«Да, условия существования зыбки»; одна из двух квартир, куда пригласил Людмилу Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная нескладица не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало:
«Я хочу, чтобы ты Люсьель жила со мной». «Всего то и дел, а что дальше: Щелчок по носу мне? Но нет, не мне, а начало и конец его самому, не себя ли, он загоняет в ловушку, в зависимость к дочери. Вот над чем бы, пошевелить извилинами, самое время задуматься этому научному деятелю, потирающему кости по стулу, в НИИ, да и, что он, вообще вообразил о себе?
К какой черте он подводит себя, в итоге , ставя в безвыходное положение не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, ведь он, большой дядя, к какой черте он подводит себя, коэффициент всего полезного действия ему ещё предстоит увидать». Возмущение, поднималось всё выше, как вода, наполняющая стакан, достигая до самого края, переполняла стакан и лилась через край, тем временем, как сама с собой рассуждая, Людмила мыла посуду, все эти мысли вызывали в ней не обиду с досадой, а скорее растущую неприязнь.
«А то, что Люберцы9, разделённые на две части; московскую область и городской район столицы, ни в какое сравненье не идут с центром Москвы», подумалось, при взгляде на ни чем не примечательные жилые коробки, окружающих домов, с высоты окон девятого этажа, сквозь поддёрнутые от холода пеленой стёкла, когда пронизало осознанностью положения:
«Серость и постоянная слякоть, снег там то, таит то, замерзает, покрывая скользящей и грязной коркой, тротуары у проезжей части дорог, где снуют беспрерывным движением нескончаемым потоком машины, вращаясь вокруг моей жизни, застывшей, в этой многоэтажке.
Для этого ли, мне требовалось переехать в столицу? неустанно пытая себя, свербевшим вопросом, впадая в панику, теряя правильность построения мысли. Надежды, реализовывать творческий потенциал, с каждым последующим днём таят, что сделать мне, чтобы заняться писательством и литературой жизнью вообще тем, чем я грезила до приезда в Москву?» пронзительно из раздумий вывел звонок:
Здравствуй племянница, Глафира сказала, что тебя можно поздравить, с Наступившим годом и переменами в жизни! принимая поздравления по телефону, она отрывисто думала: «Вот она унизительность моего положения, этого дна, рассказать ему, что не чем особо гордиться? Значит; радикально признаться, что я определённо с чёрт знает с кем, с каким то там, «папочкой», однако пикантно!
Выставить себя в наиглупейшем свете? Что нахожусь с каким то мужчиной, возымевшим извлечь реальную выгоду от квартирования с ним, провинциалки, махнувшей рукой на все глобальные планы, мечты, что говорить про амбиции?»
Спасибо за поздравления с Новым 2016 годом, правда не могу поручиться за особенные перемены и не знаю, как долго пробуду я здесь, «тем самым откровенно давая понять, что поздравлять её особенно не с чем», но, в общем, и в целом всё хорошо. Мне нравится жизнь в столице, недавно посетили одну из премьер в Моссовете10, в Москве месяц музеев, наслаждаюсь культурной жизнью столицы.
Как раз в эту минуту, её осенило, «куда же меня занесло, вернее, и хорошо, что все обстоятельства против замужества, а иначе такое могло бы, случиться трах, бах и ты замужем. За каким мужем?» размышляла она. Словно нажатием телефонной кнопки, она отомкнула инфо канал, изобличивший кошмар, когда вдруг слетает с глаз пелена заблуждений, «въяве я и с каким то, выживающим из ума.
Стоять на одной точке неоспоримо удаляться от жизни, Веге тировать, да и что можно ждать от ветхозаветного, на верном пути к поглощающему маразму, да, можно продолжать так и дальше причинять ущерб и на этом пути лишь только себе, лишая себя радостей жизни. По сути, переехав в реальности не к нему, а на плаце, абстрактного кладбища жизни, где уместны застолья, бокалы с подниманием тоста за здравие в реальности за упокой», тут вздрогнула, заслышав голос его из прихожей.
«Why not go to the suburbs?»
Не понимаю, о чём ты? отвечая с кухни Сысоеву, говорящему с ней из прихожей.
Почему бы не отправиться в пригород? повторил с порога Владимир, между тем, как послышалось звяканье, вынимая ключи, Сысоев показался в проёме двери.
Тут она подошла к нему ближе, разглядывая, как он, прилагая усилия, стаскивает сильно жавшую обувь, подумала: «Ну, да он всё экономит вот, вчера был в видавших виды текущих туфлях, а сегодня напялил что-то из залежей. Быть может, он полагает, что не одежда служит ему, а он хранитель одежды и жить будет триста лет и не меньше».
