Брат Красной Вороны - Джеймс Уиллард Шульц 4 стр.


Дождь закончился только после рассвета, и потом черные тяжелые тучи уползли на восток, и тогда все племя собралось вокруг выжженного, а теперь залитого водой участка, чтобы посмотреть, как шаманы засеют его. Каждый из них принес мешочек с семенами и еще другие мешочки с навозом бизона, лося, оленя и других животных, собранного женщинами, и палочки, похожие на стебли тростника. Выстроившись в линию на северо-западном углу  участка, они затянули одну из своих священных песен, и одновременно каждый из их делал в земле лунки и кидал туда четыре семечка и немного навоза, делал в западном направлении шаг на ширину мокасина и повторял эти действия, и так продолжалось, пока они не дошли до восточного края участка, там все развернулись и продолжали сажать семена, пока не дошли до западного края, потом снова развернулись и продолжили свою работу, пока весь участок не был засеян. Тогда на поле выбежали дети, они прикрыли посеянные семена, и на этом работа была закончена. Теперь эта земля стала священной, и всем было запрещено приближаться к ней, пока осенью шаманы не соберут урожай.

В это время года почти все животные, на которых охотятся ради мяса, сильно худеют, за исключением самок и некоторых молодых особей однолеток и двухлеток, и, как и остальные охотники, мы с Красной Вороной испытывали немалые трудности, чтобы найти и добыть достаточно жирных животных для большой семьи Одинокого Ходока, хотя прерии к востоку от озера были покрыты стадами бизонов, а лесистые долины и горные склоны были полны оленей и лосей. За два дня, которые прошли после того, как было засеяно поле, мы смогли принести только тощее мясо, за что женщины нас отругали. Мы что слепые и не в состоянии отличить жирное животное от тощего, или такие лентяи, что не хотим добыть нормальное животное?  говорили они.

Мать Красной Вороны сказала:

 Однолетки и двухлетки, а еще старые самцы толсторогов достаточно жирные, и их сейчас много на горе Плоская Вершина. Но ты, мальчик, слишком слаб для того, чтобы забраться на ее крутые склоны и добыть для нас нескольких животных; ты можешь охотиться только там, где можешь проехать верхом.

Красная Ворона не заметил, как она лукаво подмигнула его отцу, произнося эти слова.

 Ха! У нас нет сил забраться на скалу! Ха! Раньше, чем солнце снова зайдет, ты узнаешь, насколько мы сильны!  презрительно ответил он.

 Вы двое собираетесь завтра утром отправиться в горы?  хмуро спросил Одинокий Ходок.

 Да! Завтра вечером вы будете ужинать жирным мясом толсторога,  кратко ответил Красная Ворона.

Мы вышли к своему табуну, выбрали двух сильных лошадей и привязали их рядом с вигвамом. Вскоре после рассвета на следующее утро мы оседлали их и стали подниматься по длинному поросшему соснами хребту, который вытянулся параллельно озеру, и наконец по нему вышли к восточному склону горы Плоская Вершина. Путь был легким, потому что шел по хорошо утоптанной звериной тропе, которая тянулась вдоль верхней части хребта, и еще не дойдя до ее конца, мы увидели множество лосей, оленей и нескольких бизонов, пасущихся на склоне. Тут и там встречались густые заросли растений, напомнившие мне формой стеблей и листьев ревень, росший в саду моей так далеко оставшейся матери; эти растения вытаптывали и объедали медведи. Мы внимательно следили за ними, потому что не имели желания встречаться со старой медведицей при медвежатах.

Оказавшись в конце хребта, мы стреножили лошадей среди редких сосен на наружной его стороне и сели, чтобы с помощью моей подзорной трубы осмотреть все, что было видно на длинной и широкой горе с каменистыми склонами. Здесь, где хребет сливался со склоном горы, широкий травянистый склон поднимался к вершине горы; с других сторон, с юга и запада, были обрывы глубиной в тысячу футов, из склонов которых, сложенных глиной и сланцами, поднимались вертикальные утесы. Первым делом я направил подзорную трубу на запад, и увидел, на расстоянии в полмили, стадо толсторогов, самок и телят, среди которых было несколько однолеток и двухлеток.

Тут Красная Ворона толкнул меня.

 Смотри туда,  сказал он, указывая на верхнюю часть травянистого склона прямо перед нами.


         По южному склону медленно спускались компактной группой несколько толсторогов. Мы посчитали их одиннадцать, все крупные самцы с массивными рогами. Было неудивительно, что их называли а-му-ка-ки-нах (большие головы); их головы казались слишком большими и тяжелыми для их тел. С вершины склона стекал небольшой ручеек; эти одиннадцать животных напились из него, потоптались рядом и наконец один за другим улеглись в траве по его берегам, где мы их уже не могли достать; хотя до них было не больше четверти мили, их острые глаза немедленно обнаружили бы нас, как только мы вышли бы из-за прикрытия сосняка.

