Опочецкие крестьяне-староверы также бежали в соседние Эстляндскую и Лифляндскую губернии, входившими с 1721 года в состав Российской империи. В том же наказе опочецких помещиков говорится: «Весьма многие бегут в Чухонщину и в Лифляндию, что для беглецов и близко и свободно, ибо ни застав, ни форпостов нет, выдачи же оттуда беглых почти никогда не бывают, сыскивать же оных и ловить со всем невозможно»16 Значительное число старообрядцев осело в Латгалии в Люцинском, Режицком и Динабургском уездах. Согласно ведомостям переписи 1780 года, староверов в Полоцком наместничестве (с 1777 году инфлянтские уезды вошли в состав этого наместничества наряду с Витебским, Дриссенским, Себежским, Невельским, Велижским, Городокским и Суражским уездами) проживало 7104 человека обоего пола, причем наибольшее число их было сосредоточено в Невельском и Динабургском уездах. В инфлянтских уездах по далеко не полным данным насчитывалось 3982 старовера: в Динабургском уезде 2864 человек, в Режицком 778, в Люцинском 34017.
Среди беглых крестьян были выходцы из Новгородской, Петербургской, Московской, Тверской и других российских губерний, однако большинство прибывало со Псковщины. Процесс миграции русских в западные губернии продолжался и в XIX веке. «В этот период многие имения псковских помещиков, а также зажиточных крестьян имели тесные связи с Ригой. Островские, опочецкие крестьяне поставляли в Ригу лен на продажу. В результате этих связей устанавливались личные контакты псковских крестьян с уже проживавшими в Латвии русскими (иногда это были и родственники), которые не только подбивали приезжавших земляков остаться у них, но и снабжали их соответствующими документами, обеспечивали на первое время кровом»18. Тем самым, обосноваться на новых землях и перейти на легальное положение беглецам помогали уже жившии в инфлянтских уездах староверы. «Беглых скрывают и давать пристанище почитают не за грех, но за благодеяние, а потому при поимке беглых более всех оказываются они виновными в пристанодержательстве»19, говорилось в одном из документов 1826 г. относительно псковских старообрядцев. То же сообщалось и относительно старообрядцев, живших в Курляндской губернии и Дерптском уезде Лифляндской губернии. Псковский помещик Голуб, предлагавший свои услуги в деле поимки беглецов, сообщал в своей записке: «Беглецов там (в Остзейском крае. К.К.) великое множество и все по введенному между ними правилу готовы друг друга до самой крайности защищать и даже употреблять всякую дерзость, дабы ни одного собрата своего не допустить в руки правосудия. Все беглецы переменили свои имена и даже другой наружный вид получили, так что их открыть трудно»20. Псковская помещица С. Черкесова, владелица имений в Себежском и Опочецком уездах, требуя возврата своих беглых крестьян, в 40-е гг. XIX в. жаловалась в многочисленных письмах прибалтийскому генерал-губернатору графу А. А. Суворову: «Зло, которое происходит от проживающих в Риге беглых людей моих, слишком ощутимо для меня», так как ранее бежавшие и осевшие в Риге «имеют родных в моем имении (Опочецкий уезд), которые, бывая в Риге по делам, видятся с ними и, увлекаясь их положением и полученною безнаказанно ими свободою, делают из моего имения побеги в надежде на их покровительство в добытии ими фальшивых паспортов и независимости от помещика»21. Часть беглых людей С. Черкесовой жили в Риге на Заячьем острове, приписаны же они были в мещанский оклад посада Шлок (Слока), а некоторые были задержаны уже в 50-е гг. XIX в. в Люцинском уезде в имении Рунданы помещика В. Шахно и в имении Лоцово помещика Н. Малькевича.
* * *В «Своде официальных сведений о раскольнических молитвенных зданиях в Империи от 1800 до 1848 года» по Опочецкому уезду Псковской губернии значатся всего две старообрядческие моленные: в деревне Марфино Велейского удельного приказа и в деревне Цыпкиной (о них у нас еще будет разговор)22. Однако судя по архивным данным (в частности, по «Карте раскольничьих поселений Псковской губернии»23), старообрядческие поселения располагались достаточно густо в районе треугольника, образованного городами Красным, Опочкой и селом Вельем. Это следующие деревни: Рыжково (почти на прямой линии между Красным и Опочкой), Марфино (на реке Исса), Антонова (на той же реке), группа поселений Выжлово-Зубы, Кулаково-Рогали, Сидорово-Горушка, район деревни Сидорово/Сидорково и деревни Старино-Казюлино (чуть севернее озера Мегрова), село Броды (возле Матюшкино), район деревень Войтехи и Тригузово (в окрестностях озера Войтехинского), деревня Губищино (восточнее села Велье), деревня Скирино (чуть западнее села Велье), район деревни Кривошляпы на западном берегу озера Велье, район современной деревни Тимохи между озером Влесно и Платишно. Также староверческие поселения располагались на юго-востоке Опочецкого уезда: в Заволоцкой и Веснебологской волостях.
