И Томасу, и его родителям приходила в голову мысль восстановить контакт с той девочкой, раз уж такая любовь случилась. Злая ирония состояла в том, что кроме имени Томас ничего про неё не знал. Пионерский лагерь, вторая смена, четвёртый отряд. Чёрт с ним! Можно поднять архивы и найти по имени, по фотографии. А если девочка забыла те короткие встречи после отбоя и одну сценку в спектакле, в которой девочка прыгала, а Томас ловил её за хрупкую талию? Если она не вспомнит Томаса по фотографии? Если у неё своя жизнь и в ней нет места для Томаса? Нет уж, пусть идёт как идёт: солдат, разведчик, диверсант. Томас не осознавал, что делал всё, чтобы прожить эту жизнь поскорее, раз уж так сложилось. Может, ему повезёт и в следующей жизни он будет более счастливым.
Теперь Томасу тридцать семь. На его счету десятки серьёзных дел. Реализация пяти последних операций была полностью на нём: от планирования до финала. Томас главная звезда на небосклоне Управления. Томас знает, что он не единственный, но самый перспективный. Значит по соображениям целесообразности все сложные задачи будут поручаться ему, пока «Акела не промахнётся дважды». Затем или уход на тренерскую работу, или Управление решит закрыть его вопрос раз и навсегда.
Томас знал свои перспективы, не сильно дорожил жизнью и развлекался как мог в предлагаемых обстоятельствах. Если бы жизнь сложилась чуточку иначе, Томас стал бы режиссёром. Больше, чем выступления на сцене, Томас любил постановку и организацию спектаклей. Были и задатки продюсера: Томас даже ненастоящие билеты «продавал» за ненастоящие деньги. Все говорили про реинкарнацию, допуская, что в Томаса при рождении вселился дух театрального режиссёра. Часто сам того не замечая, в свойственной для себя манере Томас делал работу с налётом артистизма, драматизма, в крайнем случае клоунады.
Две несочетаемые черты характера слились в одном человеке и породили диверсанта, желающего зрительского признания и аплодисментов. Каждую операцию Томас планировал как спектакль: роли, реплики, реакция зрителей, катарсис в финале. Ему говорили: «Нужно убить убей. Зачем ты цветок на подоконник поставил? Разве твоя жертва профессор Плейшнер?» Однако работу Томас делал лучше прочих. Командиры наставляли Томаса: надо быть расчётливее, прагматичнее. Но ему хотелось шоу.
Томас посчитал бы личным оскорблением, если его самого убьют просто, незамысловато, без огонька. Пусть убийство Томаса войдёт в историю. Пусть получится учебное пособие для молодых диверсантов. Пусть снимут кино или хотя бы напишут книгу. Чёрт с ней, с книгой; пусть выйдет заметка на двести слов в местной хронике и сорокасекундный репортаж в новостях хотя бы так. Но исполнителей, способных на такое представление раз-два и обчёлся. Томас да ещё один диверсант в Москве. И если Брагин для Томаса кумир и объект для подражания, то полковник Брагин даже не слышал про Томаса. Не тот у Томаса пока уровень выступлений, не та сцена. Если бы можно было диверсанту выбирать своего убийцу, то Томас однозначно предпочёл бы Брагина и захотел посмотреть всё представление от начала до конца. Ещё одна несбыточная фантазия Томаса.
Что на личном фронте? Четыре года Томас живёт с девушкой. Познакомились на дне рождения общего друга. Оба были без пары, и именинник посадил их рядом. Слово за слово, подружились. Потом поняли, что есть взаимное чувство. Может любовь, может что-то попроще. Наверное, всё-таки симпатия. Стали жить вместе. Инга намекала на брак, но Томас ещё не сказал ей, кем он работает на самом деле. Инга была симпатичной, доброй, умной и прагматичной, как тут принято. А для Томаса этот мир всепроникающей целесообразности так и не стал родным.
Годы ушли у Томаса на то, чтобы смириться с прагматичным укладом жизни. Только из этого ничего не вышло. Не мог Томас принять этот прагматизм как главную норму жизни: ты представляешь ценность для других по сумме своих ресурсов, которыми они могут воспользоваться. В этом смысле самые уважаемые люди стоматологи. Ты можешь прийти к стоматологу в гости с бутылкой дешёвого венгерского вина и показать ему свои зубы. Он, конечно, назначит приём в кабинете, но первый совет ты получишь по-дружески, всего за два с половиной евро.
Томас был невыгодный друг. Никто не мог прийти к нему с бутылкой вина и получить совет. Томас диверсант, только об этом никто не знает. Его прикрытием была компания, торговавшая с Советами вторчерметом. Нельзя принести водопроводный люк и прицениться у Томаса хотя бы в первом приближении, за сколько его можно сдать в металлолом.
