Ночная прохлада нисколько не помогает справиться с разбушевавшимися эмоциями. Пальцы всё ещё подрагивают, когда я прикуриваю, отодвигая один из пластиковых блоков в сторону. Нет, меня не трогает сам факт того, что я нахожусь в квартире своего бывшего. И на самом деле нисколько не волнует, что скажет по этому поводу Рома. Всё, что действительно интересует в данный момент зачем вообще Артём меня сюда притащил. Попросит прощения? Наверное, я ждала чего-то такого. Восемь лет назад. Или семь.
А теперь
А что теперь?
Ничего.
Пустота.
В том числе в моей голове.
У меня просто-напросто не остаётся никаких сил пойти и завести разговор, чтобы узнать его собственные соображения по этому поводу. За прошедшие годы я не раз представляла, что скажу ему при встрече, несмотря на то, что тщательно избегала каждую из них. В голове не собирается ни единой мысли, которую можно было бы озвучить. Именно поэтому я продолжаю стоять и пялиться на городской вид с высоты восьмого этажа в надежде, что Рупасов соизволит начать первым.
Ожидание моё длится недолго.
Негромко хлопает дверь, отделяющая меня от остального пространства квартиры. Не оборачиваюсь. Продолжаю упрямо изучать то, что перед глазами, хотя и не вижу уже ничего. Слишком явно и остро чувствую, как шёпот сентябрьского ветра приносит аромат мужского парфюма в примеси спиртного.
Амбра с ванилью и мускусом, шотландский виски и горячее дыхание, обжигающее затылок своей близостью всё это будит чересчур яркие воспоминания. Прошлое слепит похлеще дальнего по встречной на ночной трассе. И заставляет тонуть в этих ощущениях.
Мужчина ставит на подоконник передо мной стакан, снова наполненный виски, и кладёт обе ладони на край окна, заключая меня в своеобразный капкан из неприкасаемых объятий.
До сих пор пользуешься им, озвучиваю мысль о парфюме.
Когда-то я сама выбирала его
Артём не отвечает, но по тому, как замирает его дыхание, понимаю мужчина прекрасно знает, в чём истинный смысл моих слов.
Выпей, станет легче, проговаривает он тихо, спустя долгие секунды молчания.
Сигарета дотлевает сама по себе. Бросаю её в стакан, демонстрируя, что я думаю о сказанном им.
Легче не будет никогда, бросаю холодно. По крайней мере, мне так точно. А ты выпей ещё. Это же помогает!
Делаю шаг в сторону, намереваясь покинуть балкон, но Артём не позволяет, крепче сжимая пальцами белый пластик. Я же разворачиваюсь к нему лицом, собираясь раз и навсегда закончить со всем этим дерьмом, которым мы окружаем себя сами. Жаль, он не позволяет озвучить тот мысленный итог, к которому я наконец прихожу.
Что мне сделать, чтобы ты перестала злиться? спрашивает приглушённо. Как всё исправить, Жень? Скажи, как всё вернуть.
Слишком подлые слова с его стороны
Я вижу в синеве взгляда напротив столько искренности, что замираю в нерешительности, не зная, что следует ответить. Он застаёт меня врасплох. Уж лучше бы снова язвил или делал вид, что ему всё равно. Тогда мне не было бы снова так больно, как сейчас.
Исправить можно поломанное радио или долбанный радиатор в твоей тачке. То, что мы натворили не исправить, проговариваю негромко и очень стараюсь, чтобы мой голос не дрожал так предательски, хотя и выходит хуже некуда. Да и зачем? Только не говори мне, что спустя столько лет ты осознал свою вину и вообще готов быть отцом. Теперь, когда уже слишком поздно! сама не осознаю, как перехожу на повышенные тона.
Подкатывающая истерика переполняет разум и буквально разрывает сознание, наполняя рассудок горечью того, что потеряли мы оба. И не только по его вине.
Так что иди ты на хер со своими желаниями! продолжаю на эмоциях. Понял? Я тебя даже видеть и слышать не хочу, не то, что объяснять что-то, больше не имеющее значение! Ты всё испортил. Точка! Пиши некролог своим поздним сожалениям! отталкиваю его от себя, предпринимая новую попытку уйти.
И обязательно ушла бы. Если бы одна его ладонь не уцепилась за талию, с силой впечатывая меня в мужское тело, в то время, как вторая обхватила за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.
Да, я всё испортил. Но и твоя вина тоже есть, жёстким, непреклонным тоном отзывается он. Ты просто-напросто сбежала, не дав мне хоть немного времени опомниться. И где я должен был тебя искать, а? За восемьсот километров в городе, о котором ты раньше даже вслух не упоминала? Как ты, мать твою, это себе вообще представляешь, а, Жень? его пальцы сжимаются на моём лице крепче, причиняя физическую боль, но и она не сравнится с той, которая растёт и крепнет во мне от каждой сказанной им фразы. Ты, мать твою, не дала мне и шанса! Ты, мать твою, сделала аборт! Так кто из нас больше виноват в том, что нихера теперь не изменить, а?!
Молчу. Глотаю стекающие по щекам слёзы. И снова молчу. На большее не способна. Но Артёма это не устраивает. Он отпускает моё лицо, перехватывает за оба запястья и тащит в комнату, бесцеремонно швыряя на диван.
