Ирина весело зааплодировала.
Этот тип! вскричал Рафик. Что вы нашли в этом типе?
Ирина положила вилку и выпрямилась. Глаза её гневно сверкнули.
Что я в нём нашла? медленно проговорила она. Этот человек ни разу не затронул мою честь!
Барков захохотал:
Ловко она тебе вмазала, Рафка!
Ну ладно, ладно, проворчал Баллоне, давайте не будем. Давайте закажем горячее.
Когда принесли горячее, Игорёк напомнил мне о завтрашних делах, о том, что надо на мебельную фабрику поехать за материалом для стройки на натуре.
Когда это кончится? Что я вам, завхоз или администратор? спросил я, а сам уже соображал, кто у меня на мебельной фабрике, родственник или знакомый. Когда же я начну репетировать Конюшку и что это за роль?
Да, что это за роль, Барков? спросила и Ирина.
Такая роль, замялся Барков, генеральская роль.
Не маленького человека?
Нет, наоборот.
Я уверена, что Миша сыграет любую роль, сказала Ирина. У него есть талант и, главное, большое сердце. Не то что у некоторых, добавила она.
После ресторана я проводил её до гостиницы и под шум прибоя поцеловал её руку. О!
5Утром я проснулся от тишины. Наши окна выходили к морю, всегда шумел прибой, а сегодня полная тишина, и Лодкин не сопел во сне, как обычно, и не пускал пузыри.
Я подошёл к окну и увидел следующее: в море был полный штиль, поверхность его находилась в самом легчайшем движении, словно от поглаживания, и лишь кое-где рябили пупырышки, какие на коже бывают от холода, а горизонта видно не было, в отдалении стоял прозрачный голубой туман, и в этом тумане совсем тёмно-синими казались паруса вставшего на ночь на рейде судна.
Доброе утро, Миша, тихо сказал за моей спиной Лодкин.
Видно, штиль и на него подействовал.
Что это за судно, не знаете, Ваня? тихо спросил я.
Учебный парусник «Витязь», ответил он и вдруг гулко, страшно захохотал, закашлял, засморкался, приходя в себя. Он не заметил, как я вздрогнул. «Витязь»! Это тот самый, что закупил все карточки Ирины. Как бы не было беды!
Кое-как одевшись и умывшись, выскочил на набережную. По ней, по лужам, не просохшим ещё после штормового прибоя, от своей гостиницы к нашей торопилась Ирина. За ней, разевая от молодого счастья рты, вышагивал отряд курсантов с «Витязя». Катер с «Витязя» двигался в море параллельным курсом. Я бросился вперёд.
Миша, Миша! закричала Ирина. Поклонники! Целый фрегат!
Барк. Это барк, а не фрегат, сказал я, хватая её за холодные испуганные руки.
Но дело не в этом, быстро заговорила Ирина, сейчас я встретила Баркова, и он проговорился. Миша, здесь обман, заговор, Миша!
Я увидел бегущего к нам по набережной Игорька. Он умоляюще прижимал палец ко рту, хватался за голову. Ирина, мстительно закусив губы, взглянула на него. Курсанты стояли неподалёку, по отряду волнообразно распространялись нежные улыбки.
Миша, я выхватила у него сценарий и сразу всё поняла. Это обман! Конюшка это не маленький человек, это лошадь!
Барков уже подбежал и стоял рядом, тяжело дыша.
Да, это лошадь, продолжала Ирина, она у него, у этого модерниста несчастного, ходит там по арбузам, как по головам. Это лошадь.
Всегда в тяжёлые, роковые минуты жизни я становлюсь железным человеком. Внутри у меня всё трепещет, вся боль моя и слёзы, а внешне я железный человек.
Это жестоко, Игорь, сказал я холодно и спокойно. За что же ты меня так?
Барков бросился ко мне, но захлебнулся от волнения.
Пойдём, Мишенька, заплакала Ирина, уедем отсюда. Какое право они имеют так тебя обижать?
6К вечеру того же дня мы приехали на Симферопольский вокзал. Привокзальная площадь и крыши машин были покрыты снегом. Ирина куталась в лёгкое своё замшевое пальто и иногда вздрагивала, всё ещё переживая нанесённое мне оскорбление. Я нёс её чемоданы, а она мой портфель.
Вокзал хмуро высился над нами, а перед его чудовищным портиком и высоченным шпилем, перед длинными колоннадами мы казались себе маленькими и несчастными. Таксисты провожали нас ироническими взглядами.
Мы купили билеты на московский поезд и заложили свои вещи в автоматическую камеру хранения.
До отхода поезда оставалось ещё часа два. Мы вспомнили, что не ели ничего с утра.
Я не хочу в ресторан, сказала Ирина, просто противно подумать, как все там будут смотреть, когда мы войдём.
