Доктор сказал, что ты не должна ходить пешком.
А кто сказал, что я пойду пешком? Разве здесь нет достаточного количества джентльменов, чтобы меня донести?
И раньше, чем ее брат успевает открыть рот, чтобы выразить протест, Луиза уже открывает дверцу машины.
Подожди! Ну почему ты такая нетерпеливая?
Не могу терять ни минуты! Жизнь слишком дорога, чтобы терять ее попусту, верно, Тони?
Он активно ее поддерживает.
Если бы выставили на торги в «Кристис» минуту жизни до каких пределов могло бы вырасти предложение?
Я думаю две тысячи франков! А вы что скажете?
Гораздо больше!
Даю две пятьсот! провозглашает Саллес.
Три тысячи! И Луиза энергично выкидывает руку вверх.
Андре де Вильморен пыхтит, но не поймешь то ли сердито, то ли забавляясь.
Ладно, идет. Но подождите секунду, дайте хоть припарковаться у обочины.
Поспеши, Андре, поспеши! подгоняет его Тони. Мы теряем тысячи франков!
В багажнике автомобиля лежит приспособление, которое уже приходилось использовать, когда Луизу вывозили за город погулять, в том числе во время обострения артрита. Это портативный паланкин, купленный семейством Вильморен у одного из импортеров восточных товаров: толстый лакированный брус черешневого дерева с куском плотной жесткой ткани, навесом, и небольшим гамаком из бамбука, что крепится к брусу. Шарль достает это чудо инженерной мысли и устанавливает его возле дверцы. Луиза опирается на руку своего суженого, чтобы устроиться в паланкине удобнее.
Тони и Андре достается честь нести Луизу, уложив черешневый брус на плечо: один идет впереди, другой сзади, на манер носильщиков. Шарль Саллес берет на себя труд расчищать в толпе путь для всей процессии, пока они не дойдут до улицы Лепик.
Расступись! Разойдись по сторонам, сделай милость! энергично и властно выкрикивает он, словно актер на подмостках, разыгрывая роль глашатая. Несем даму, даму чрезвычайной важности!
Народ подается в сторону, уступая дорогу странной процессии, во главе которой выступает Саллес, решительно тараня толпу, а за ним два молодых месье несут экзотический паланкин, в котором виднеется юная рыжеволосая дева с отсутствующим взглядом и гордо поднятым подбородком, под которым взорам всех желающих открывается лебединая шея принцессы.
Официанты, обслуживающие столики брассери «Ля-Пляс-Бланш», застывают на месте с подносами, уставленными стаканами со смородиновым морсом и чашками кофе. Носильщики в темных халатах, что возят по улицам тележки, месье в котелках и продавщицы в длинных юбках все выстроились по сторонам, ведомые любопытством: кто же эта дама, что передвигается по городу в носилках на плечах своей свиты, как Клеопатра. Прибывший на место происшествия с дынями жандарм, целью которого было разобраться с возникшим затором, видит приближающуюся даму под балдахином и приветствует ее по-военному, будучи убежден, что это, должно быть, дочь какого-нибудь посла из далекой заморской страны. Луиза отвечает на его приветствие легким наклоном головки, и страж порядка помещается перед Саллесом, чтобы расчищать процессии путь, властно приказывая народу разойтись.
И жандарм прокладывает им путь до угла, а потом сопровождает до улицы Лепик, где на первом этаже отеля «Бо Сежур» расположена кофейня и кондитерская «Вьенуаз», распространяющая на несколько метров вокруг соблазнительный запах сливочного масла и подрумяненной муки. Носильщики осторожно опускают паланкин. Полицейский козыряет на прощание. Тони церемонно, царским жестом, как истинный джентльмен подает руку Луизе, в то время как Саллес предлагает с другой стороны свою. Все четверо, отчаянно сдерживавшие смех до этой минуты, дабы не смутить торжественности своего прибытия, входят в кондитерскую, безудержно хохоча.
Глава 4. Расположение авиационного формирования под Истром, 1921 год
Неделя длится сто дней. День сотню часов. Младший лейтенант Пеллетье до трех раз на дню заставляет их подметать взлетно-посадочную полосу, используемую не чаще одного раза в сутки. Он заставляет их маршировать, гоняя в хвост и гриву: раз-два, раз-два, раз-два тя-ни но-сок, тя-ни но-сок Единственная ошибка при проходе в строю может повлечь за собой наказание запрет на увольнение в воскресенье, и в поте лица своего новобранцы стараются не допустить этой ошибки.
Мермоз порывист, но не злопамятен. Тем не менее за прошедшие недели в его душе постепенно скопилась и загустела мрачная ярость, вытеснившая иные чувства. А еще с ним стало происходить то, чего не было никогда: у него трясутся руки.
