Мясо есть, потому что они старых лошадей режут. Ты же не видишь, сколько скота они за собой гонят!
Не вижу, но слышу, пробормотал Павел. Ты прав Но стрелять из луков они умеют. Как и парфяне. Даже лучше.
Но это всё равно не Рим!
Ну ты даёшь! Лаций, я не ослышался? Ты сошёл с ума? Ты что, в Рим собрался? искренне удивился слепой певец.
Да, с грустью ответил Лаций. Очень хочу в Рим. Ты знаешь, я как будто ослеп. Я не могу вспомнить Форум, храмы Весты и Юпитера они для меня только слова, и всё. Что это такое? Почему я не вижу их перед глазами? Я ослеп? Боги дают знак? Только яркие краски, и сердце радостно стучит, когда думаю о Риме, но самого Рима не вижу, с горячностью говорил он, а слепой друг, улыбаясь, кивал и слушал. Что там сейчас происходит? Как Суббурская улица, порт, Палатин?
О-о!.. мечтательно протянул Павел.
Вот видишь! Тебе тоже это близко.
Мне приятно, но не близко. Я не видел всё это своими глазами. Я видел Рим глазами друзей и врагов, которые каждую ночь обворовывали меня во сне
Прости, я понимаю, покачал головой Лаций.
Но это хорошо, что у тебя есть цель. Великая цель! Значит, ты не сдался на милость Фортуны.
Нет, не сдался. Цезарь всегда говорил, что судьба пленных не берёт. Но чем больше я ей противлюсь, тем дальше она меня уводит. А ведь дальше идти некуда! Зачем Фортуна гонит меня в пропасть? Как будто я сам своими руками отталкиваю себя от Рима!
Как ты сказал! почмокал губами Павел Домициан, как бы пробуя на вкус слова друга. Красиво. Ты знаешь, мне кажется, что сидеть на земле, тут, на краю пропасти, как ты сказал, лучше, чем лежать под Каррами. Мы живы. И это хорошо. По крайней мере, ты можешь надеяться на милость богов, а тысячи твоих товарищей нет.
Ты со мной разговариваешь, как мать с ребёнком, впервые за долгое время улыбнулся Лаций.
Нет. Просто не знаю, как тебе объяснить это Ветер подхватывает большие и малые камни, несёт их вдаль. Иногда самые тяжёлые летят дальше всего.
Ты опять за своё? Я не камень
Нет, просто я чувствую, что мы идём правильно. Впереди нет смерти. Есть какая-то тяжесть, но не смерть Слушай, может, тебе надо найти женщину? Вот, смотри, Атилла не страдает, как ты. Или верного юного спутника?
Юношу? Ты шутишь? Нет не хочу. А с женщинами пока душа не лежит. Пустота внутри. Рим ещё ближе кажется. А на самом деле, всё дальше Как быть? Ты говоришь, женщины. Какие? Эти? Выучить язык варваров, чтобы забыть свой? У них же половины слов нет. Атилла сам говорил, что часто греческие и римские употребляет. И что мне с такой женщиной делать? Смотреть, как она будет рожать мне детей? Эх Ты не видел Эмилии. Тогда бы ты всё понял, с сожалением добавил он.
Это, случайно, не вторая дочь сенатора Мессалы Руфа от второго брака?
Откуда ты знаешь? опешил Лаций, глядя, как Павел Домициан с самодовольной улыбкой смотрит своими белёсыми глазами куда-то вдаль.
Мне посчастливилось однажды петь в её доме. Я до сих пор помню запах розового масла, кардамона, миндаля и ещё чего-то божественного, как вино богов.
Ты когда-нибудь видел розы или цветы?
Нет, но нюхал и трогал ещё в детстве. Для меня этого было достаточно, чтобы запомнить на всю жизнь. В тот вечер Эмилия сделала мне божественный подарок. Она сказала, что мой голос очаровал её, и оставила с одной из своих рабынь на всю ночь. Я до сих пор помню её имя.
Не может быть! искренне удивился Лаций. Он не думал, что в этой жизни осталось ещё что-то способное его удивить, но слепой друг сумел это сделать.
Её имя означает яркий огонь Она была, как настоящий огонь!
Только не говори, что её звали Аония, осторожно сказал он.
Да, откуда ты знаешь? наивно спросил Павел.
О, боги прошептал Лаций, подняв глаза к звёздному небу. Всё в ваших руках. Но почему так беспощадно?..
Что ты там шепчешь? продолжая улыбаться, переспросил слепой.
Прости. Я не хотел этого говорить, но её больше нет в живых. Её убил Клод Пульхер.
Клодий Красавчик? Неужели?.. Но за что? на бледном лице Павла застыла скорбь.
Всё из-за моего медальона. Это долгая история. Она отказалась его отдавать. Он отрубил ей голову.
Нет, этого не может быть Это же Рим! Как он мог?
