А что же рысь?.. Убитая почти мгновенно от яростного напора нападавшего, она не дала ему полной физической и нервной разрядки, не высвободила от страданий и мук одинокого прозябания; без сородичей, без стаи, без чьего-либо сочувственного участия, от тоскливого, полуночного воя, отчаянного и надрывного, голодного плача, от охватившей всецело безысходной тоски
Злость, усиленная порывом безудержной мести, и без того сурового лесного зверя, невольно превратила его в мохнатый и неугомонный комок отмщения всему, что неловко, и неосторожно вставало на пути. Сил хватало даже при не желательных встречах с медведем. Косолапый, ко времени наедавший жир, негодовал на подобного наглеца, однако измотанный и покусанный до неузнаваемости с ревом все же бежал прочь от страшного серого чудовища, лишившего его столь изумительной возможности сладко спать в зиму. Доставалось разумеется и наглецу; само собой, но за столь великую дерзость иной платит и дороже
В пору холодов, волк так и не смог объединиться со стаей. Все больше бродил один, не находя покоя даже среди своих. Избрав одиночество, он окончательно покинул стаю весной, не предприняв даже попытки обзавестись новой подругой и навсегда забыть прошлое.
Неведомая сила неумолимо гнала его вперед. И не на миг не угасала кровавая жажда неутолимой мести. В самый разгар зимы, в одной из немногочисленных стай, он насмерть задрал вожака и скрылся, не желая даже возглавить озадаченных сородичей; непобедимый, гордый и уверенный в своих силах одиночка. В любой схватке противник вдруг неожиданно представлялся ему той ненавистной злодейкой рысью и, вся ярость, бурлящая и клокочущая, подобно кипящей смоле, обрушивалась на несчастного.
Так продолжалось все лето и осень Вновь пришедшей зимой, зверье не смыкавшее глаз, разбегалось по норам, пряталось под пушистыми кронами деревьев, или попросту уходило куда подальше, заслышав среди томительной тишины дикий, пугающий вой. Этот оставленный без участия плач уже знали в округе; не одна шкура была порезана мощными клыками неугомонного хищника, не один, решившийся оказать сопротивление, корчась в предсмертных судорогах, жалел о случившемся, но силы уже навсегда покидали его. В слепом отмщении рос опыт, усиливая ярость и злобу, крепло и набиралось энергии молодое, могучее тело зверя. Ему всюду мерещились широко раскрытые, мутные глаза волчицы; и в ночь, и в непогоду, и в радостный просвет солнца. Лишь длинно-лапая смерть способна была, теперь, отделить все его помыслы, тревоги и поступки от несокрушимого, могучего тела, от неодолимой жажды мести
Тайга томила ожиданием неминуемых, случайных и преднамеренных, встреч и столкновений с ее таинственными, и порой, опасными обитателями. Волк оставил хорошо знакомые, хоженые тропы, где каждый запах безжалостно напоминал о былом. Его манили и звали новые, неведомые лесные просторы, где не мечены следом территории, где не витает живой, парящий в туманной дымке, дух волчицы. Ее мертвые, не стираемые памятью, остекленевшие глаза, то и дело вставали перед взором, бороздили чащобы, возникая в таинственных и темных провалах седого леса, рвали сердце неестественной болью, унесшейся в былое трагедии. Зверь приостанавливал бег, садился на задние лапы и ждал Видение растворялось где-то впереди, среди ветвей и тогда, с новой силой, сотрясая безмолвные пространства, раздавался пугающий безысходностью вой. А зимний лес все гасил и гасил его простуженные, надсадные хрипы, словно выказывал свое безучастное равнодушие, в котором ему не было равных. Лишь эхо, отзываясь в далеком, задутом пургой распадке, еще больше усиливало печаль, да тоску приходящего времени. Странная сила в волчьем вое; она то пугает, то томит, зовет и просит участия, то негодует, слепо приковывая к себе
И вот встреча; ее приход был предопределен, неминуем, зрел и ощущался. Слева, со стороны открытого от леса подножья пологого увала, куда успел выбежать пришелец; из молодого и редкого подлеска, в его направлении следовало три волка. Небольшую группу отбившихся от стаи сородичей, словно вынесло к нему на встречу.
Волк остановился сразу, как только заметил передвижение близких по крови сородичей. Поднял и вытянул вперед облепленную инеем морду, потянул воздух замер, устремив немигающий взгляд на чужаков. Его длинный, неподвижный хвост, едва шевеля концом, походил на стрелу, готовую вот-вот сорваться, увлекшись стремительным полетом. Перед ним стояли полноправные хозяева здешних мест, вовсе не собиравшиеся уступать кому-либо своего законного права на господство. Однако быть подвластным чьей-либо воле, пусть даже узаконенной суровой жизнью и властью инстинкта, давно не входило в правила гостя.
И вот встреча; ее приход был предопределен, неминуем, зрел и ощущался. Слева, со стороны открытого от леса подножья пологого увала, куда успел выбежать пришелец; из молодого и редкого подлеска, в его направлении следовало три волка. Небольшую группу отбившихся от стаи сородичей, словно вынесло к нему на встречу.