В среду им предоставляется возможность выбрать свою судьбу. Из сорока парней, которые по собственному желанию записались в авиаполк, только пятеро выразили желание продолжать службу. Остальные захотели перевестись в пехоту, что давало им возможность досидеть срок военной службы на каком-нибудь тихом штабном местечке, может статься, в другом подразделении, где можно будет избавиться от созерцания Пеллетье навсегда.
Мермоз остался.
Этим пятерым унтер-офицер отдает приказ построиться и объявляет, что у него есть специальное задание для господ, стремящихся в небо. Для начала он гонит их бегом до самого конца гарнизонной территории, к ограде. Приказывает поднять металлическую крышку люка. И когда она открывается, обнаруживается черный колодец с лесенкой, откуда их резко, как пощечиной, обдает выбивающим слезу смрадом.
Отстойник казармы не опустошали неделями. А теперь я желаю увидеть его чистеньким, как святая рака. Если останется хоть капля дерьма вы у меня языком ее вылижете.
И показывает рукой на ведра и тачку, куда нужно будет выгружать экскременты.
Есть сомнения?
Никак нет, господин младший лейтенант где взять лопаты?
И тут Пеллетье разражается хохотом.
Лопаты? Еще чего не хватало имеющиеся на балансе вооруженных сил инструменты на подобные цели расходовать. Лопаты у вас вон из рукавов торчат. Пошевеливайтесь, лодыри!
Мермоз спускается первым. Его товарищ по имени Корсо советует обвязать лицо носовым платком. Газ метан, выделяемый содержимым отстойника, может вызвать обморок, а там недалеко и до смерти одной из наименее почтенных.
Чтобы обмануть самого себя, укрыться от омерзения и предотвратить рвоту, он старается убедить себя в том, что оказаться здесь, среди дерьма, это успех. Успех, потому что он не отрекся от своей судьбы, не отступил.
Троим из пятерых становится плохо, и они вылезают из смрадного колодца до окончания работы. Пеллетье заносит в их личные дела пометки о неисполнении приказа, что автоматически лишает их шанса быть принятыми на курсы подготовки пилотов. Но Корсо и Мермоз выдерживают до последнего ведра. Задерживая дыхание, чтобы не надышаться газом, оба силятся держать в мыслях одно надежду научиться летать. Кто бы мог подумать, что столь высокое и чистое стремление способно довести до столь омерзительного колодца. К ним подходит капитан поинтересоваться, что такое здесь происходит, и младший лейтенант Пеллетье докладывает ему, что он привел пару солдат вычистить выгребную яму.
На глазах капитана они вылезают на поверхность земли с пустыми ведрами. Руки черные, обмундирование черное, лица тоже черные. И смердят.
Все вычистили? спрашивает их капитан.
Так точно, мой капитан.
Пеллетье яростно крутит черными глазами.
Смотрите у меня, если вы солгали капитану, я вас на столько на губу закатаю седыми выйдете.
Оба солдата вытягиваются по стойке смирно: нет оснований сомневаться, что Пеллетье в люк не полезет, побережет свою безупречно чистую форму.
Есть у меня способ выяснить, действительно ли все вычищено так, как было приказано, и хитренько так улыбается. Если вы и в самом деле выгребли все содержимое отстойника, то должны были добраться до самого дна и, стало быть, сможете теперь сказать, какого цвета плитка на дне резервуара.
Никак нет, не можем сказать, господин младший лейтенант
Повисает пауза, в течение которой Мермоз глядит в глаза унтер-офицеру, у которого, как у готового вцепиться в добычу хищника, уже текут слюнки в предвкушении расправы.
Мы не можем назвать цвет плитки, потому что плитки на дне нет. Дно цементное.
Взгляд Пеллетье вспыхивает яростью.
Это верно, младший лейтенант? адресует ему вопрос капитан, морща нос от распространяемого солдатами смрада.
С горьким разочарованием на лице ему приходится признать, что это правда.
В таком случае отправьте этих парней в душевую и освободите от всех видов работ, запланированных до обеда.
Слушаюсь, отвечает он с плохо скрываемой досадой. Команду капитана вы слышали. Бегом марш!
Оба, счастливые, бегут к душевой на глазах у других солдат, с изумлением взирающих на этих бродячих ассенизаторов.
В пятницу Мермоз читает свежий приказ, вывешенный на двери спального корпуса, и видит строчки, которых так долго и терпеливо ждал: «Рядовой Жан Мермоз с понедельника приступает к освоению практического курса пилотирования. После утренней поверки он обязан прибыть в конференц-зал аэродрома». Ликующий крик из его глотки разносится по всей части.