Нет. Может книги?
Какие уж тут книги. Важнее всего друг мой, тапочки для душа. В тюремных душевых происходят ужасные вещи, Дойл. Поэтому тапочки важнее всего. Запомни, может когда-нибудь пригодится. Ведь всё-таки теперь у тебя есть ствол эта вещь может отнять не только чужую жизнь сказал Джозеф, посмотрел на коробку в которой лежит пистолет и добавил. Сейчас ты делаешь выбор Дойл. Полиция или коробочка?
Дойл поднялся, накинул пальто и выдохнув сказал:
Жалко Джозеф, что, когда с тобой все это случилось, я был далеко за границей и праздновал открытие ювелирного со шлюхами и вином; я обязан был тебя спасти, как ты меня спас в детстве. Мне пора! Коробку возьму с собой.
Джозеф остановил его, подошёл в плотную, да так что Дойл почувствовал его горячее дыхание, и сказал:
Я еще не умер друг. Прежде чем идти на дело, сначала потренируйся на стрельбище. Я бы на твоём месте решил проблему по-другому. Об всем можно договориться, ты хорошо зарабатываешь, и точно не обеднеешь, если будешь им платить. Запомни: в мафии речь всегда только про деньги. Не горячись, сядь и спокойно подумай, что из этого получится. Подумай прежде всего о дочке Будет нехорошо если она останется одна, как остался мой маленький сын, когда меня увезли в тюрьму До сих пор не знаю где он, и жив ли вообще? А насчёт меня, извини, не могу вписаться. Я завязал с этим.
Все хорошо, Джозеф. Да и духа мне не хватит, чтобы учудить такое. Это больше для самозащиты. Буду платить, что поделаешь
Дядя Джо! раздались детские голоса за дверью.
А вот и детишки Этот магазин для меня как убежище брат! Он спасает меня от дурных мыслей и успокаивает мою душу, сказал Джозеф и проводил Дойла до выхода, где уже выстроилась очередь из родителей с детьми.
***
(Безупречность)
Прошла неделя. Дойл стоял у окна ювелирного и точно ждал «гостей». Его настораживала каждая проезжающая рядом с салоном машина. И вдруг Дойл увидел спокойно идущего по улице парня.
«Кожаная куртка, гнусная рожа это точно бандит!» подумал Дойл и насторожился.
Дойл подбежал к стоящей за кассой дочке и попросил ее принести его записную книжку, которая лежала на столе в подсобке; он наивно рассчитывал, что за это время человек Мартина уже уйдёт.
Вернувшаяся на работу Мария была до ужаса удивлена внешним видом отца; он выглядел уставшим и потерянным.
Как только Мария скрылась за дверью, Дойл проверил на месте ли оружие: он потянулся во внутренний карман длинного пиджака и нащупал купленный у Джозефа кольт, к которому хотелось притрагиваться все чаще и чаще, словно это не пистолет, а обжигающая лампочка, и ты жаждущий прикоснуться к ней мотылек.
Добрый день. Я от Мартина, сказал вошедший в ювелирный Эндрю Киль и хмуро протянул руку. Что для меня?
Дойл отдал две сотни и мысли о том, чтобы достать оружие тут же исчезли.
Ещё что-то? торопливо сказал Дойл.
Если вдруг вас кто-то потревожит, сразу звоните мне, я решу вопрос. Вы теперь под нашей защитой, говорил Эндрю и заинтересовано смотрел на идущею к кассе Марию, которая только вышла из подсобки держа в руке записную книжку отца. Мое почтение Здравствуйте.
Добрый день, любезно ответила Мария. Вот книжка отец! добавила она и встретилась с Эндрю глазами.
Затем Мария кому-то позвонила и бурно начала разговор о намечающейся вечеринке.
Вид у Эндрю переменился, словно у внезапно влюбившегося кавалера, которому хочется смотреть на манящее лицо Марии часами И казалось только ростом Эндрю не вышел. Ведь Мария рослая, породистая девушка, карие глазки которой, словно приятно отравляют любовью; и когда ее светлые брови слегка приподнимаются хочется сойти с ума и погрузиться полностью в это внезапно нахлынувшее безумие
По-моему вам пора, сказал Дойл и со значением посмотрел на Эндрю, который не отводил наполненного любопытством взгляда от Марии.
Вот мой номер, господин Дойл! добавил Эндрю, протянул визитку, еще раз взглянул на Марию, точно, чтобы получше запомнить ее и довольно нахмурив брови направился к выходу.
Через 30 минут пришел Питер, чтобы подмести осыпавшуюся листву во внешнем дворике ювелирного. После того, как Мария вернулась от тети Сильвии, Дойл не сводил с нее глаз, у него разыгрывалась паранойя, и мысль что вот-вот кто-то решит напасть на его дочку с ножом и ограбить, не покидала его. Он вышел на крыльцо и с грустью посмотрел на голые ветви деревьев и на Питера, который заметно похудел.
