А в чём ходил в школу этот самый «середняцкий сын», можно видеть из чудом сохранившихся заявлений, написанных на листах школьных тетрадей, потёртых, пожелтевших от времени:
«В Веркольский с/совет
от ученика III группы I ступени
Абрамова Фёдора
Александровича
ЗаявлениеПрошу настоящим разрешить купить мне ботинки.
Так как мне не который раз не дали ничего.
Когда придёт весна мне совершенно не в чем ходить в школу. И ещё прошу дать мануфактуры материи на рубашку и штаны.
Социально моё положение маломощный середняк.
13 марта 1931 года.
Проситель Ф. Абрамов»17.
«В Веркольский с/совет
От уч-ка Абрамова Фёдора
Александровича
ЗаявлениеПрошу разрешить мне купить ботинки или сапоги. Так как я не имею коженной обуви. Тот раз мне не нашли ботинки, и мне не выдали так что <неразборчиво> же взять.
Придёт тёплое время мне совершенно не в чем ходить в школу.
Прошу не отказать моего ответа.
7/IV-31 года»18.
Что тут можно добавить к образу ученика-«середняка» Феди Абрамова?
16 июня 1932 года двенадцатилетний выпускник Федя Абрамов держал в руках свой первый документ об образовании «Удостоверение 1» об окончании Единой трудовой школы 1-й ступени. Желание учиться дальше брало верх, но школы 2-й ступени в Верколе ещё не было.
Школа-семилетка появится в августе 1932 года в братском корпусе к этому времени уже закрытого Артемиево-Веркольского монастыря и будет называться Веркольской школой колхозной молодёжи. Так в Верколе появится школа за рекой, которая просуществует многие десятилетия.
Открытие новой школы и для лучшего ученика школы 1-й ступени Фёдора Абрамова было нескрываемой радостью. Можно было жить дома, помогать матери, сестре, а дорога в монастырь была ему уже давно знакома.
Но случилось то, о чём он даже не мог и подумать. Его, Фёдора Абрамова, отличника, первым получившего удостоверение об окончании школы 1-й ступени, в новую веркольскую школу-семилетку не приняли. Его попросту не включили в списки, так как его семья принадлежала к иной «прослойке» общества середнячеству, а мест в классе было ограничено. Дети «красных партизан», коммунары, бедняки в первую очередь, а тех, кто показал отличную учёбу в школе 1-й ступени, жаждал учиться, но не был в «обойме пролетариата», не взяли. «И это была страшная, горькая обида ребёнку, для которого ученье было всё», откровенно скажет Абрамов на останкинской встрече 30 октября 1981 года.
Пять месяцев Федя Абрамов не учился в школе. Лишь в доме тётушки Ириньи он мог утешить своё детское горе, порождённое несправедливостью. В рассказе «Слон голубоглазый» Абрамов так вспомнит о той горькой странице своей биографии: «Один-единственный человек понимал, утешал и поддерживал меня, скажет потом он не единожды о своей дорогой тётушке. Пять месяцев изо дня в день я ходил ночевать к ней. Днём было легче. Днём я немного забывался на колхозной работе, в домашних делах, а где спастись, куда убежать от отчаяния вечером, в кромешную осеннюю темень? <> Брёл по задворью, по глухим закоулкам, чтобы никого не встретить, никого не видеть и не слышать. Нелёгкое было время, корёжила жизнь людей, как огонь бересту, и как было не сорвать свою злость, не отвести душу хотя бы и на малом ребёнке?»
Но тяга к учению неистово брала верх, и в какой-то момент Федя Абрамов понял, что в новую школу его всё одно не возьмут, а может, кто и посоветовал: «Поезжай к брату Николаю» в Кушкопалу, что уже отделился от материнского двора и, женившись, ушёл в зятья. А ещё в Кушкопале жила средняя сестра Степаниды Павловны Александра, в замужестве Кокорина, очень напоминавшая своим обликом и манерами тётушку Иринью. В её доме Федя прожил некоторое время.
В конце осени 1932 года Федя Абрамов поступает в пятый класс Кушкопальской пятилетки.
Переезд в Кушкопалу стал первым длительным отъездом Фёдора из родного дома. Уж неизвестно, каким уговорам поддалась тогда Степанида Павловна, разрешая «оторвать» от родного крова младшего сына, да вот только пришлось ей с этим смириться. Кто знает, может быть, тётушка Иринья подсобила, уговорила младшую сестру отпустить Федю в пятый класс, видя неуёмные страдания последнего.
Быстро пролетел кушкопальский школьный год Феди Абрамова. Год взросления и возмужания, первой серьёзной оторванности от родительского дома, год окончания первого класса 2-й школьной ступени. Половина школьных лет уже была за плечами, и ему уже шёл четырнадцатый год.