Я смотрел на неё эдакая модная птичка в высоченных сапогах на тоненьком каблуке и в коротеньком пальтишке, озябшая, с красным носиком, она проявляет преданность и тонко мне сопереживает. «Чудеса, да и только», подумал я и вдруг почувствовал себя счастливым, как никогда. Не думайте, что я выдумываю, всё так и было.
Мы вышли из здания вокзала и вдруг увидели под сводами колоннады, казавшейся бесконечной, высокую стойку с большой надписью над ней: «Комплексные обеды».
Вот то, что нам нужно, сказала Ирина и взяла меня за руку.
Мы взгромоздились на высокие неудобные табуретки, и ноги наши повисли в пустоте.
За стойкой орудовала запыхавшаяся тётенька, седые пряди волос свисали из-под колпака, она открывала крышки огромных кастрюль, и оттуда столбами поднимался пар, как из преисподней. Она запускала в кастрюли черпаки и как-то зло, ожесточённо выдавала на-гора порции комплексного обеда. За спиной у неё, на белых дверцах холодильника, красивыми буквами было написано: «Бульоны, соусы, компоты, кисели».
Обеды, собственно говоря, были не так уж и дёшевы 77 копеек. В комплекс входило: харчо из перловки, плов из перловки, стакан кофе с молоком. Правда, мяса было много и в плове, и в харчо, а может быть, это только нам подавальщица так удачно зачерпнула.
Мы ели с Ириной, а под ногами у нас, как и у всех других едоков, крутились собаки: породистая гончая сука с отвисшими сосками, здоровенный чёрный пёс неизвестного происхождения и несколько маленьких шавок. Им бросали со стойки кости и стряхивали с ложек перловку. Едоки приходили и уходили, состав был текучий, и вдруг мы остались с Ириной одни за стойкой, а подавальщица застыла, окаменела, уперев свой черпак в бок.
Я посмотрел на Ирину, как она ест, она посмотрела на меня, как я ем, мы улыбнулись друг другу, я поднял голову и посмотрел вверх под своды колоннады. Колонны были не круглые, а с острыми гранями, они были очень высоки, и наверху было темно, капителей видно не было, там шла какая-то хлопотливая птичья жизнь, возня, шебуршание, трепет крыл.
Закатное солнце вдруг вырвалось из туч, и напор его был таким неожиданным и сильным, что сразу стал таять снег, образовались лужи, сверху потекло, и мы с Ириной оказались как бы за шторой из прямых звенящих струй.
Небо стремительно голубело, алело, зеленело, а в колоннаду ворвался резкий и совершенно весенний ветер.
Киселя хочу, сказала Ирина.
Киселя у нас не бывает, отрезала подавальщица.
А если поискать? спросил я.
Не спорь, остановила меня Ирина и улыбнулась подавальщице.
И та вдруг улыбнулась ей и крикнула в трубу, по которой ей сверху, из ресторанной кухни, спускали чаны с комплексным обедом:
Витёк, кисельку завари!
У-у-р-р-ах! пронеслось сверху по трубе.
Сейчас будет, дочка, сказала подавальщица Ирине.
Откинув кисею весенней капели, к стойке подошли три курсанта с парусника «Витязь».
А, вот вы где! закричали они. А мы вас по всему вокзалу ищем!
Они уселись рядом с нами на табуреты и уставились на Ирину молодыми нахальными глазами.
Мы в Мурманск направляемся, сказали они, а оттуда на Остров Свободы. Хотите с нами, уважаемая артистка Иванова?
Можно мне с ними, Миша? спросила Ирина.
Он что, муж вам, этот геноссе? спросили курсанты.
Просто любимый человек, ответила Ирина.
Курсанты весело застучали ложками, требуя комплексного обеда.
Подавальщица, весело ухая, давала пар.
Сквозь капель прошла высокая старуха на тонких каблуках. Она была в горжетке с острой, чуть тронутой временем лисьей мордочкой.
За старухой на задних лапах шествовала вороватая скотина Рекс.
Рекс, атанде! Алон, алон, позвала его старуха и подошла к стойке, виляя бёдрами.
Садись, мамаша, сказали курсанты.
Хоть в разлуке жить непросто, всё равно люблю матроса, напевала старуха, усаживаясь, синеглазого матроса с голубого корабля
Наши собаки сразу приняли Рекса в свою компанию.
Потом пришёл студент-заочник, тоже уселся и занялся вырезанием профилей.
В Москву еду на сессию, деньги нужны, объяснил он.
Сколачивалась хорошая компания. Становилось весело. Подавальщица, подпевая старухе, пританцовывала от котла к котлу. Пустые кастрюли поднимались вверх по трубе, вниз опускалась перловка с бараниной. Курсанты ложками отбивали матлот. Ирина слегка комбинировала своими глазами и руками. Мы с заочником рассуждали о стихах Алексея Зауриха. Рекс подбивал собак разом прыгнуть на стойку и всё сожрать. Бродячая аристократка, тряся выменем, урезонивала его.