Волк остановился сразу, как только заметил передвижение близких по крови сородичей. Поднял и вытянул вперед облепленную инеем морду, потянул воздух замер, устремив немигающий взгляд на чужаков. Его длинный, неподвижный хвост, едва шевеля концом, походил на стрелу, готовую вот-вот сорваться, увлекшись стремительным полетом. Перед ним стояли полноправные хозяева здешних мест, вовсе не собиравшиеся уступать кому-либо своего законного права на господство. Однако быть подвластным чьей-либо воле, пусть даже узаконенной суровой жизнью и властью инстинкта, давно не входило в правила гостя.
Ухнул хищный филин. Что ему нужно здесь, в эту пору? Где-то далеко, в чаще, насвистывал себе снегирь ему все равно. Белка, любитель тишины и покоя, щелкнула, махнула вверх, сбивая с веток обилие пушистой кухты; знать чувствовала зреющую тревогу и опасность беспокоилась
Заметив чужака, тройка волков остановилась. Послышался тонкий, икающий вой, вперемешку с клокочущим, грубым ворчанием; наверняка выражающим зреющее недовольство. Волки повернули в сторону гостя и стали быстро приближаться. Одинокий, могучий зверь стоял неподвижно, не шевелясь, словно не чувствуя угрозу и ощущение неуюта. Инстинктивно он чуял, что здесь его не ждали; в этих краях он незваный, нахальный гость чужак, нагло нарушивший неписанные правила и устои, а значит придется оспаривать зыбкое право на беспрепятственные прогулки по чужой территории. В противном случае; проваливать, пока еще в жилах течет горячая кровь закон тайги.
К тому же, волки были совсем иной породы, чем его северные предки, что настораживало и беспокоило гостя. Рыжевато-бурый оттенок делал их похожими на больших лисиц, с явно уступающими им по пышности и красоте, хвостами. С такими, матерыми с виду, сородичами волку встречаться еще не доводилось; знать далеко ушел от родных мест. Зрела растущая тревога. По всему чувствовалось, что серому бродяге окажут должный отпор; милость не последует. Да он бы и не принял ее
Мало-помалу неприятель скрадывал расстояние. Волк терпеливо ждал, гордо подняв лохматую голову, не делая ни единого движения. Лишь легким оскалом недоверия тревожно морщило нос, но от этого не удержаться.
Лавина рыжих налетела сходу но, видя перед собой грозного противника, остановилась в нерешительном ожидании. Двое молодых, но видимо уже опытных переярков, рослых и сильных, оскалив клыкастые пасти и ворча от негодования, стали медленно, и осторожно обходить чужака со стороны. Вблизи волки выглядели уже вовсе не рыжими, как казалось, а темно-бурыми, со спины и лишь к худым провалам боков, окраска менялась, светлея.
Массивный, грудастый волк, по видимому вожак отколовшейся от сородичей, малочисленной стаи, остался стоять напротив, преграждая путь серому, не званному бродяге. На первый взгляд, он ни чем не уступал в силе пришельцу, однако не всегда этот факт бывает решающим, хотя он очень весом. Кроме того, чувствуя поддержку двух волков по моложе он, с багровым блеском в глазах, плавно пошел на сближение со столь дерзким гостем, посмевшим заявиться без особого на то, волчьего дозволения.
Одинокий волк серой масти, по прежнему стоял не двигаясь, устремив открытые, желто-зеленые глаза на напиравшего вожака; остальные участники зревшего конфликта его пока мало интересовали. Он уже знал, что главная, достойная его сила, перед ним, а то, что теснило его со стороны; так, набитые еще не окрепшими костями, худосочные тушки, которым без особого труда, можно вскрыть вены за считанные секунды.
До последнего мгновения все же жила надежда, что правые в своих намерениях сородичи, отступятся и не решатся открыто сверкать клыками, но все шло к тому, что бойни не избежать. Драться против троих, пусть даже не совсем крепких, голодных волков тяжело, если не сказать большего
При всей своей силе и злости, зверь чувствовал, чем грозит ему грядущая схватка. Однако упрямый вожак стеной преградил путь. Он упрямо шел на сближение, оставляя все меньше времени для выбора. В одно мгновение незнакомец привел себя в боевую готовность. Это было нечто страшное, вселявшее ужас и давившее волю. Глаза зверя вспыхнули и зажглись ненавистью, шерсть на мощном загривке вздыбилась и шкура нервно заходила по покрытому узлами мышц, сильному телу. Жутким оскалом ощерилась пасть, дрогнули острые, белые клыки, обнажая мокрый, красный язык. Грудь напряглась, лапы тверже вросли в снег, волк всем корпусом подался вперед. План действий осуществился молниеносно. Бросок последовал в сторону молодого, неопытного волка, чего никак не ожидал вожак. Результатом тактически правильно выбранного хода, была разорванная в кровь шея сбитого с ног и с толку, зарывшегося в снег переярка. Двое других, набросились тут же, никак не ожидая подобной дерзкой выходки.