Томас был невыгодный друг. Никто не мог прийти к нему с бутылкой вина и получить совет. Томас диверсант, только об этом никто не знает. Его прикрытием была компания, торговавшая с Советами вторчерметом. Нельзя принести водопроводный люк и прицениться у Томаса хотя бы в первом приближении, за сколько его можно сдать в металлолом.
Работа, которой не мог воспользоваться никто из знакомых, делала Томаса максимально бесполезным и ненужным. Добавляла дискомфорта всеобъемлющая меркантильность окружающих. Всё подвергается подсчёту, у всего есть цена и каждый должен вести баланс затрат и прибылéй.
Смешно сказать, но раз так вышло, то и умолчать нельзя: Инга считала себя авторкой и режиссёркой артхаусных фильмов. А Томасу, прирождённому театральному режиссёру, приходилось быть продавцом металлолома. Разок Томас решил вставить свои пять сантимов в обсуждение очередного театрального шедевра. Инга так многозначительно посмотрела на Томаса, что он телепатически услышал её мысли: «Не следует продавцу вторчермета позориться, высказывая свои поверхностные суждения об акте высокого искусства».
Томасу тридцать семь. В этом возрасте у его отца была дружная семья, а самому Томасу тогда было четырнадцать. Первые и похоже последние счастливые воспоминания были связаны с тем периодом жизни. Потом кризис в стране, разруха, эмиграция, армия, разведка, секретная служба. Однако кое-что связывает Томаса с беззаботными, светлыми и добрыми воспоминаниями из детства: он как был, так и остался ужасным сладкоежкой. Диверсант с задатками режиссёра, который хороший кусок горького шоколада ставит следом за присягой.
Томасу тридцать семь, и он всё чаще задумывается, какими будут его следующие тридцать семь. Снова и снова он приходит к мысли, что надо что-то менять и может быть даже радикально. Будет ли в лучшем будущем место для Инги? Вероятно, нет. Она не сможет, да и не захочет уменьшить свой прагматизм; она не считает полезными большую открытость и эмоциональность. «Зачем портить чувствами то, что хорошо работает» (с) Инга. Она хорошая девушка, но не та, какую представлял себе Томас. Он даже верит словам Инги о том, что та хочет брака и долгих лет семейной жизни с Томасом, но чего хочет он сам?
Томасу тридцать семь, и что-то надо менять. Возможно, он сделал ошибку в двадцать два, когда пошёл в армию и потом в разведку. Он сделал ошибку, но всё можно переиграть. Подать в отставку, начать с нуля. Возможно, для этого потребуется вернуться в Россию. Он не будет искать ту девочку. Просто будет надеяться, что в России она была не одна такая: светлая, чувственная, искренняя.
Что-то нужно менять.
Вероятно, всё.
1.3.
На столе Яниса Баумане, руководителя секретной службы Латвии, завибрировал телефон.
Пришёл Томас Сискинс, доложила секретарь.
Янис нажал «отбой» и положил телефон на стол экраном вниз. Через мгновение дверь открылась, и в кабинет решительно вошёл светло-русый, крупный, атлетически сложенный лучший диверсант подразделения. Как раньше говорили, краса и гордость Красной армии. Хорошо, не Красной. Но краса же и гордость? Янис показал на стул справа от Т-образной приставки к своему командирскому столу.
Можно попросить, чтобы ваш секретарь научилась читать мою фамилию? в очередной раз безразличным тоном спросил Томас.
Нет, иначе придётся брать на службу умного секретаря, а в нашем деле это означает гарантированный провал. Уверен, что мой секретарь думает, что мы спекулируем металлоломом. И пока это так, мы с тобой, Шишкинс, в безопасности.
Томас с видимым сожалением согласно кивнул.
Янис наклонился, достал из сейфа большой конверт. С интересом и каким-то вызовом посмотрел на Томаса, словно решая, отдавать ли ему конверт, или оценивая, справится ли краса и гордость с этим заданием. Томасу даже показалось, что руководитель как будто сомневается в способности Томаса выполнить задание.
Конверт же мог означать только одно дело, «которое нельзя не выполнить» (с) Янис Баумане.
Томас взял конверт, открыл клапан, увидел там анкету с приколотой фотографией, положил конверт на стол и посмотрел на начальника.
Сделай красиво. Так, чтобы даже сам объект растрогался и аплодировал тебе стоя, если бы смог увидеть свои последние мгновения. Посмотри файл.
Томас достал документы из конверта. Всего четыре листа А4, одна фотография приколота степлером и пара фотографий большого размера между страниц. Томасу хватило одного беглого взгляда, чтобы понять, о ком идёт речь. Он опустил глаза. Желваки на скулах предательски напряглись. А начальник продолжал наслаждался моментом.