Вспыхнула перебранка, дошло до оскорблений, а дальше началась драка. Били мы демонстрантов, не жалея, будучи уверенными, что это самые настоящие «враги народа». Ну а учитывая нашу подготовку к рукопашному бою, долго «уговаривать» их уйти не пришлось. Ряды протестующих редели, кто-то просто убежал, кто-то лежал без сознания. Некоторым пришлось вызывать скорую помощь.
Переодетых курсантов милиционеры демонстративно арестовывали за нарушение порядка и уводили во дворы. Там нас отпускали, и, обогнув здание с другой стороны, мы снова выходили на улицу и продолжали бить непокорных, отбирая при этом фотоаппараты и кинокамеры. Засветив пленку, отдавали обратно. Но если фотоаппарат не открывался, просто били его об асфальт до тех пор, пока не выскакивала пленка. В течение одного часа нас «задерживали» и отпускали так раз десять. Но и демонстранты до Красной площади не дошли. Всех зачинщиков арестовали, остальные разбежались по домам.
Сейчас я понимаю, что это было с нашей стороны неправильно, нельзя так делать. Но тогда я слепо верил всему, что нам говорили, был ярым патриотом своей родины СССР и готов был бить за нее любого, только прикажите. Потом, правда, выяснилось, что это была демонстрация против запрета правительством СССР выезда евреев из страны. Приношу свои извинения всем демонстрантам, которых по приказу командования избивал у памятника Маяковскому.
Все изображали возмущённых рабочих
Был и еще один случай, когда мы засвечивали пленки. Нас, как обычно, подняли по тревоге с полной выкладкой и доставили на Красную площадь. Курсанты шептались между собой: война, что ли? Но когда высадились из машин, поняли горит здание гостиницы «Россия». Люди вокруг суетятся и кричат. Стоя в оцеплении, мы предупреждали всех, кто пытался фотографировать, о том, что это строго запрещено. А если кто-то не подчинялся, вырывали фотоаппараты из рук и засвечивали пленки. В те времена сотовых телефонов еще не было, да и фотоаппаратов не густо, не говоря уже о фотокамерах. Так что мы быстро управились со всеми любопытными.
Очень тяжело было видеть, как с верхних этажей падали тела охваченных огнем и дико кричащих людей. Страшная это картина, когда пылающий, как факел, человек летит вниз с двадцатого этажа. Пока он долетает до земли, вся одежда на нем успевает сгореть. После удара об асфальт от упавшего отлетали части тела и брызги крови в виде фонтанов. Жуткое зрелище. Я уже не говорю о нечеловеческих криках падающих и заживо горящих людей. Хочется все это стереть из памяти, забыть, но не забывается.
Все события реальные, автор был свидетелем или принимал непосредственное участие в них, иное услышал от участников реальных событий.
Диверсанты
Изучая документы, которые могли бы помочь в подготовке бойцов, я получил допуск для работы с архивными свидетельствами с грифом не только СС, но и ОВ. В основном это были документы времен Великой Отечественной войны, в которых особое внимание уделялось диверсионным и мобилизационным ресурсам бойцов и командиров.
Там было написано, что один офицер-пограничник в тылу врага должен в кратчайший срок собрать не менее роты повстанцев, вооружить их и обучить диверсионным методам борьбы с врагом. Судя по документам, таких специалистов в период войны у нас было немало, и они реально сражались с фашистами в их тылу, используя местное население, отступающих бойцов Красной армии и убегающих от немцев жителей захваченных районов.
Я кропотливо и тщательно изучал этот опыт, понимая, что, если придется, уже могу реально проводить такую работу. Среди архивных бумаг я нашел то, что нигде и никогда не озвучивалось ни в одном военном или послевоенном документе, книгах или истории о войне. И касается это пограничников.
Бои шли на подступах к Москве. Немцы уже начинали понимать, что русские морозы не шутка, и применяли для согрева наши методы, то есть шнапс или спирт. А офицерам выдавали коньяк.
Так вот, солдаты одной из немецких танковых дивизий, которая готовилась в ближайшие дни совершить прорыв обороны Москвы, приняв очередную порцию горячительного напитка, улеглись на отдых. Часовые и боевое охранение были выставлены с обычной немецкой щепетильностью. Ничто не предвещало беды. Дул легкий, но колючий ветерок с морозцем, сверху сыпал мелкий снежок, затрудняя видимость.
В это время курсанты Московского пограничного училища получили боевую задачу на проведение дерзкой акции в тылу противника. Конечно, накануне операции были проведены глубокая разведка и подготовительная тренировка курсантов. Все было отработано до автоматизма. Как известно, курсантами в военное время становились солдаты, прошедшие службу на границе, а многие даже участвовали в боях с немцами. Получив инструктаж, они сдали все свои документы и, надев белый камуфляж, получили ножи разведчика, гранаты и револьверы самое надежное легкое оружие войны.
