Как мы помним, к замку одна за другой подходили телеги с грузом различные подарки от гостей к предстоящему торжеству. Так, гномы везли самоцветы и прочие дорогие украшения, тогда, как эльфы несли вещи менее материального характера, больше заботясь о духовной составляющей их дарами являлись книги, летописи и некоторые ценные рукописи; также эльфы (а именно эльваны) прислали флейты, сделанные из бивней папонтов, а ещё отличные, замечательные, превосходные мухобойки из листьев маморотников.
По случаю женитьбы своей дочери Кристиан пребывал в зэйденском замке, в то время как нужен он был при дворе кронинга. Несколько натянутыми являлись отношения князя с кронингом; не сложились они у них. Сейчас Кристиан руководил всеми необходимыми приготовлениями в своём поместье, а кронинг же рвал и метал, ибо князь имел право позвать на свадьбу кого угодно, а его, кронинга, взял, да и не позвал. Казалось бы, какая неслыханная дерзость не пригласить верховного владыку, покоящегося на троне. Но не возбранялось, не воспрещалось в кронстве по своему усмотрению подбирать гостей.
Не слишком ли много позволяет себе этот ярл? Капал яд советник, прекрасно зная и понимая, какие именно чувства сейчас переполняют кронинга. Кем он себя возомнил?
Он феодал, и преданный вассал; он армии нашей маршал. Буркнул кронинг, и осушил третий по счёту бочонок.
Незаменимых нордов не бывает. Ответствовал советник, продолжая двигаться в избранном им направлении.
Оставь. Отрезал кронинг, дав понять, что разговор сей ему глубоко нелицеприятен на душе и так скребли кошки, а тут ещё советник озвучивает это вслух.
Нынешний тезорианский кронинг не был плохим правителем; просто он был несколько не самостоятелен в принятии некоторого рода решений, и привык полагаться на опыт более толковых, более мудрых нордов, оттого частенько созывал альтинг для принятия важных дел, вынесенных им же на обсуждение. Ничто человеческое было кронингу не чуждо в том числе зловредность и прочие пороки. Его бы воля убрал бы кронинг непокорного, порой слишком независимого ярла с глаз долой. Но кронинг был также и умён, и ясно понимал, что такой норд, как Кристиан, ему всегда пригодится. Но посылал кронинг князя на самые ответственные задания, давая самые безрассудные поручения. И одна половина кронинга захлёбывалась от зависти, но другая ой как радовалась и даже хлопала в ладоши. Хорошим был кронинг в кронстве Тезориания, но пасовал из-за того, что есть некто, кто гораздо больше имеет прав на трон ввиду имеющихся качеств и достоинств. Имеет но не предъявляет, поскольку скромен, не заносчив, отзывчив и не сеет ни семени смуты. Стыдился и печалился кронинг оттого, что есть кто-то, кто лучше него пусть и не во всём, но во многом. И должное следует отдать тому владыке, ибо щедро одарил он князя и ставил в пример, да в целом правителем он был миролюбивым. Правда, не всегда он пресекал речи вроде тех, что нёс сегодня его советник. Несколько труслив и слаб, но не зол, не коварен в своих мыслях был кронинг. Прогнал он сейчас от себя все плохие думы но прогонит ли завтра?
Между тем, наступил полдень, и почти всё уже было готово к празднеству кроме, разве что, кушаний, да невеста с женихом всё ещё прихорашивались каждый в своих покоях.
Тем временем Яккоб, которого едом поедала злоба, разъедая всё нутро, где-то тайком выкрал точно такой же наряд, каков будет на Вильхельме. Как он это сделал, как он провернул неведомо, уму непостижимо.
И близился вечер, и готовили родные каждого из молодых речи пламенные в покоях белокаменных, дабы всё прошло согласно издавна предписанным канонам.
Хризольда же, несколько грустная оттого, что поспешила в своё время с известным делом, читала одну книгу, которую не читать нельзя, ведь это книга всех книг, и хотя бы раз в день, по несколько четверостиший прочесть она должна. В любой библиотеке найдётся хотя бы один экземпляр той книги. Одни считали написанное в ней сказками (а то и откровенной чушью), другие относились к ней с трепетом и благоговением. Хризольда же принадлежала к третьим, которые считали и полагали, что особого вреда та книга не принесёт. Испокон веков у некоторых нордов в роду, в привычке чтение подобной книги, а Хризольду все эти строки успокаивали. Глава за главой, от корки до корки и по новой. Написанное же там есть истина и путь.