Люсель, по пути забежал в магазин у дороги, где продали мне бутылку вина, представляешь, как одному из постоянных клиентов достали под прилавком! в голосе звучала неподдельная радость.
Поздравляю, тебя!
Сысоев проследовал дальше на кухню, минуя ванную, вымыв в умывальнике руки, с ходу повалился на не большой диванчик и, вытянув свои длинные ноги, сказал:
Да, немного устал.
Слушай Лисель, я приобрёл подарочек, думаю, он пригодится нам завтра, вручу юбиляру.
Не мало, Для такого события? Это же юбилей!
Да, в общем, это неважно ему, он снимает с семьёй дом на Рублёвке11, живут там они, второй год, а поначалу, переезда из Азербайджана арендовали «мою». В то время как Людмила подумала: «О какой квартире он там повествует, о той, что во владенье Камиллы?» Сысоев продолжил, конечно, платили.
В той, бывшей из четырёх комнат? задев его, с лёгкой иронией и намекая на то, что та квартира теперь не его.
Да, мало места для них, у них взрослые и малые дети, а младшему год, с полуслова прервавшись, Поговорим позже о том, а сейчас, я бы что-нибудь съел, проголодался, как чёрт. Подай мне штопор, откупорю бутылку.
Людмила раздумывает: «Понятно, ему для Камиллы не жалко, как говорится: «всё для «своих», а смысл теперь, свершённое ворошить?»
Хорошо, отвечая ему, проходит к серванту, затем накрывает на стол но, прежде чем поставить бокалы, обернувшись к Сысоеву, уточняет, демонстрируя перед ним коньячную рюмку:
Its good?
Okay.
«С полунамёка, он понял, что коньячную рюмочку ставить. Скорее всего, у него под полом пальто как минимум бутылочка коньяка, так называемый шкалик или бутылочка вместимостью 250 миллиграмм».
А в это самое время Людмиле желалось; «чтобы вечер с ним, тотчас же закончился, и наступило бы завтра. Эти дурацкие ужины в непонятной семьи, о какой семье речь? Где она, семья нет ни семьи, ни чувства между людьми и только вся эта суета, с никчемными мыслями в разнобой, да, миловал Бог».
Глава вторая
«Рублёвка»
Заснеженные улицы и слякоть у входов в подземки, лужи покрылись пушистым слоёным снежком, солнечным бликом в глаза поблёскивало, отражение их тонкого льда. Приятное ощущение после монотонных недель в чреде полу сумерек, недавно висевшего купола смога и облаков над мегаполисом.
Владимир выруливал между домами, съезжая с трёхэтажного гаражного комплекса, устремляясь в серебристой машине к шлагбауму. У ворот огораживающих трилистник, обособленных высотных эко логичных домов, в одном из которых, красных, кирпичных домов находилась его угловая квартира, притормаживает, ожидая Людмилу.
Немного погодя, спустившись на лифте с девятого этажа, она вышла, отворив двери парадной, прошедши во двор дома и, обогнув строение, устремилась к машине, охранник поднимает шлагбаум. Людмила, по исключительной просьбе Владимира, заняла место на переднем сидении, претерпевая после этого неудобство.
Минуту и легковой автомобиль, въехал на основную дорогу и влился в замедленное движение транспорта. Она разглядывает замелькавшие за стеклами автомобиля дома с застарелым серо жёлтым налётом, сначала постройки советских времён, сюжеты менялись, замелькали кварталы высоток, за ними как два близнеца, виднелись дома и современной застройки.
Набрав скорость, машина проносилась вперёд, перестраиваясь с одной полосы на другую вдоль Рублёво-Успенского, Подушного, 1-го и 2-го Успенских шоссе с отчерченными посередине линиями, которые кое-где прерывались короткими штрихами пунктирами.
То, спускаясь под арки мостов то, вновь поднимаясь на высоту, продолжая двигаться в фигурном пространстве трасс, развязок длинных мостов, широкой автострады дорог, впоследствии, приближаясь к пригороду Рублёвки, расположенному к западу от Москвы.
В то время как Людмила смотрела сквозь запотевшие стёкла, проезжая по территории Одинцовского района Московской области, застроенной дачами бывшей советской элиты, фешенебельными коттеджными строениями. Тут же, машине включили дворники, усердная работали щёточки, смывая с них грязь. Одни за другими сменяясь, пестрили пейзажи.