Мог. Там ещё и не такое может быть. Но его самого убил Тит Анний. Так что он получил по заслугам.
Мог. Там ещё и не такое может быть. Но его самого убил Тит Анний. Так что он получил по заслугам.
Они ещё долго сидели, вспоминая прошлое, и Лаций впервые рассказал Павлу Домициану о своей любви к Эмилии и её поездке в Азию. А тот, в свою очередь, поведал ему о том, как ослеп в возрасте пяти лет и с тех пор скитался по всем провинциям Римской республики вместе с нищими артистами. Там он выучил много языков и песен. Однажды произошло чудо он встретился со своим братом, и тот оставил его у себя, чтобы развлекать клиентов, которые приходили заказывать обувь. Так слепой певец оказался в Риме. На Суббурской улице.
Не сдавайся, друг мой. Вместе мы сильнее их. Как скала. Боги помогут нам, поверь мне, увещевал его Павел Домициан.
Не знаю Может, ты и прав. Но если бы они только дали мне знак, с досадой ответил он.
Какой знак тебе нужен? Мы сидим на земле, рядом ничего нет, ни людей, ни птиц. Какой знак ты ждёшь? в голосе слепого певца прозвучала ирония.
Обычно это знак неба, ответил Лаций.
Хорошо, пусть будет знак неба. Смотри на небо и ты увидишь, как Парки грозят тебе своими острыми ножницами.
Лучше бы бросили их на землю, недовольно буркнул он и вдруг, фыркнув, грубо выругался.
Что случилось? встрепенулся Павел.
Мне послала знак какая-то птица, с отвращением сказал Лаций, вытирая шею и плечо. Фу, вонь какая! Прямо на плечо!
Друг мой, ты что, не видишь, что боги услышали тебя? Это же знак! Куда ещё больше! Они говорят, что слышат тебя!
Цэкус, ты совсем с ума сошёл? Не ори так! А то все подумают, что я тоже верю в птичий помёт.
Лаций, ты казался мне умным Ты, что, хотел, чтобы тебе с неба упал серебряный сестерций? Или жареный баран? Это же самый настоящий знак! Просто так с неба ничего не падает. Даже птичий помёт! Не мне тебя учить. Ты же сам гадал по ауспициям
Что вы не спите? Разорались там. Дайте поспать послышалось знакомое ворчание Атиллы. Первый раз слышу такое. Что-то ты много говоришь.
А ты почему не спишь? спросил, в свою очередь, Павел Домициан.
Саэт плохо. Она ничего не ест. Она беременная.
Теперь Лаций тоже узнал эту новость, но он не заметил, что слепой певец воспринял её, как будто для него ничего нового в этом не было. Его зацепили слова Павла о знамениях, потому что боги часто посылали ему знаки во время походов просто так, без приношения жертвы и ночного слушания тишины. Может быть, это происходило потому, что в походах часто не было времени на долгие обряды? Неужели Домициан был прав? Неужели этот вонючий помёт был знаком? Слепой певец в это время обсуждал с Атиллой, как вести себя с беременными, но выглядело это глупо, их разговор был ни о чём, потому что оба ничего в этом не понимали, и только вздыхали, сетуя на несправедливость жизни.
Лаций, закутавшись в толстую шерстяную накидку, смотрел на небо и думал, что делать дальше. Наверное, Павел был прав: надо было не спорить с Фортуной и идти в другом направлении, делать всё так, как она предложит и не сопротивляться. Может, тогда получится вырваться отсюда быстрее? Сколько надо будет строить город этому дикому вождю кочевников? Этого никто не знал. А ведь так могла пройти вся жизнь
Голова чесалась, не переставая. Да и не только голова давали знать постоянные спутники походов, вши. В Риме от них спасало шёлковое бельё, в шёлке они не жили. И ещё помогали брадобреи, которые умели вычёсывать их длинными гребешками. Но здесь ничего этого не было
Лаций почесал бороду и впервые подумал, что было бы неплохо побрить лицо и голову. Атилла, услышав его просьбу, с удивлением покачал головой и повернулся на другой бок. Проснувшись с первыми лучами солнца, римляне с удивлением смотрели на высокого голубоглазого человека, который казался им знакомым, но его синеватая лысина и бритые впалые щёки мешали им признать в нём Лация. Кочевники тоже радовались его преображению: они смеялись, показывали на него друг другу плётками и даже бросили кусок рваной шкуры, которая оказалась старой шапкой. В отличие от парфян, никто не спросил его, откуда он взял нож или меч, чтобы так гладко побриться. Это только укрепило его в мысли о том, что кочевники тоже отсталые варвары, как и парфяне, а новая жизнь будет намного тяжелее, чем прежняя. Полдня Лаций не надевал старую шапку, но когда начался мелкий, промозглый дождь, он с благодарностью натянул её на затылок и дал себе слово больше не хватать Парок за ножницы и не указывать Фортуне, куда его вести.