Единственная версия на тот момент, отчего это происходило, неправильное прикладывание. Тогда я воспользовалась помощью специалиста по грудному вскармливанию. По объявлению нашла моя подруга и прислала мне в качестве подарка. Пришла какая-то неряшливая девочка с грязными обкусанными ногтями в порванных колготках и начала мне читать лекцию о правильном прикладывании.
Я вспоминаю этот момент, и мне хочется вернуться в прошлое, чтобы размазать эту девочку по стене! Ну, может, помягче немного. Рассказать ей о «правильном» прикладывании и её лекциях. Выгнать из квартиры и оставить гневный отзыв по поводу её работы. Но тогда я рыдала и винила себя, что не могу ПРАВИЛЬНО прикладывать собственного ребёнка к собственной груди
Тогда же проявилась особенность моего сына, которая есть у него до сих пор: он невероятно МЕДЛЕННО ест! Совмещая еду и всё остальное, он и сейчас тратит на этот процесс не менее 3040 минут. Поговорить, почесаться, услужливо открыть холодильник, подать игрушку малышу, узнать у папы, как у него прошёл день, упасть с табуретки, поорать, утешиться в объятьях мамы это лишь неполный список того, что Кирилл успевает сделать за ужин. И сейчас я понимаю, что началось всё с рождения: на груди он играл, засыпал, просыпался и пр. При этом некоторым детям достаточно 1015 минут, чтобы насытиться; Кирилл же мог лежать на груди около часа.
А я чувствовала себя привязанной к кровати, к ребёнку. Казалось, что проходила вечность с момента прикладывания до того, как он добровольно отлипал от груди. Мне было невероятно тяжело лежать в кровати по часу-полтора, и я пыталась отнять грудь, как только Кирилл задрёмывал. Перекладывала в кроватку, и он тут же просыпался с плачем. Снова прикладывала к груди, порой переживая ту самую боль. Засыпать с младенцем на груди я не могла. Тут была и боязнь, что я его придавлю, и ощущение дискомфорта от шевеления малыша.
Мне казалось, что Кирилл сосёт грудь непрестанно. Будто весь день я только и делаю, что лежу в кровати. И тогда я стала записывать наши кормления. Почему тогда я не воспользовалась специальным приложением на телефоне отдельный вопрос. Мне пришёл на помощь блокнот:
Л 12:0012:30;
П 12:4513:20;
Л 14:0014:40.
Примерно так выглядели мои записи. День на третий я взвыла от осознания того, насколько часто даю грудь Кириллу, как долго он на ней висит.
А ещё было непонятно, как чередовать груди. Я начиталась много советов, например, использовать браслет и перемещать его с одной руки на другую. Но сложность была в том, что через несколько часов этого постоянного перемещения от груди к груди я запуталась. Браслет остался на той руке, с какой стороны я кормила? Или на той стороне, какую грудь сейчас следует дать?
Печальные дни и месяцы: блокнот, боль, браслеты, привязь к кровати и полное ощущение своей непригодности в качестве матери. Грудное вскармливание, по моему чёткому убеждению, было главным критерием высокой оценки.
Осознание из настоящего.
Странные выводы, высокие требования всё это мешает получать удовольствие от ГВ. Вместо того чтобы настраивать этот процесс, некоторые женщины думают о правильном прикладывании и оценках. Здесь нет правильного и неправильного. Главное ты и малыш!
Я боюсь своего ребёнка!
Когда муж вышел на работу, выяснилось ещё одно обстоятельство. Как только закрывалась входная дверь за мамой или мужем я оставалась наедине с Кириллом. И меня накрывало волной страха. Вот вспомни, чего ты боишься больше всего на свете: высоты, темноты, выступления перед публикой, пауков, мышей или одиночества? Мне кажется, все эти фобии нападали на меня одновременно. Маленькое четырёхкилограммовое существо вводило меня в такое состояние ужаса, от которого липкий пот покрывал всё тело даже в мороз.
Я не чувствовала голода, усталости не чувствовала себя, пожалуй. Весь мой мир сужался до кроватки, в которой лежал и мирно посапывал маленький ребёнок. Я ходила на цыпочках рядом и думала об одном: «Лишь бы не заплакал. Лишь бы не заплакал» Как только Кирилл начинал шевелиться, я судорожно перебирала в голове, что делать?
Кормить? Менять пелёнку? Греметь игрушками? Качать кроватку?
Элементарная мысль «взять на руки и приласкать» даже не приходила мне в голову. Мне было очень страшно. Мысли о груди я гнала прочь каждый раз я испытывала ту самую тянущую боль.
И если малыш всё-таки начинал кричать, я впадала в какое-то исступление и порой просто убегала из комнаты. Затыкала уши, пряталась в подушку, иногда пыталась скрыться в ванной и заглушить крик журчанием воды ничего не помогало. Я слышала его крик, даже уходя из квартиры.
Элементарная мысль «взять на руки и приласкать» даже не приходила мне в голову. Мне было очень страшно. Мысли о груди я гнала прочь каждый раз я испытывала ту самую тянущую боль.
И если малыш всё-таки начинал кричать, я впадала в какое-то исступление и порой просто убегала из комнаты. Затыкала уши, пряталась в подушку, иногда пыталась скрыться в ванной и заглушить крик журчанием воды ничего не помогало. Я слышала его крик, даже уходя из квартиры.
Но когда крик становился чуть тише, то ко мне неизменно приходило осознание, что я мама этого плачущего существа и никто, кроме меня, к нему не придёт. Будто невидимая нить тянула меня к нему. Я не могла уйти далеко, не могла его бросить.
Он маленький, ты большая. Он не может справиться без тебя! словно мантру повторяла я эти слова.
Это, как правило, помогало, и я возвращалась к Кирюше. Если удавалось быстро его успокоить, то я даже не радовалась, потому что всё время думала о следующем крике. Если же малыш продолжал плакать, то состояние паники возвращалось, и я начинала кричать сама. Это помогало мне заглушить его жуткий крик и выпустить напряжение. Как правило, когда я позволяла себе прокричаться, то ребёнок сразу же успокаивался. И потом меня накрывало чувство вины. Я считала себя ужасной матерью, которая не может справиться, да ещё и кричит на ребёнка.
Накормив и уложив после этого Кирилла, я часто уходила на балкон и там давала волю эмоциям. Я кричала, плакала и била табуретку об пол. А потом открывала окно и смотрела вниз. Мне хотелось выпрыгнуть с восьмого этажа, потому что я не видела выхода из этой ситуации. Это повторялось практически каждый день, когда мама не приезжала.
Я была одна, меня никто не понимал, на помощь в течение дня я не могла рассчитывать, а сама не справлялась. Я тонула в беспомощности, боли и чувстве вины.
Я пыталась рассказать об этом своим родственникам, друзьям, но те только вздыхали в ужасе. Они либо бросали трубку, либо переводили тему разговора, либо просто затыкали рот заезженной фразой «Ну, потерпи! Будет полегче!»
Поначалу мне помогали эти слова, и я терпела. Кусала локти, дышала, кричала на балконе и терпела. А потом я поняла, что эта история не на неделю и не на месяц.