Поднимающийся Волк, белый черноногий - Джеймс Уиллард Шульц


Джеймс Уиллард Шульц

Поднимающийся Волк, белый черноногий


ВВЕДЕНИЕ


Одним из самых приятных обстоятельств моей длинной жизни на равнинах была близкая дружба с Хью Монро, или Поднимающимся Волком, чей рассказ о его первых приключениях на равнинах у реки Миссури и в Саскачеване описан в «Поднимающемся Волке» так, как я давным-давно услышал его, сидя у очага в его домике.

Сначала он служил в компании Гудзонова Залива, затем в Американской Меховой компании, и, став наконец свободным траппером, Хью Монро увидел больше новых стран и пережил больше приключений, чем большинство людей в начальной истории Запада. Последние годы своей долгой жизни он жил со своим внуком, Уильямом Джексоном, бывшим разведчиком Кастера1, который был моим партнером, и мы оба любили общаться с ним. Он был стройным, невысокого роста, голубоглазым человеком, с каштановыми в прошлом волосами, и должно быть, в молодости он был очень привлекательным. Он всегда был правдив и честен, имел храброе и открытое сердце. Хотя он и был добрым христианином, но все же верил и в богов черноногих его народа. Он всегда отличался отменным здоровьем и до последнего своего дня ходил на охоту со своим любимым кремневым ружьем, ставя капканы на бобров или стреляя случайных оленей.


Он умер на девяносто восьмом году жизни, и мы похоронили его в долине Двух Талисманов, под тенью утесов, на которые он много раз загонял стада бизонов, помогая индейцам пикуни во время охоты, в виду большой, пронзающей небо высокой красной скалы на северной стороне озера Двух Талисманов , которую мы назвали Горой Поднимающегося Волка. Это прекрасный памятник человеку, который был первым из людей своей расы, увидевшим  ее и окружающие ее пространства.


Д.В.Ш.





ГЛАВА I


КОМПАНИЯ ГУДЗОНОВА ЗАЛИВА


      Вы просите, чтобы я рассказал вам историю моей жизни. Мой друг, это заняло бы много томов, поскольку я прожил длинную жизнь, богатую приключениями. Но я рад! Вы должны знать мою историю. Так что садимся, и я начинаю:

Я родился в поселке Труа-Ривьер (Три Реки), рядом с Квебеком, 9 июля 1798 года. Мой отец был капитаном английской армии Хью Монро. Моей матерью была Амели де ля Рош, из знатной семьи французских эмигрантов. Ее отец имел прекрасный особняк в Монреале и большую усадьбу в Труа-Ривьер, где жил с нею мой отец, когда не находился в очередном походе со своим полком. Мое детство было спокойным. Я играл с крестьянскими детьми, живший рядом с нами священник-иезуит обучил меня основам грамоты научил читать и писать на английском и французском языках, потом я получил свое первое оружие красивое и легкое ружье калибра тридцать пуль на фунт. С того дня с ним я не расставался.   Я прекратил играть с крестьянскими детьми и проводил большую часть своего времени, охотясь в окружавшем поселок большом лесу. Тем летом, когда мне было двенадцать лет, я убил своего первого оленя. Когда мне исполнилось тринадцать, я подстрелил двух черных медведей, и как же был я этим горд!  Старый слуга моей матери, метис монтанье, который был слишком стар и слаб, чтобы самому что-то делать, учил меня ставить капканы на бобра и выдру, и тех, кто ходит по земле лису, пекана, куницу, норку, и я поймал многих из них. Каждую весну мой дед де ля Рош продавал добытые мной шкуры  в Монреале за хорошую цену, однажды за одну зиму моя добыча принесла мне тридцать фунтов для того времени это была очень большая сумма, не каждый мальчик за несколько месяцев смог столько заработать.



      С начала 1812 года я редко видел своего отца, потому что тогда, как вы знаете, началась война между англичанами и американцами, и он со своим полком был то здесь то там, и принял участие в нескольких сражениях. Именно осенью того года мой дедушка послал за нами, чтобы мы переехали в Монреаль и смогли жить с ним.


     Я не любил город. Я не мог там охотиться или ставить капканы. У меня было мало общего с городскими мальчиками; я не понимал их образа жизни, столь отличного от привычного мне. Утром я ходил в окружную школу; днем плавал по реке на лодке или ходил на склады компании Гудзонова Залива, с которой мой дедушка вел много дел. Там я встречал путешественников и трапперов, прибывших издалека мужчин, одежда которых была сшита из оленьей кожи, на их головах были странной формы меховые шапки, а на ногах украшенные бисером мокасины. Некоторые из них были французами, другие англичанами, и между собой они почти не общались, но мне до этого дела не было я дружил и с теми и с другими, и много приятных часов, слушая их рассказы о приключениях в диких местах, поединках с индейцами, схватках с ужасными медведями дикого Запада и рискованных сплавах на каноэ по безумно быстрым рекам.