Диверсанты
Дерзость вылазки заключалась в том, что была поставлена задача скрытно попасть в расположение немецкой танковой дивизии, без единого выстрела снять часовых, боевое охранение и так же бесшумно вырезать все экипажи танков. Благо, разведка показала, что бдительности немцам, как ни странно, явно недоставало. И вот настало время «Ч»: группами по пять человек курсанты двинулись в направлении немецких позиций. Успешно перейдя линию фронта, без труда попали в расположение танковой дивизии. И где эта хваленая пресловутая немецкая бдительность? Измотанные боями и обстрелами, окоченевшие на морозе часовые были сняты без единого писка, потому что дремали на посту. Далее пошла работа, от которой стынет кровь в жилах: резко, зажав одной рукой рот, курсанты наносили единственный смертельный удар ножом в сердце или сонную артерию. Тихо переходя от одного фашиста к другому, они кромсали немецкую «железную машину». Руки и маскхалаты заливала кровь, но в темноте этого не было видно, да и не до того было.
И вот последний немец расстался с жизнью. Каждая группа вела четкий подсчет количества убитых. Не понадобились ни револьверы, ни гранаты. В бензобаки танков засыпали сахарный песок, приготовленный заранее перед выходом в рейд. Дерзкая выходка удалась.
Вернувшись в расположение части, курсанты при свете коптилок наконец-то увидели, как сильно измазались кровью фашистов. Но никаких эмоций, кроме какой-то звериной радости, не испытывали, а если у кого что и было, то это тщательно скрывалось.
(Достоверность данных случаев не подтверждена в связи с отсутствием документов из военного архива)
Глава II
Крайняя номинация
Из «Мои воспоминания»
Учебный пункт
Служба в пограничных войсках КГБ в СССР считалась очень почетной и ответственной. Соответственно, отбор в пограничные войска проходил тщательно и кропотливо, при этом изучалась едва ли не вся родословная. По крайней мере, так было в годы моей службы с 1972 по 1992 год. Проверяли дедушек и бабушек, родителей, братьев и сестер кандидата, а если был женат, то точно такие же проверки проводились и по линии жены. Быть на передовом рубеже нашей Родины это действительно очень ответственно.
Сначала действовала специальная программа отбора, затем работа с кандидатами. Призыв и новый этап более углубленного изучения кандидата. С момента отбора в команду с секретным кодовым номером (условно будем называть ее «команда 100») начиналась летопись поведения будущего пограничника. Как держался на пункте сбора, как вел себя в пути, что говорил, кто друзья, какие интересы? Пока призывник добирался до учебного пункта, о нем уже был составлен рапорт, описывающий его поведение в пути. На учебном пункте помытый, коротко остриженный и переодетый в форму с зелеными погонами молодой человек становился пограничником. Но право называться пограничником он получал как бы условно, авансом. Чтобы стать достойным этого звания, предстояло пройти еще немало испытаний. На учебном пункте обучение длилось три месяца, в школе сержантов полгода. В этот период в молодого человека «вбивалась» куча знаний, о которых он на гражданке даже не подозревал. А скупые рассказы уволившихся из армии земляков не имели ничего общего с тем, что происходило вокруг новоиспеченного пограничника.
Слова Феликса Дзержинского: «Пограничник-чекист, неподкупный страж рабочих и крестьян, стоящий на передовых позициях» это точно про всех пограничников, без исключения.
Сформированные по отделениям и учебным заставам бойцы оказывались под строгим присмотром командиров отделений, старшины учебной заставы, начальника и замполита учебной заставы. С первого дня обучения с каждым проводились индивидуальные беседы. В этих беседах в простой и доверительной обстановке сержанты выясняли все, что было с бойцом до армии, собирали сведения о его друзьях и родных. Полученные данные оформлялись в письменные отчеты, «педагогические дневники» и ложились на стол замполита учебной заставы, а от замполита в штаб учебного пункта. Офицеры в свою очередь проводили уже более глубокие профессиональные беседы, опираясь на информацию, полученную из личного дела, докладов сержантов и «педагогических дневников». В течение первого месяца службы каждый солдат учебного пункта был опрошен сержантом и офицерами. Я уже не говорю о встречах и беседах со специалистами разных профилей: медработниками, которые проводили дополнительные и более тщательные медосмотры каждого солдата, политработниками пограничного отряда, офицерами всех отделов и служб пограничного отряда и, естественно, офицерами особого отдела.