Мама на выставку не пришла. Она вела репортаж о ходе гражданской войны в Сомали, находясь в самой гуще событий.
Отец изучал мою картину целых двадцать минут. Он рассматривал ее так подробно, словно ему сказали, что мир вот-вот станет черно-белым, и это его последний шанс увидеть цвет. Иногда он поднимал руку, будто хотел прикоснуться к раме, но всякий раз одергивал себя и опускал руку. Наконец он повернулся ко мне:
Глаз у тебя острый, как у матери.
В следующем семестре вместо занятий живописью я выбрала историю искусств, курсы по медиа и бизнесу. Я не хотела, чтобы меня всю жизнь сравнивали с матерью, поскольку решила во что бы то ни стало быть совсем на нее не похожей. Если это означало освоить какую-то иную сферу в мире искусства, что ж, так тому и быть.
Я не удивилась, когда прошла отбор на летнюю стажировку в «Сотбис» перед последним курсом в колледже, потому что всю свою учебу я подстроила под то, чтобы стать участницей этой программы. В первый же день всех стажеров с одинаково горящими глазами собрали в одной огромной комнате. Я села рядом с чернокожим молодым человеком, который в отличие от всех остальных, одетых в консервативные блейзеры и сшитые на заказ брюки, был в фиолетовой шелковой рубашке и юбке-миди с принтом из огромных роз. Когда молодой человек поднял на меня глаза, я кивнула в сторону той части комнаты, где руководители различных отделов аукционного дома, выстроившись в линию, выкрикивали имена своих стажеров.
Если бы я не хотел, чтобы люди на меня пялились, прошептал мой сосед, то надел бы что-нибудь попроще. Маккуин.
Диана, представилась я, протягивая руку.
О, дорогуша, улыбнулся молодой человек, эту юбку создал дизайнер Александр Маккуин. Затем он протянул мне унизанную кольцами руку, на ногтях блестел серебряный лак. Я Родни. Он оценивающе смерил меня взглядом, явно отметив про себя и чопорность моей одежды, и разумную высоту каблуков. Мидлберийский колледж?
Уильямс.
Хм ответил он так, будто я могла ошибаться насчет колледжа, где проучилась три года. Первое родео?
Да. А у тебя?
Второе, сказал Родни. Я уже был здесь прошлым летом. Они будут обращаться с тобой словно с трехногой хаски на Айдитароде, но я слышал, что в «Кристис» еще хуже. Приподняв одну бровь, он поинтересовался: Ты ведь знаешь, что тебя ждет, так? (Я покачала головой.) Помнишь Распределяющую шляпу в «Гарри Поттере»? Они назовут твое имя и твой отдел. Никаких переводов. Он наклонился к моему уху и зашептал: Я учусь на дизайнера в Род-Айлендской школе дизайна, и в прошлом году меня распределили в отдел по продаже изысканных вин. Вин! Я ни черта в них не разбираюсь! И ответ на твой вопрос «нет», пить их не разрешается.
Импрессионизм, ответила я. Я бы очень хотела работать в «Имп-мод».
Тогда, вероятнее всего, тебя засунут в какой-нибудь отдел по исследованию космоса, ухмыльнулся Родни.
Или музыкальных инструментов, улыбнулась я в ответ.
Сумок. Родни полез в свою сумку и вытащил из нее нечто, завернутое в фольгу. Вот. Он протянул мне кусок пирожного. Утопи свои печали превентивно.
С пирожным все кажется лучше, чем есть на самом деле, сказала я, откусывая здоровенный кусок от протянутого мне лакомства.
Особенно если в брауни есть травка.
Я поперхнулась, и Родни похлопал меня по спине.
Диана ОТул!
Услышав свое имя, я тут же вскочила со стула и громко ответила:
Здесь!
«Частные коллекции».
Я повернулась к Родни, который сунул мне в руку остаток брауни.
Могли бы быть «Ковры и половые тряпки», пробормотал он. Только прожуй сначала.
Я так и не доела брауни, даже когда оказалась за стойкой регистрации, где мне было поручено отвечать на телефонные звонки и помогать посетителям ориентироваться в здании компании, которую я еще толком даже не знала. Отвечая на звонки, я изучала некрологи в «Нью-Йорк таймс», обводя красной ручкой имена богатых людей, поместья которых могли быть выставлены на аукцион. И вот как-то днем к моему столу подошел мужчина почти квадратных пропорций, держа в руках завернутую в ткань картину.
Мне нужна Ева Сент-Клерк, потребовал он.
Я могу записать вас к ней на встречу, предложила я.
Боюсь, вы не понимаете, продолжал настаивать посетитель. Это Ван Гог.
Он тут же принялся разворачивать картину, и я затаила дыхание в предвкушении характерных мазков кисти и крупных цветовых блоков. Вместо этого я увидела перед собой акварель.