 Это та жизнь, которой я которой я хотел бы жить,   сказал я сам себе, и, поскольку был еще слишком молод, начал докучать моей матери, чтобы она позволила мне наняться в компанию. Сначала она лишь смеялась надо мной. Но прошла зима, лето и снова зима, а я так и не прекращал просить ее об этом, и не только ее, но и деда, и отца, когда он посещал нас, и это стало вопросом, от которого уже нельзя было отделаться шутками. И вот, наконец, я выбрал свой путь.

 Он родился для приключений, и не для чего-то иного,  сказал мой отец,  так что пусть начинает и делает карьеру в компании. Кто знает, может быть однажды он станет управляющим!

Моей матери это мое намерение очень не нравилось. Много слез она пролила над каждым предметом, который собирала мне в поездку, заставляя снова и снова обещать мне, что я обязательно вернусь, чтобы продолжить учебу. Подготовила она меня прекрасно несколько смен нижнего белья, много пар чулок, несколько пар ботинок, шило, иглы, нитки, гребешки и щетки, бритвы, оселок, щетки и мыло.

 Тебе скоро понадобится бритва. Подумать только! Когда мой мальчик вернется, он будет бородатым мужчиной!

 Нет! Я буду бриться! Терпеть не могу усы и бороды! Это грязь! Мое лицо всегда будет гладким!  ответил я и до сих пор этого придерживаюсь.

 Когда мне пришло время отправляться, отец дал мне пару пистолетов в серебряной оправе, вместе с поясом и кобурами, а к ним большой запас пуль и запасных кремней. Дед дал мне двадцать фунтов и увеличительное стекло.

 Может случиться, что кремень и сталь тебе не помогут, но, когда светит солнце, с его помощью ты сможешь разжечь костер,  сказал он. Тогда мы не думали о том, какую важную роль этот предмет сыграет в моем первом путешествии по равнинам.

 Наконец наступил день моего отъезда. Мы позавтракали при свечах, и затем мой дедушка отвез нас и все мои вещи к причалу в своем фургоне. Я зашел в контору и подписал договор между служащим и хозяином компании Гудзонова Залива на срок пять лет за ежегодную плату в двадцать фунтов, который в качестве свидетелей подписали мои отец и мать.  После этого главный клерк дал мне письмо фактору, к которому я должен был немедленно отправиться. Его звали Джеймс Хардести из форта Маунтин, построенного на реке Саскачеван у подножия Скалистых гор. Это был новый форт компании, построенный специально для торговли с малоизвестными индейскими племенами черноногих. Мне сказали, что это племя очень многочисленно и владеет обширными землями, изобилующими бобрами и другим пушным зверем.

Моя мать едва не упала в обморок, когда узнала, как далеко предназначено было мне отправиться.  Она плакала, все время меня целовала и снова и снова заставила меня обещать, что по истечении этих пяти лет я к ней вернусь.

 Наконец мы вышли из конторы и отправились к концу причала, где уже стояли пять баркасов компании, уже полностью загруженных и заполненных пассажирами, крепкими мужчинами французами и англичанами. В одном из них разместился и я со всем своим хозяйством вещами, ружьем и пистолетами на поясе. Мужчины сели на весла. Пока я мог их видеть, мои родители и дед махали мне платками, а я махал им. Больше я никогда их не видел! Было 3-е мая 1814 года, примерно за два месяца до моего шестнадцатилетия.

Как я уже сказал, в нашей флотилии было пять судов, и каждое было загружено четырьмя или пятью тоннами товаров для торговли с индейцами; все было упаковано в водонепроницаемые тюки весом примерно в сто фунтов каждый. Тяжелые товары в основном состояли из ружей, пороха, пуль, кремней, табака, бус, капканов для бобров, медной проволокой, из которой делали украшения для ушей и браслеты, топоров, медных чайников разного размера, топоров и маленьких зеркалец. Легкие товары это были одеяла, красная, синяя и желтая шерстяная ткань, нитки, иголки, шила и прочие мелочи, которые должны были поразить воображение краснокожих. В Монреале этот груз особой ценности не представлял. Но в форте Маунтин, у подножия Скалистых гор, все это имело огромную ценность. Там ружье стоило шестьдесят бобровых шкур шестьдесят фунтов в переводе на деньги, и все остальное возрастало в цене в той же пропорции. Даже ярд табака он продавался длинными скрутками, как веревка там уходил за две бобровых шкуры!

Следует рассказать о нашем путешествии по реке. Оно было интересным, хотя и не шло в никакое сравнение с тем, что я увидел и испытал, прибыв к месту назначения. Из реки Святого Лаврентия мы свернули в реку Оттава. Как интересно было мне, мальчику, сидеть на носу лодки, которую ударами весел сильные мужчины гнали к неизвестной земле!

Дальше