Угу, сделаешь ты в институте открытие всей своей жизни, фыркал очкарик. Там тебе и бюджет дадут, и аппаратуру. А потом догонят и еще раз дадут. Пока имя себе заработаешь можно прям на лекции и скопытиться. Или стать как Сухарик. Я, знаешь ли, читал его кандидатскую по эпигенетике. А какие статьи выходили, м-м-м! Зачитаешься! Великий человек! Ну, был бы, если бы на кафедре сиднем не сидел.
Кто, Сухарь? Да ладно тебе Тоже мне, нашелся гений-современник. Что в нем великого?
Потенциал. Если бы он только захотел у него давно бы все было. И имя, и своя лаборатория, и лаборанты. Мы бы так, на подхвате бегали и на практику к нему просились. А он под профессоров прогибается. Смотреть больно, если честно. Задушили в нем искорку. Ни вкуса к жизни в нем не осталось, ни вкуса к смерти не наблюдается Не человек, действительно, а сухарик только. А вообще, я тебе скажу так: надо в колонии лететь. А еще лучше, как только новую экзопланету откроют сразу туда. Всеми правдами и неправдами, да как угодно!
Думаешь, откроют?
Конечно! Пять колоний уже есть значит, и шестая не за горами. Поверь моей интуиции.
Хм А если не возьмут?
А это уже вопрос мотивации. И еще есть авось, хитро улыбнулся очкастый.
А это тут причем?
Как причем? Без него не получится. Иногда надо совершать безумства, авось прокатит.
Лекс готов был поклясться, что, хотя очкарик и не смотрел в его сторону, но был прекрасно осведомлен о нем, сидящем в темном уголке за потайным столиком. И нарочито говорил чуть громче, чем следовало бы, даже с поправкой на общий уровень шума. Сначала он было вспыхнул, потом задумался над аргументацией против доводов студента, а затем и вовсе окунулся в думы с головой. За кружкой темного пива и аналогично окрашенными мыслями доцент досидел до закрытия. Компания студентов давно разошлась, а ему все никак не удавалось выкинуть из головы этот демонстративный, донельзя нелепый, никчемный и неуместный разговор.
На следующий день Лекс, приняв поздравления от коллектива и студентов, положил руководству на стол бумагу с короткими словами, датой и скупым росчерком.
Но почему? только и смог спросить декан.
Лекс в ответ неопределенно пожал плечами. Он не знал, куда пойдет, что будет делать, как сложится его карьера и судьба. Но одно он знал точно: теперь он будет полагаться исключительно на интуицию, мотивацию и авось.
Три года, наполненные отчаянным выживанием, породили закаленного в боях за денежные ресурсы хищника, готового к броску. Перед его глазами на столе лежали двадцать четыре конверта. Содержимое, написанное тремя разными языками, сообщало о том, почему именно он должен возглавить научную работу по эпигенетической эволюции и почему именно у них. Они одиннадцать крупнейших вузов, пять частных организаций, семь научных центров и приемная Межмирового правительства пока не подозревали о перспективах валящегося на них счастья в лице Лекса. Наконец, решившись, он разослал письма адресатам, а их бумажные копии, сложенные аккуратной стопочкой, убрал в дальний ящик стола. В самом-то деле, кто в своем уме в XXIII веке будет доверять аналоговой почте?
Следующие три месяца он держался на небольшом подкожном запасе финансов и потихоньку сжигал письма. Одно за одним. Пока их не осталось всего три. В тот же день кончились последние деньги, и он с привкусом горькой эпичности сотворил первую в жизни арт-инсталляцию: повесил в холодильник за провод артефакт проводной эпохи компьютерную мышь. Старательно откапывая в недрах кладовки заботливо забытые и со всей страстной горячностью ненавидимые макароны, он подумывал сжечь оставшиеся конверты, но положился на интуицию и авось мотивация мирно отдала концы в недрах подсознания. Точнее, он так думал.
9
Александр Николаевич Санников с видом прихлопнутого мухобойкой шмеля медленно опустил руку с зажатым в ней смартом. Над экраном растворялась, выцветая в воздухе призрачным следом, голограмма молодого человека с тонкими, аристократичными и чуточку хищными чертами лица, слегка надменным его выражением и в очках тонкой прямоугольной оправы. Очкарик уже во второй раз за последние несколько лет кардинально перевернул подающему надежды эпигенетику, ныне прозябающему на вольных хлебах, и мировоззрение, и жизнь.
Помнится, в первый раз, практически три года назад, одаренный студент-третьекурсник с его, Лекса, точки зрения, а по мнению кафедры нанокибернетики юный гений, сидя в центре компании из таких же лоботрясов в затрапезной пивнушке, вещал о том, что полагаться в жизни надо исключительно на интуицию, мотивацию и авось. Что с Земли пора линять в колонии, что при универе научной карьеры не сделаешь, вон, на кафедре генетики живой пример обитает, практически гений-современник, только душевно очерствевший до прозвища «Сухарь» в неповоротливой и неторопливой академической среде Межпланетарного университета. Санников, коего непонятно каким ветром в студенческий бар занесло, знал свою заспинную кличку в среде студиозусов и чуть не подавился бокалом темного. Отметил, называется, возраст Христа, получил демонстративной поучительной сентенцией от юного ума да прям по темечку.
