных добавок: ни картошки, ни крупы, ни свеклы, не говоря уже о мясе или масле. <> Иными словами, питательный состав был близок к совершенству: горячая вода с кусками капусты.
Мы <> покончили со своей едой, не вдаваясь в подробности. Миски и ложки у нас тут же отобрали и показали нам всем на выход. Запомнилось ощущение горячей тяжести в желудке.
«Хоть и противно, а всё-ш-таки полезно», сказала тётя Ксеня.
Вокруг среди выходящих повторяли популярную фразу тылового кошмара: «Жить можно».
«По крайней мере, сегодня», дерзковато хохотнула школьница Шапиро.
<> Пытаясь вспомнить сейчас страшную голодную зиму 194142-го, мне кажется, что мы, тогдашние дети, подсознательно испытывали ощущение полной заброшенности.
<> К 1943-му положение немного изменилась к лучшему».
Тут появляется вторая тема, одноимённая с названием всего романа, Ленд-лизовская, то есть продовольственная и вещевая помощь союзников.
«По продовольственным карточкам стало возможным иногда получать невиданные доселе продукты: белое мягкое (для намазывания на хлеб) сало лярд, яичный порошок для омлетов или просто для посыпки поверх сала, мясные консервы, ветчинные консервы с ключом на мягкой металлической ленточке, сгущённое молоко, сухое молоко в пакетах с непонятными английскими надписями, пакетики чаю на одну заварку и т. д.
Поставки продовольствия в рамках lend-lease (в-долг-с-рассрочкой) не только уберегли миллионы детей от истощения и рахита, они также подняли общее настроение. Еда прибывала к нашим желудкам, в общем-то, в мизерных количествах, однако народ вроде бы стал понимать, что он не одинок, что о его детях пекутся в далёких странах, как тогда говорили, «свободолюбивого человечества».
Хотя половина морских конвоев шла ко дну, а уцелевшие моряки Англии, Америки, Канады, Австралии в советских госпиталях теряли руки, ноги, фрагменты лиц повальный голод всё-таки был отодвинут.
Вместе с «глобальными поставками» продуктов осаждённая страна получала и вещевые посылки граждан свободного Запада. Акси-Вакси вдруг был ошарашен невиданными по красоте и качеству ботинками.
«Я переворачивал их подошвами вверх и глаз не мог оторвать от неслыханных подошв, на внешней стороне которых, на обеих, во всю ширину красовались рельефные отпечатки герба Британской империи.
Эти гербы убедили меня, что я, полуоборванец в свалявшихся валенках и потрескавшихся галошах, не имею ни малейшего права щеголять в таких ботинках». (По ходу романа главный герой Акси-Вакси начинает выступать и в первом лице тоже полнейшее единение автора со своим героем.)
История эта завершилась тем, что Акси-Вакси отдал заморские ботинки тётке, и та отнесла их на толкучку. На полученные деньги купили «пакет яичного порошка, банку сала, две банки тушёнки, три баночки сладчайшей сгущёнки и три кирпича ржаного хлеба. Семья воспряла»
После проеденных ботинок появился ещё один заокеанский подарок «штаны из Штатов!» «Тёмно-голубые жёсткие штаны» Слова «джинсы» тогда ещё в обиходе не было, но качество было отменное. Штаны эти «обладали особыми свойствами: с течением времени они приобретали формы хозяйских ног, а если вы повисните на чугунной пике городского парка, не паникуйте выдержат!»