От синяков Питера в Марии все больше нарастало любопытство, однако она старалась сдерживаться и не лезть к Питеру с вопросами. А вот к отцу она все же пристала:
Отец что с Питером?
Подрался. У мальчиков так бывает. Заживет. Кажется, у Питера скоро свадьба! Порадуйся за него.
Ничего себе! Приятно слышать С тобой все хорошо? Кто этот человек? сказала Мария и уставилась на стоящего у окна Дойла, который словно охотник осматривал периметр.
Все хорошо Мария, говорил Дойл подходя к дочке. Этот парень из охранного агентства. У меня дурное предчувствие, пришлось обратится к ним. Охрана не помешает.
Ты звонил в полицию?
Да. Они совсем разберутся. Не переживай, сказал Дойл и шагнул к Марии. Прекрасно выглядишь, как обычно. Жалко, что твоя мать не видит какая ты выросла красотка. Найдем тебе настоящего принца и у меня будет много внуков! добавил он и подбадривающе похлопал дочку по плечу.
Я часто думаю о ней Рада вернуться; и рада снова слышать твои комплементы отец. А насчёт принца, даже не знаю вокруг одни чудаки.
Ну не угомониться пока всю улицу не очистит! сказал Дойл, махнул рукой и быстро вышел на улицу.
Питер, я же сказал не надо работать. Ты ничего мне не должен, иди домой! Холодно, скоро стемнеет, где твое пальто?
Я не хочу домой, господин Дойл.
Дойл слегка насторожился, ведь с каждым днём Питер выглядел все хуже, а сегодня в особенности.
Не расстраивайся ты из-за этого кольца черт с ним, пусть подавятся.
Тех, кто на меня напал, с волнением говорил Питер, поймали. Час назад я был в полиции, меня попросили приехать, чтобы я опознал преступников. Но кольца, как мне сказали, у них уже не было. В день, когда меня ограбили, эти твари тут же его продали в какой-то ломбард. А я думал, что смогу принести кольцо обратно. Хотел его вернуть вам, такое дорогое.
Вернуть? А как же твоя девушка? Предложение?
Испытываемый Питером стресс напрочь решил уверенности его и без того нервный голос. Он продолжал аккуратно сметать листья в кучу и отвечал уклончиво:
Мне нужны мешки господин Дойл. Нужно собрать листья.
Черт с этими листьями. Что случилось?
Питер выронил метлу из рук и наконец сказал:
Мы с Никой расстались. Она ни с чего вдруг начала принимать наркотики и в последний раз ее видели в каком-то притоне. Она ни с кем не разговаривает, и ее родители страшно страдают. Не знаю, как так все быстро перевернулась. Может я чего-то не замечал?
Какой ужас. Пойдем, зайдем внутрь. Мария нальет тебе кофе, сказал Дойл и повел Питера в ювелирный. Как ее так угораздило? Я ведь знаю её родителей приличные люди!
Мария приготовила Питеру кофе.
Дойл метался по ювелирному с предчувствием чего-то плохого и вдруг на одной из витрин он заметил золотые серьги-гвоздики «Безупречность», примерно такие же носила его жена; чувства пробудившиеся в нем в эту минуту успокоили его, и вновь вместе с холодным вечером на него нахлынули эйфорические воспоминания, которые уже ближе к глубокой ночи сменит отправляющая душу грусть.
Скоро закрываемся отец, можно мне уйти пораньше. Хотела увидеться с подругами, сказала Мария и точно как маленькая девочка, которая выпрашивает сладость посмотрела на отца и медленно, словно вот-вот Дойл даст разрешение, пошла к своим вещам.
Ладно но это последний раз!
Спасибо! добавила Мария и одевая куртку, выбежала из ювелирного как подожжённая, точно она куда-то опаздывала, вызывая подозрение у отца.
Дойл вдруг вновь почувствовал беспокойство, и вновь решил подойти к витрине, где красовались серьги-гвоздики, но на этот раз их там не было Серьги-гвоздики словно испарились и на этой витрине в углу ювелирного их как будто никогда и не было. Дойл выскочил вслед за дочкой, фигура которой постепенно отдалялась. Он не мог поверить, что его дочь способна на воровство.
Мария подожди!
Мария обернулась и остановилась, сжав кулачек, в котором что-то было
Что случилось?
Да просто хочу сказать будь осторожна, искренне произнес Дойл и увидел в глазах Марии страх, который она обычно испытывала, когда, будучи маленькой девочкой творила всякие шалости и нарочно не слушала отца, выказывая неповиновение.
Дойл оглядел ее с ног до головы и заметил, что рука Марии задрожала, словно перед ним сейчас стояла не взрослая девушка, а все та же девчонка, которая против воли родителей таскала с кухни конфеты и продолжала портить свои зубы, а когда ее ловили, ее руки, в которых были горстки фантиков, дрожали; а глазки от волнения игриво бегали и заполнялись ожиданием того, как мама с папой будут недовольно бурчать и грозить лишить ее подарка на день рождения.