То есть вместо того, чтобы заниматься импортозамещением, помогать сельскому хозяйству и продуцировать полезные идеи, мы теперь будем за государственный счёт лепить в лабораториях мутантов?! Гениально! всплеснул руками Смелянский.
Маки Кукушкина полыхали огнём.
Вот и займитесь спасением родины! дерзко посоветовал профессор. Только не мешайте нам экспериментировать
Да делайте что хотите! махнул рукой Смелянский. Решать не мне. Но я бы всё-таки предостерёг вас, профессор, от подобных авантюр. Страна переживает не лучшие времена, и наша задача помочь ей, накормить её. Коллеги-растениеводы из соседней лаборатории, например, вывели в этом году новую гомогенизированную пшеницу, а что у нас? А у нас в квартире газ! нервно хохотнул Смелянский.
Причём тут газ, Александр Рудольфович?
Поймите, ваш проект не только не актуален, антинаучен и попросту вреден, но элементарно чужд основной линии партии и правительства. Если же ему всё-таки дадут зелёный свет, вы с ним ещё наплачетесь, вот увидите, а у НИИ начнутся проблемы, расхлёбывать которые придётся до китайской Пасхи
Нервно ища в карманах носовой платок, старательно выглаженный женой накануне, Валерий Степанович вдруг замечает его на трибуне, удивляется, промокает им воспалённый свой лоб и гордо произносит:
Я устал от вашего пессимизма, господин академик! Что за упадничество!
Это называется логикой, профессор.
Глупости! Вот получу грант, тогда и поговорим!
Если это случится, я буду вынужден покинуть страну, зычным своим голосом заявляет Смелянский. Не желаю работать под одной крышей с новым Лысенко.
Кукушкин, опешив, разевает рот, ловя им пыль. А в зале снова поднимается шум, на сей раз более ожесточённый. Звучат аплодисменты в поддержку несгибаемого академика, крики «Браво!»; кто-то, наоборот, голосит: «Даёшь Проект О!»; кто-то непонятно в чей адрес кричит: «Позор!» Унять разгорячившихся коллег спешит директор.
Тише, господа, тише! Позвольте и профессору высказаться.
Гвалт понемногу утихает, и Валерий Степанович, откашлявшись, вытирает пот со лба и суёт скомканный платок в карман.
Хорошо, голос его надломлен, если вам не нужны смелые эксперименты, пусть их не будет; не хлебом единым, как говорится. Чёрт с ними! Но я повторяю: проект этот поможет нам найти меценатов и в частности достроить Академгородок. Или нам и на это наплевать?
В зале устанавливается задумчивая тишина.
Вообще-то, профессор прав, доносится с края голос доктора Соловьёва, тяжко без нормального жилья. Что мы, каторжники?!
А Москва отчётов требует, подгоняет!.. вставляет кто-то издали. Совершенно невозможно работать!..
Да уж, вздыхают задние.
Ну вот! продолжает Кукушкин, немного повеселев. А если всё получится я говорю «если», потому что не всё, увы, зависит от меня и моих подчинённых так вот, если всё удастся, наш НИИ приобретёт славу одного из самых инновационных исследовательских институтов России.
То, что вы называете инновациями, профессор, вновь вспыхивает Смелянский, всего лишь эксперимент амбициозного школяра! Остановитесь, пока не наломали дров!
Опять всплеск эмоций, выкрики и аплодисменты, перекричать которые Кукушкин не в состоянии. Прикусив язык, Валерий Степанович умолкает. Ему на помощь опять приходит Седых. Он машет руками и требует тишины, которая через мгновение всё-таки настаёт.
Не надо кричать, господа! Где ваш такт? Я предлагаю вспомнить, что мы живём в демократическом обществе
Во время последних слов в публике раздаётся чьё-то саркастическое «хе-хе», после чего впереди сидящая профессура начинает недовольно оглядываться, по инерции гневно меча молнии взглядов в академика, что сидит во втором ряду. Но тот, как на грех, спокойно беседует с коллегой, всем своим видом демонстрируя глубочайшее презрение к обсуждаемой теме. Носитель оппозиционного смешка так и не выявлен, и Седых продолжает:
Повторяю: мы живём в демократическом обществе. Так давайте и в нашем институте придерживаться цивилизованных светских правил, коль скоро люди, собравшиеся здесь, представляют из себя цвет современной науки. Я предлагаю не ссориться, а проголосовать. Итак, кто за то, чтобы поддержать проект профессора Кукушкина?
К немалому удивлению Валерия Степановича, поднимается целый лес рук. Кукушкин благодарно улыбается коллегам.