Тем временем Яккоб, которого едом поедала злоба, разъедая всё нутро, где-то тайком выкрал точно такой же наряд, каков будет на Вильхельме. Как он это сделал, как он провернул неведомо, уму непостижимо.
И близился вечер, и готовили родные каждого из молодых речи пламенные в покоях белокаменных, дабы всё прошло согласно издавна предписанным канонам.
Хризольда же, несколько грустная оттого, что поспешила в своё время с известным делом, читала одну книгу, которую не читать нельзя, ведь это книга всех книг, и хотя бы раз в день, по несколько четверостиший прочесть она должна. В любой библиотеке найдётся хотя бы один экземпляр той книги. Одни считали написанное в ней сказками (а то и откровенной чушью), другие относились к ней с трепетом и благоговением. Хризольда же принадлежала к третьим, которые считали и полагали, что особого вреда та книга не принесёт. Испокон веков у некоторых нордов в роду, в привычке чтение подобной книги, а Хризольду все эти строки успокаивали. Глава за главой, от корки до корки и по новой. Написанное же там есть истина и путь.
Яккоб, осторожничая, прокрался в покои Вильхельма и стал исподтишка наблюдать. Как же он был зол, когда увидел, что его брат примеряет иной наряд не тот, не тот, который мгновениями ранее приобрёл Яккоб. Может, Вильхельм не столь наивен и глуп, как думал бастард? Будто что-то нехорошее предчувствовал жених.
И было четыре часа дня, а в пять часов вечера назначена была церемония венчания. И времени у Яккоба оставалось всё меньше времени, дабы свершить задуманное.
Сидит Вильхельм пред зеркальцем, и видит в нём себя. И вскоре видит там себя вновь, но отражение это дьявольщина какая-то! В кресле один, но в зеркале двое! Двое его. И похолодел изнутри, и попытался подняться.
Не оборачивайся. Предупредили его.
Горе-жених послушно последовал приказу.
Знаешь ли, кто я? Вопрошал бастард, с ненавистью глядя на затылок своего заклятого врага.
Голос твой знаком, о безумец. Выдавил из себя человек, который должен сегодня стать мужем Хризольды. Кто же ты, и чего желаешь?
Вначале вместо ответа раздался смех, сменившийся, однако, подобием всхлипываний.
Талеров, гульденов и прочих монет; власти, положения и счастья. Проговорил некто. Всего того, что есть у тебя, и никогда не было у меня.
Забирай. Спокойно сказал Вильхельм. Мне не жалко.
Не жалко??? Рявкнул Яккоб и дал ему подзатыльник. Ты столь щедр? Иль столь не отёсан и туп, чтобы расстаться со своим добром, вручив его первому встречному?
Ничего не понимаю. Бормотал жених. Словно дурной сон.
А вот мой дурной сон есть явь. С содроганием произнёс Яккоб.
Наступило неловкое молчание, пусть и не мучительно длительное.
Всё тебе, всё тебе. С явной обидой в голосе твердил сквозь зубы бастард, которого буквально выворачивало от ярости и гнева. Сахар на, мыло на, брызгальце на; раскрасавица невеста Чем же хуже я?
Злость сменилась на тревогу, отчаяние, дрожь и боль.
Кто же ты? Только и спросил Вильхельм.
Тогда второй блондин, отражающийся в зеркале, опрокинул на себя накидку.
Узнаёшь ли так?
Яккоб? С сомнением предположил жених. Кажется, теперь до него дошло.
С ухмылкою ему кивнули, вновь откинув то ли полотенце, то ли покрывало.
Что я сделал тебе, Яккоб? Взмолился было брат, а про себя подумал: «Ну, надо же, как сильно похож; как две капли воды».
Если мать моя служанка, выходит, я не человек? С какой же стати мне всю жизнь терпеть лишения, покуда брат мой в роскоши и злате?
Я не знал, что у меня есть брат; клянусь, не знал! Возмутился Вильхельм. Спрашивай тогда с нашего отца! Коль так, у меня к нему теперь вопросы.
Поздно; слишком поздно. Повторял Яккоб, уже особо ни к кому не обращаясь.
Яккоб, одумайся! Тотчас же, сию минуту выйдем же, и пойдём к отцу! Истребуем с него ответа.
Яккоб молчал.
Яккоб, я пристрою тебя к себе на лучшую должность! Оруженосцем моим верным станешь, а не каким-то возницею. А то и вовсе разделим наследство пополам
Яккоб промолчал и на это. Наконец, он глянул на часы, которые показывали полчаса до пяти.
С отца спрошено отдельно. Ты же, коль так сильно мил и добр отдай-ка мне за все страдания свою невесту!
Яккоб, ты с ума сошедший! Это невозможно