Помнится, в первый раз, практически три года назад, одаренный студент-третьекурсник с его, Лекса, точки зрения, а по мнению кафедры нанокибернетики юный гений, сидя в центре компании из таких же лоботрясов в затрапезной пивнушке, вещал о том, что полагаться в жизни надо исключительно на интуицию, мотивацию и авось. Что с Земли пора линять в колонии, что при универе научной карьеры не сделаешь, вон, на кафедре генетики живой пример обитает, практически гений-современник, только душевно очерствевший до прозвища «Сухарь» в неповоротливой и неторопливой академической среде Межпланетарного университета. Санников, коего непонятно каким ветром в студенческий бар занесло, знал свою заспинную кличку в среде студиозусов и чуть не подавился бокалом темного. Отметил, называется, возраст Христа, получил демонстративной поучительной сентенцией от юного ума да прям по темечку.
Он долго думал. Весь вечер цедил одну кружку пива, взвешивал за и против. Вспоминал, как надеялся на открытия, а получал смутные заверения в «перспективности». И рискнул. Понадеялся на мифический авось вкупе с интуицией и мотивацией, да через несколько лет скитаний по должностям и подработкам последние их крупицы подрастерял. И вот теперь из разосланных по двадцати четырем путеводным звездам научным центрам, вузам и прочим важным точкам осталось лишь три неотвеченных. Три призрачных весточки надежды, еле заметных после двадцати одного отказа, но поддерживающих сумрачное тление углей в глубине сердца эпигенетика. И вот тот, кто невольно разбил его жизнь, решает вдруг собрать ее вновь?
Его предложение Санникова немало удивило. Открыта новая, шестая по счету, экзопланета с потенциально пригодными для жизни человека условиями. Новость, прямо скажем, не сенсационная. Ну шестая, ну что дальше, пять колоний есть, еще одна будет. Зачем им эпигенетик? Но виду он не подал и прийти побеседовать согласился.
Однако, заходя в недра неприметного здания с заковыристой аббревиатурой на пятом транспортном уровне Московского мегалополиса и преодолевая три контура охраны, расспросов и бюрократии, Санников все равно немало волновался едкого очкарика он не видел давно, и работать под началом неудобного юнца, будь этот подросший корифей научной мысли трижды неладен, эпигенетику катастрофически не хотелось. Впрочем, разве что чудо, и они сработаются
Почти ничего не замечая вокруг, он дошел куда посылали, поглубже вдохнул, собирая из воздуха крупицы решительности. Выдохнул. Постучался в заветный кабинет. Оттуда раздался невнятный возглас несколько возмущенного характера, но Лекс решил интерпретировать его в свою пользу и вошел. Из-под стола торчали нижняя половина халата и ноги, верхняя вместе с халатоносцем утопала где-то под столом и вполголоса материлась. Эпигенетик автоматически отметил шик и дороговизну туфель натуральная кожа, элитная марка и в душе взметнулся призрак голодной зависти. Лекс и будучи преподавателем на кафедре генетики себе такой обувки позволить не мог, а когда уволился, послушав тогда эту торчащую сейчас из-под стола гениальную задницу, то и подавно. Хотя если тут так платят, он вытащил свой главный собачий билет. «Главное, чтоб не стал волчьим», грустно сыронизировал про себя эпигенетик.
Пока Лекс предавался сумбурным мыслям, его потенциальный работодатель извлек из-под стола закатившуюся туда небольшую металлическую капсулу, а заодно и себя вместе с ней на свет.
Александр Николаевич. Наконец-то, удовлетворенно отметил юный гений, отряхнул халат и протянул свободную руку.
Эпигенетик незамедлительно ответил и выдавил из себя натужное:
Здравствуйте, Тайвин. Можно просто Лекс
Ни в коем случае! отрезал Тайвин.
Почему? изумился Лекс.
Потому что звучит как собачья кличка. А вы будете моим заместителем, объяснил гений. Временно, пока я на Земле, а как покину alma mater человечества в пользу Шестого будете нашим координатором от Всемирной ассоциации наук по естественнонаучному направлению, я поспособствую. И персонал лаборатории изначально должен вас уважать и обращаться к вам соответственно, а не подзывать панибратским прозвищем. Поэтому для начала выработайте самоуважение, а вслед за вами оно экстраполируется на окружающих.
Глядя на немало обескураженного эпигенетика, Тайвин привычным жестом поправил очки и соизволил объясниться:
Давайте так. Обозначим приоритеты. Я тут, как меня называют, штатный гений. И я приверженец политики максимальной открытости в работе. Никаких недоговорок, только факты. И еще момент. Как сказал один умный человек, лжи и недоговорок не должно быть не только фактических, но и психологических. Предельная откровенность.