В Кушкопальской школе не было шестого класса, и после её окончания продолжить обучение можно было только в Карпогорах. О Веркольской школе колхозной молодёжи Федя даже не думал. Ко времени окончания Фёдором пятого класса его средний брат Василий, «брат-друг», как он его называл, уже работал в должности инспектора общеобразовательных школ Карпогорского районного отдела народного образования и жил в Карпогорах, снимая верхнюю половину дома, принадлежащего местным жителям Беляевым. Впоследствии Абрамов вспоминал, что брат Василий и его супруга Ульяна были очень добры к нему и «много сделали для того, чтобы я встал на ноги чтобы я первый в нашей семье и один из самых первых в деревне получил высшее образование»19.
В одном из своих писем, обращённых к Степаниде Павловне и сестре Маше, отправленном из Карпогор 13 октября 1934 года, Василий Абрамов сообщал:
«Федюшка (так ласково в семье называли Фёдора. О. Т.) ходит в школу, учится здесь хорошо. Меня слушает. Об Вас очень соскучился, хочет домой, в каникулы приедет обязательно Федюшке купили брюки за 14 р.75 коп. в кооперативе»
С супругой Василия Ульяной, сначала работавшей в той же должности, что и муж, в Карпогорском роно, а затем учителем, Фёдор быстро нашёл общий язык. Умная, степенная, добрая, искренняя, она сразу полюбилась Фёдору. Он мог часами разговаривать с ней о литературе (Ульяна была большим книгочеем и страстной поклонницей творчества Сергея Есенина), бесконечно слушать её изумительную игру на гитаре. Целых два года она преподавала в классе, где обучался Федя математике, а в конце жизни (последние годы жизни она проживала у своей дочери Ольги в подмосковном Воскресенске, но не порывала связей с родиной рано ушедшего из жизни супруга, часто приезжала в Верколу) оставила воспоминания о том периоде жизни Фёдора Абрамова:
«Федя учился хорошо не только по математике, но и по всем предметам. Если нужно было для уяснения нового материала уделить на уроке больше времени, чем обычно, то я спрашивала для повторения старого материала лучших учеников. Не было мне стыдно за Федю. Он всегда отвечал хорошо и в школе относился и обращался ко мне как к учителю, а не как к члену семьи.
Федя в школе был очень активным. Он и в комсомоле вожак, и в учкоме (тогда были учкомы. О. Т.) руководил, и в самодеятельности впереди»20
Особенный след в жизни писателя оставил учитель Карпогорской школы Алексей Фёдорович Калинцев. Простой учитель, немолодой человек, в котором всех его учеников «поражали феноменальные по тем далёким временам знания, поражала неистощимая и в то же время спокойная, целенаправленная энергия, поражал даже самый внешний вид его, всегда подтянутого, собранного, праздничного». Так пронзительно и душевно напишет в своей статье о любимом карпогорском Учителе (слово «учитель» было написано с прописной буквы) Фёдор Абрамов в своей небольшой статье «Никогда не забуду первую встречу с Учителем», опубликованную в газете «Комсомольская правда» 10 февраля 1976 года:
«Он не шёл, он шествовал по снежному утоптанному тротуару в поскрипывающих на морозе ботинках с калошами, в тёмной фетровой шляпе с приподнятыми полями, в посверкивающем пенсне на красном от стужи лице, и все, кто попадался ему навстречу, все кланялись ему, а старики даже шапки с головы снимали, и он всякий раз, слегка дотрагиваясь до шляпы рукой в кожаной перчатке, отвечал: Доброго здоровья! Доброго здоровья! <> Он вёл у нас и ботанику, и зоологию, и химию, и астрономию, и геологию, и географию, и даже немецкий язык (на обложке одной из своих немногочисленных сохранившихся школьных тетрадей карпогорского периода Фёдор Абрамов, словно ещё раз увековечивая память о любимом учителе, написал: «Немецкий язык преподавал А. Ф. Калинцев». О. Т.). Немецкий язык он выучил самостоятельно, уже будучи стариком, выучил с единственной целью, чтобы дать нам, первым выпускникам школы, хоть какое-то представление об иностранном языке Чтобы понять, что это был за труд для нашего учителя, я должен заметить, что ему нелегко было выставлять даже отметки в классном журнале. Стараясь, поражённая ревматизмом рука его тряслась И вот как, когда, каким образом этот полуинвалид-старик мог написать конспект очередного раздела учебника, который мы проходили, да ещё не в одном экземпляре, а в двух-трёх, да с рисунками?..»
Но Карпогорская школа была семилеткой, и Федя Абрамов после окончания её последнего класса принимает решение поступить в Архангельский строительный техникум.