В «Своде официальных сведений о раскольнических молитвенных зданиях в Империи от 1800 до 1848 года» по Опочецкому уезду Псковской губернии значатся всего две старообрядческие моленные: в деревне Марфино Велейского удельного приказа и в деревне Цыпкиной (о них у нас еще будет разговор)22. Однако судя по архивным данным (в частности, по «Карте раскольничьих поселений Псковской губернии»23), старообрядческие поселения располагались достаточно густо в районе треугольника, образованного городами Красным, Опочкой и селом Вельем. Это следующие деревни: Рыжково (почти на прямой линии между Красным и Опочкой), Марфино (на реке Исса), Антонова (на той же реке), группа поселений Выжлово-Зубы, Кулаково-Рогали, Сидорово-Горушка, район деревни Сидорово/Сидорково и деревни Старино-Казюлино (чуть севернее озера Мегрова), село Броды (возле Матюшкино), район деревень Войтехи и Тригузово (в окрестностях озера Войтехинского), деревня Губищино (восточнее села Велье), деревня Скирино (чуть западнее села Велье), район деревни Кривошляпы на западном берегу озера Велье, район современной деревни Тимохи между озером Влесно и Платишно. Также староверческие поселения располагались на юго-востоке Опочецкого уезда: в Заволоцкой и Веснебологской волостях.
«Карта раскольничьих поселений Псковской губернии» (РГИА, Ф. 1293. Оп. 167. Д. 1)
Согласно данным М. Евстигнеева, «по записям Исповедных росписей и Ревизским сказкам за XVIII XIX вв. было определено, что деревня Марфино была образована переселением на пустошь Марфино двух семей из крестьян, принадлежащих помещику П. И. Ягужинскому, из современной деревни Зубы́ или как она ранее называлась Ужлово или даже Выжлово (в начале 18 века). Переселение происходило в период 17821795 гг. В деревню Выжлово-Зубы́ крестьяне в более ранний период подселялись из д. Рыбаки, расположенной чуть южнее с. Влесно. В начале XVIII века деревня Рыбаки также имела другое название Бадьево, а также Башково»24.
После разжалования П. И. Ягужинского и после ряда смен владельцев этих земель (с 1777 по 1782 Г. А. Потёмкин-Таврический, с 1782 по 1784 А. Д. Ланской, затем до 1796 года князь А. Б Куракин) крестьяне стали дворцовыми (земли были переданы в удельное ведомство Опочецкого уезда). «Помещиков над крестьянами теперь не было, что также способствовало возможности исповедовать старую веру»25 Первая четверть ХIX века также характеризовалась некоторым смягчением давления на старообрядчество, в том числе и в Псковской губернии.
Так, к 1816 году относится дело по прошению крестьян старообрядцев Опочецкого уезда о запрещении священникам входить в их дома26. Более того, псковский гражданский губернатор Борис Антонович фон Адеркас даже разрешил построить старообрядцам в Опочецком уезде моленную, по жалобе крестьянина Максимова (из деревни Марфино) о том, что «есть старообрядческое кладбище, но нет молельни», а это расходится с указом императора, по которому все граждане «держат веру свою спокойно». Поэтому, следуя снисходительно к «заблуждениям разных сект, если они не нарушают общего спокойствия», губернатор секретно Опочецкому земскому суду «строжайше предписал, по жалобе деревни Марфина крестьянина Федора Максимова относительно отправления богослужения по старообрядческой секте в построенной им моленне, неделать никаких стеснений», так как люди должны иметь узаконенное место для богослужения. Этот указ был подписан 20 июня 1822 года27.
Однако представители официальной церкви продолжали пристально следить за местными староверами. Священник церкви Заволочья Никита Никитин в 1803 г. в своем доносе в Опочецкое духовное правление сообщал, что дочь заволоческого крестьянина Данилы Павлова «крещена неизвестно где», т.е. «по раскольническому обряду»28. Любопытные сведения содержатся в рапорте иерея опочецкой Петропавловской церкви Бориса Лаврова архиепископу Псковскому, Лифляндскому и Курляндскому Иринею от 24 декабря 1800 г. Как следует из рапорта, 14 ноября 1800 г. священноцерковнослужители Преображенской церкви бывшего города Заволочья подали в Опочецкое духовное правление доношение о том, что в их приходе находятся шесть домов раскольников, прилагая к доношению подробный реестр крестьян-старообрядцев. Уже 15 ноября об этом сообщили Опочецкому нижнему земскому суду, и четверых крестьян доставили в духовное правление (по одному от каждого дома; пятый был в отлучке, а шестой болен). Их троекратно увещевали к обращению в новообрядчество и принятию причастия. «Наконец по сих увещевания, и по объяснении, что они принадлежат к секте, называемой безпоповщина, что не отвергают самодержавной власти, охотно повинуются велениям всемилостивейшаго Государя, в присудствии просились о обращении своем с семейством своим подумать и переговорить, и по сей их прозбе оные крестьяне из сего правления отпущены со обязательством и впредь с поставкою на поручительство в домы их»29