Так. Кто против?
Взлетают руки академика Смелянского, троих его коллег и МНС Семенюка.
Кто воздержался?
В углу, на галёрке мира, несчастным тихим огоньком рыжеет аспирант Сойкин, неуверенно поднимая руку.
Смелее, Борис, поддерживает его Седых, вы не одиноки.
И присоединяется к коллеге.
Vox populi vox dei, улыбаясь, изрекает директор. Ещё не до конца поверив происходящему, Кукушкин рассеянно улыбается.
Пропал институт, тихо вздыхает Смелянский.
Господа, продолжает Седых, если больше ни у кого никаких вопросов, реплик или соображений нет, предлагаю на этом закончить. Благодарю за внимание.
Публика, оглушённая диспутом, тяжело снимается с мест, продолжая обсуждать предложение оратора на ходу. Седых перегибается через бортик и игриво вопрошает у Кукушкина:
Валерий Степанович, позвольте осведомиться, на вас все биологи влияют столь тлетворно или только китайские?
Профессор натужно смеётся.
Честно говоря, думал, что вы проголосуете за
Будь я на месте большинства, я бы так и сделал.
Кукушкин помрачнел.
А почему же вы воздержались?
Я в крайне затруднительном положении. Как учёный я не могу не согласиться с доводами Смелянского, но как ваш друг искренне желаю вам удачи, хотя и чувствую, что дело дрянь
А вот я так не считаю, твёрдо произнёс Кукушкин. Дайте мне шанс, и я докажу вам это.
Ну, хорошо, сказал Седых. Соберите своих подчинённых, подготовьте смету и план мероприятий и, когда будете готовы, зайдите ко мне.
Кукушкин ликовал. Бросив победоносный взгляд на академика Смелянского, что укоризненно посматривал на профессора, Валерий Степанович спешно собирал свои бумажки. Александр Рудольфович только покачал головой и молча направился к выходу. Кукушкин потом не раз ещё вспомнит эту согбенную, потухшую спину, что, как немой укор, маячит в дверном проёме и исчезает, смирившись с выбором большинства.
В тот же день лаборатория Кукушкина приступила к подготовительной работе над проектом. МНС Чайкин красавчик-брюнет, суетливый, но услужливый малый всё бегал и журчал, что это будет проект века. Профессор его не слушал. Он просил коллег сосредоточиться на работе. О самом же проекте пока было решено не распространяться мало ли что. Родным профессор расскажет о своём эксперименте лишь в середине марта грядущего года, когда получит добро от Москвы. Жена и сын будут в неописуемом восторге.
Глава III. Новая Мекка
Пока наш герой и его подчинённые в поте лица уточняют «производственные моменты», занимаются сметой и прочей рутиной, у меня наконец-то появляется возможность рассказать о самом профессоре Кукушкине.
Детство он провёл в Орле, где прожил до семнадцати лет. Потом была учёба в Москве, работа в крупном институте и, наконец, приглашение в Новосибирск Мекку отечественной науки. Там Валерий Степанович знакомится с милой, хотя и несколько приземлённой женщиной Любой, которая работает в институтской столовой. Казачка по матери, Люба порой была крайне импульсивна, но в то же время простодушна и по-своему мила. Она верила телевизору, гордилась страной и любила мыльные оперы. У Любы и Валерия Степановича начинается роман, вылившийся в сына Толика бойкого смышлёного мальчугана, победителя школьных олимпиад по русскому и литературе, явно пошедшего в отца.
Профессор Кукушкин звёзд с неба не хватал. Исправно трудился в лаборатории, преподавал, писал статьи для научного журнала «Генетика и православие», лишь иногда выезжая в командировки в «идеологически близкие государства» типа Китая и Венесуэлы, где можно было не только почерпнуть для себя много нового, но и купить домашним какие-нибудь милые безделушки, что Валерий Степанович очень любил делать. Довольно размеренная, чтоб не сказать скучная жизнь учёного кардинально изменилась весной 2018-го, когда Кукушкина пригласили работать в Ленинск
Скажу пару слов о новом НИИ. История его уходит своими корнями в далёкий 2016 год. Именно тогда в правительстве было принято эпохальное решение «об ускорении процесса импортозамещения», призванного облегчить жизнь простых россиян. Учитывая естественную убыль населения, к которой с недавних пор приплюсовывалась и активная эмиграция, терять потенциальных избирателей, голосующих за Кнутина, ещё и по причине надвигающегося голода в планы руководства страны явно не входило. Народ было решено спасать.