Мы вышли к своему табуну, выбрали двух сильных лошадей и привязали их рядом с вигвамом. Вскоре после рассвета на следующее утро мы оседлали их и стали подниматься по длинному поросшему соснами хребту, который вытянулся параллельно озеру, и наконец по нему вышли к восточному склону горы Плоская Вершина. Путь был легким, потому что шел по хорошо утоптанной звериной тропе, которая тянулась вдоль верхней части хребта, и еще не дойдя до ее конца, мы увидели множество лосей, оленей и нескольких бизонов, пасущихся на склоне. Тут и там встречались густые заросли растений, напомнившие мне формой стеблей и листьев ревень, росший в саду моей так далеко оставшейся матери; эти растения вытаптывали и объедали медведи. Мы внимательно следили за ними, потому что не имели желания встречаться со старой медведицей при медвежатах.

Оказавшись в конце хребта, мы стреножили лошадей среди редких сосен на наружной его стороне и сели, чтобы с помощью моей подзорной трубы осмотреть все, что было видно на длинной и широкой горе с каменистыми склонами. Здесь, где хребет сливался со склоном горы, широкий травянистый склон поднимался к вершине горы; с других сторон, с юга и запада, были обрывы глубиной в тысячу футов, из склонов которых, сложенных глиной и сланцами, поднимались вертикальные утесы. Первым делом я направил подзорную трубу на запад, и увидел, на расстоянии в полмили, стадо толсторогов, самок и телят, среди которых было несколько однолеток и двухлеток.

Тут Красная Ворона толкнул меня.

 Смотри туда,  сказал он, указывая на верхнюю часть травянистого склона прямо перед нами.


         По южному склону медленно спускались компактной группой несколько толсторогов. Мы посчитали их одиннадцать, все крупные самцы с массивными рогами. Было неудивительно, что их называли а-му-ка-ки-нах (большие головы); их головы казались слишком большими и тяжелыми для их тел. С вершины склона стекал небольшой ручеек; эти одиннадцать животных напились из него, потоптались рядом и наконец один за другим улеглись в траве по его берегам, где мы их уже не могли достать; хотя до них было не больше четверти мили, их острые глаза немедленно обнаружили бы нас, как только мы вышли бы из-за прикрытия сосняка.

Красная Ворона взял подзорную трубу, посмотрел через нее на стадо самок и молодняка, которые паслись на склоне к западу от нас, и решил, что до них мы сможем добраться. Двигаясь вдоль опушки леса, росшего вдоль края склона, мы могли подобраться к сланцевому хребту, под которым они паслись. Я возразил впереди у нас целый день, и я хочу добыть большого барана. Тут стадо самок и молодняка появилось у края склона прямо перед нами и животные побежали к ручью, у которого лежали бараны. Но прежде, чем они там появились, бараны поднялись и направились к северной части горы, которая обрывалась пропастью глубиной в тысячу футов. Несколько молодых из вновь пришедших нагнали их, те развернулись, отодвинули молодняк и снова пошли к горе.  Красная Ворона с улыбкой прошептал:

 Совсем они не уважают своих жен и детей!

Скоро бараны поднялись по склону и исчезли из нашего поля зрения. Самки и молодняк, напившись, вернулись на прежнее место, и мы наконец смогли начать подниматься по склону, чтобы приблизиться к баранам. Когда мы приблизились к ним, то опустились на четвереньки и стали передвигаться от одного куста можжевельника к другому, и наконец увидели баранов все они лежали на траве и спали, кроме одного, который был часовым. От нас до них было около двухсот шагов, но мы видели, что, пройдя немного назад, обойдя их и ползком приблизившись, мы могли оказаться от них на дистанции уверенного выстрела. Так мы незамедлительно и сделали, и Красная Ворона, прицелившись в того, что был часовым (я прицелился в того, что был слева от него) шепнул мне: «Ска-ну-кит!» (Стреляй!)

Ба-бах! Ба-бах!  выстрелили наши ружья, и баран, в которого стрелял Красная Ворона, упал головой вперед и больше не двигался, но мой вскочил и вместе с остальными побежал к вершине горы. Скоро он начал спотыкаться и через несколько прыжков упал и затих.

Мы быстро разделали добычу Красной Вороны, найдя барана достаточно жирным, а потом пошли и разделали моего, который тоже был весьма жирен для этого времени года. Мы были счастливы; нам оставалось только привести своих лошадей и нагрузить их жирным мясом, Солнце не прошло еще и половины пути к зениту. Я предложил добраться до вершины горы и полюбоваться окружающим видом. Прогулка протяженностью в четверть мили привела нас на вершину большого утеса. У его подножия, и так далеко внизу, что они казались не крупнее кроликов, стадо толсторогов направлялось к участку лишенной растительности   беловатой земли. Я посмотрел на них в подзорную трубу и сказал Красной Вороне:

Назад Дальше