Ты не уйдёшь отсюда, пока не скажешь мне абсолютно всё, что я хочу знать, непримиримо проговаривает он. Я слишком долго ждал этого долбанного дня, чтобы отпустить тебя просто так. Как ты, блядь вообще могла решиться на аборт?! Неужели и правда думала, что я откажусь от своего ребёнка?! Как в твоём курином мозгу вообще родилась эта тупая мысль?!
Синие глаза пылают гневом. И в них столько ярости, что кажется, будто это пламя сожжёт и меня. Дотла. Наверное, если бы это было возможным в самом деле, я бы не мешкала ни мгновения. Просто растворилась бы в этом огне. Ведь намного проще просто исчезнуть, чем терпеть всё, что живёт во мне, тихо разъедая изнутри.
Продолжаю молчать. Хотя больше всего на свете хочется кричать. Просто потому, что в какой-то мере он прав. Я никогда, ни при каких обстоятельствах, не решилась бы на аборт. Собственно, именно поэтому, будучи семнадцатилетней беременной и сбитой с толку, я и ушла из дома, никому ничего не сказав. Да, сбежала. У меня не хватило смелости признаться матери ни в чём. И уж тем более объяснить ей, почему тот, кого я так боготворила, отказывается делить ответственность, недоумевая в первую очередь над тем, как так вообще получилось. Но ему знать об этом не обязательно.
Это моё личное наказание. Для него. Расплата.
Говори, твою мать! Не доводи меня ещё больше, чем есть! продолжает прожигать исполненным ненавистью взглядом Артём.
На краю сознания мелькает мысль о том, что доказывать что-то или объяснять всё равно бесполезно, но голос рассудка и здравого смысла я не слышу уже давно
Где они? поднимаюсь с дивана, оглядываясь по сторонам. И, пока мужчина морщит лоб в непонимании, направляюсь в одну из комнат за закрытыми дверями. Где долбанные презервативы в твоём доме? добавляю в пояснении.
Направление оказывается выбрано верно. Оттолкнув от себя дверь из матового стекла, я попадаю в спальню. Ну, не на кухне же он хранит такие вещи, а то, что они у него точно есть, даже не сомневаюсь. Всегда были. И много.
Зачем они тебе? мрачно отзывается Рупасов, следуя за мной.
Он останавливается в дверном проёме, сложив руки на груди, пока я пересекаю ещё одно подобие предыдущей комнаты, разница между которыми заключается лишь в том, что вместо дивана стоит двуспальная кровать с парой прикроватных тумб. Поскольку выбор поиска не велик, дёргаю первый попавшийся ящик пусто. Приходится повторить всё то же самое, но с другой тумбой. Искомое там и находится. Хватаю одну из запечатанных упаковок, швыряя мужчине в лицо.
Читай! срываюсь на новый крик.
Коробочка ударяется о его плечо и отлетает в сторону. Артём и не думает поднимать её или делать то, что я сказала. Вообще не шевелится. Зато в синих глазах наконец возникает понимание сути происходящего.
Там нет для меня ничего нового, чего бы я не знал, кривит губы в злорадной ухмылке.
Чем только распаляет ураган моих эмоций ещё больше
Да-а? интересуюсь в горькой насмешке, вытаскивая из ящика ещё одну упаковку контрацептивов. Тогда какого хера, Рупасов?
Швыряю коробку снова, но на этот раз мимо. Презервативы отлетают от дверного косяка и падают у его ног.
Как ты вообще мог подумать о том, что я тебе сначала изменила, а потом вдобавок пришла к тебе с таким фактом?
Третья упаковка летит следом за второй и на этот раз попадает в цель. В его руки.
Неужели я так похожа на такую? добавляю тише, всю свою немногую энергию использовала на крик. Или проще поверить в это, чем в те грёбаные два процента?.. последнее звучит не вопросом, а безоговорочным утверждением.
Истерика гаснет. Ведь именно упомянутое последним заставляет впервые понять, насколько же я одинока, а вся моя любовь настолько ядовита, что способна убить, даже если оставляет возможность дышать.
Существовать в этом мире, ещё не значить жить.
Я не говорил тебе ничего подобного, болезненно морщится Артём, тяжело вздыхая. Ты сама сделала выводы. Не дала даже возможности объясниться, дополняет в укоре. Сбежала, Жень. Ты просто сбежала от меня, уже открытым обвинением. И аборт сделала, добавляет, будто предыдущего мало.
Теперь моя очередь испытывать всю тяжесть предмета нашего разговора. Отчасти Рупасов прав. Но не во всём. А та ложь, которая звучит между строк намного сильнее, чем доля имеющейся правды. Особенно если учесть, что Арсений довольно красноречиво объяснил мне что к чему в реакции старшего брата и без него самого, пока я рыдала на крыльце их дома, не понимая поведения своего самого первого в жизни мужчины. Но бросаться новыми обвинениями Для чего? Всё равно ведь не изменишь ничего. Поздно. Слишком. Ничего не вернёшь. Да и не хочу я что-то менять. Пусть мой нынешний супруг и не тот, кто мог бы быть мечтой всей моей жизни, но именно благодаря Роме я смогла встать с колен после того, как сломалась. И я обязана ему всем, что у меня есть сейчас. А Артём он всего лишь прошлое. Да, не самое лучшее, но какое уж есть. Другого и не представляла себе никогда.