Я могу записать вас к ней на встречу, предложила я.
Боюсь, вы не понимаете, продолжал настаивать посетитель. Это Ван Гог.
Он тут же принялся разворачивать картину, и я затаила дыхание в предвкушении характерных мазков кисти и крупных цветовых блоков. Вместо этого я увидела перед собой акварель.
Ван Гог написал более сотни акварелей. Но в этой работе не было того буйства красок, которые заставили бы меня поверить в то, что передо мной действительно работа великого живописца. Подписи на ней тоже не было.
Впрочем, разумеется, ни мой отдел, ни я не занимались оценкой живописи.
«А что, если подумала я. Что, если это мой шанс? Что, если мне суждено стать тем самым выдающимся стажером, который распознает неизвестного Ван Гога и станет легендой Сотбиса?»
Минутку, сказала я незнакомцу.
Схватив трубку, я тут же набрала номер Евы Сент-Клерк, которая в то время была старшим специалистом отдела продаж «Имп-мод». Я быстро назвала свое имя и едва приступила к описанию сути проблемы, как услышала в ответ:
Боже мой, ради всего святого! а затем гудки.
Спустя две минуты Ева Сент-Клерк появилась в дверях лифта.
Мистер Дункан, начала она ледяным тоном, я уже говорила вам на прошлой неделе, и две, и три недели назад, мы не думаем, что это настоящий
Она думает иначе, перебил ее мистер Дункан, тыча в меня пальцем.
Я уставилась на него широко распахнутыми глазами.
Вовсе нет. Я сделала особое ударение на последнем слове.
Она, Ева кивнула в мою сторону, никто. И не имеет никакого права оценивать даже сэндвич с ветчиной, не то что произведение искусства.
Я перевела ошарашенный взгляд на Еву Сент-Клерк. И на эту женщину я собиралась работать? Возможно, мне удалось увернуться от пули.
Внезапно кто-то схватил меня за руку.
Вставай!
Я была так поглощена разворачивающейся на моих глазах драмой, что даже не заметила, как мой тогдашний босс приблизился к стойке регистрации с противоположной стороны. Иеремия был старшим специалистом в отделе «Частные коллекции», и ему поручили занять меня хоть чем-то, например дать поиграть в администратора на ресепшене.
Ты нужна нам прямо сейчас, заявил он.
Но кто будет
Мне все равно. Иеремия тащил меня за собой, на ходу вводя в курс дела. Мы шли по бесконечным коридорам здания, напомнившим мне в тот момент туннели кроличьей норы. Вандербильты выбирают между нами и «Кристис». Они собираются продавать свое имение. У нас аврал.
Иеремия распахнул дверь, ведущую в конференц-зал. Измотанная группа специалистов по продаже недвижимости подняла на нас глаза.
Это стажер? спросил один из них, словно заметив оазис в пустыне.
Меня подвели к компьютеру, стоявшему в углу зала, и велели вводить данные с сотен страниц заметок о предметах искусства, мебели и личных вещах владельцев имения. Пока я печатала, перепроверяя введенные мной данные по два раза и тщательно изучая огромный список имущества, группа позади меня придумывала различные доводы, которые могли бы убедить Вандербильтов выбрать «Сотбис» вместо «Кристис».
В течение нескольких дней я упорядочивала списки работ голландских мастеров, «роллс-ройсов» и позолоченных карет, слушая, как Иеремия и другие старшие специалисты выдают одну захватывающую идею для аукциона за другой. Войти в это помещение было все равно что получить удар током. Я наконец-то смогла убедиться, что эйфория от работы с произведением искусства не начинается и не заканчивается его созданием.
Вандербильты выбрали «Сотбис» за день до окончания моей стажировки. Было шампанское, громкие речи и аплодисменты в мою честь. Я, словно тягловая лошадь, трудилась ночами и выходными, таща на себе этот огромный груз.
Не важно, что Ева Сент-Клерк думала обо мне.
Я украла бутылку «Моёт», и мы с Родни распили ее в туалетной кабинке для людей с ограниченными возможностями. За то лето мы стали неразлучны. Его распределили в отдел исламского искусства, но Родни каким-то образом удалось убедить своего босса позволить ему пообщаться с командой дизайнеров, которая занималась оформлением залов и экспозиций для аукционов. По выходным мы бродили по Метрополитен-музею и Музею американского искусства Уитни, а также поставили перед собой задачу найти лучшие тосты с авокадо в городе. Я напоила Родни, после того как его бросил друг, послав эсэмэску. Родни же вытащил меня на распродажу остатков коллекций ведущих дизайнеров и заставил, как Золушку, переодеться в «Макс Мару» и «Ральфа Лорена», которые шли с огромными скидками.