Телефон опять запищал. Я увидела очередное эсэмэс от Коробкова: «Рот закрой».
Я встрепенулась.
Очень приятно, меня зовут Татьяна.
Риччи зааплодировала.
О! Вы жена Вани! Он вас бешено любит, прямо до истерики. Первый случай в моей биографии, когда мужик на диван меня не потянул. Ваня говорил, что вы, Таня, мегасупер-агент. Я так рада работать здесь!
С этими словами блондинка бросилась мне на шею и, прежде чем я успела отшатнуться, влепила поцелуй мне в нос.
Я чуть не скончалась от аромата вонючих духов. Но тут в офис вошел Никита Павлович[1] и с порога зачастил:
Привет. Опоздал. Пробки. Как дела? Кто у нас в гостях?
Блондинка выпустила меня из цепких объятий и обернулась.
Матерь Божья, ахнул Никита, который называет себя атеистом и никогда не ходит в храм.
Э э протянула Ада Марковна, раз Иван Никифорович так решил, значит, новая сотрудница с нами. А как вас зовут?
Риччи, повторила блондинка и села на мое место во главе стола.
Это мы поняли, сказала Ада. А что в паспорте?
Ой, зачем вам это? пожала плечами Риччи. Маманя начудила. Настоящее мое имечко даже спьяну не произнести.
У Наташи из бухгалтерии живет мопс Риччи, заявил Никита.
Я опустила глаза, ну, Димон, теперь твоя очередь, чего хорошего ты скажешь?
Татьяна, к вам Инесса Листова, произнес голос нашего секретаря.
Пусть заходит, ответила я.
Ой! Кто говорил-то? изумилась Риччи. Вроде все молчали!
Димон показал на небольшое отверстие в центре круглого стола, за которым сидела команда.
Там есть микрофон, связь с дежурным, он находится у лифта.
Риччи подпрыгнула:
О-о-о! Какая у вас шикарная аппаратура! Восторг! Прелесть.
Я посмотрела на Аду Марковну, та почесала правое ухо. На нашем языке жестов это означает: «Держись, Танюша, главное, все живы, с остальным справимся».
В офис всунулась голова нашего нового секретаря Юры:
Впускать?
Кого? уточнила я. Назовите имя и фамилию гостя.
Так я уже говорил, заявил парень.
Я сделала глубокий вдох. День сегодня начался бодро и продолжается так же. Интересно, как он завершится? Надеюсь, на Москва-реке не появятся льдины с пингвинами, а в центре города не приземлится инопланетный корабль с чудовищами. Все остальное меня не выбьет из колеи. Впрочем, пингвины мне могут даже понравиться. И может, кто-то объяснит парню на рецепшене, что имя гостя надо повторить, когда просят это сделать.
Входите, приказал из коридора Юра.
На пороге появилась молодая женщина в простом бежевом платье, на плече у нее висела торбочка без опознавательных знаков. А на пальце посетительницы сиял «бриллиант» большого размера. Ничего особенного ни в ее одежде, ни во внешности не было. По улицам российских городов ходят тысячи таких скромно одетых тетушек, которые любят бижутерию.
Добрый день, произнесла она, меня зовут Инесса. Если можно, без отчества, не люблю его.
Конечно, улыбнулась я. Татьяна, начальник особой бригады. У компьютера сидит Дима, слева Никита, по левую руку от меня Ада Марковна, в кресле Риччи.
Очень приятно, стандартно отреагировала гостья, я пришла к вам с необычной проблемой.
Мы к таким привыкли, откликнулась Ада, рассказывайте спокойно.
Попробую не волноваться, хотя это и трудно, призналась Инесса.
Глава третья
Родную маму я плохо помню, мне о ней рассказывал один раз отец, начала гостья, где служил Илья Петрович Листов, так звали папу, я не знаю. Он с юных лет был сиротой, сам кое-как в жизни пробивался. Мать мою звали Тамарой Владимировной Ефимовой, у нее в двадцать лет случилась нежелательная беременность. Тамара слышала об абортах, но то, что его можно сделать только до двенадцати недель, понятия не имела, пошла в женскую консультацию на пятом месяце. Ей там высказали все, что думали о безответственной девушке. Пришлось папе на ней жениться. В загс они отправились за пару дней до родов. Сотрудники покосились на большой живот невесты, но ничего не сказали, паре поставили печати в паспорта. Началась у родителей семейная жизнь. На свет появилась я. Бытовые условия были не ах. Барак. У молодых одна десятиметровая комната. Туалет и колодец во дворе. Городского телефона не было, газ на общей кухне в баллоне. Дом находился в Подмосковье на перекрестке. Направо поворот на село Совино, налево на Москву. Папа ездил в столицу на службу, постоянно опаздывал, потому что рейсовый автобус ходил как придется. Мама сидела со мной дома, а потом
Инесса заложила за ухо прядь волос.
Мне трудно осуждать ее. Она была тогда совсем юной, никто ей не помогал. Где были ее родители? Понятия не имею, дедушку с бабушкой я никогда не видела. Папа сирота. Где его отец и мать? Один раз я поинтересовалась и услышала:
Я рос в приюте. Я подкидыш.
Отец был старше мамы всего на год. Ни квартиры, ни денег, ни связей, ни кого-либо в помощь не было. Вот зачем ребенка рожать? Можете ответить?
Они просто не подумали, что младенец появится на свет, предположила Ада Марковна.
Инесса кивнула:
Возможно, вы правы. Та же мысль и мне приходила в голову. Беспросветно нищую жизнь Тамара терпела не один год. Дни рождения они с папой не отмечали. Денег даже на вафельный тортик не было.
Риччи подняла руку.
Вопросик. Вы не помните маму?
Нет, подтвердила гостья.
Но знаете, что родители оставались без праздника и торта. Вам кто-то рассказал о том, как они жили в бараке? нараспев произнесла блондинка.
Да, потом объясню кто, кивнула Инесса. А вот как я жила в приюте, уже сама помню. От меня папа, Илья Петрович, не отказался, но ему предложили новую службу с хорошим окладом и ненормированным рабочим днем. Поэтому я оказалась в интернате и прожила там год. Папа мне сказал: «Скоро за тобой вернусь, поживешь тут недолго. Назови свое имя». Я ответила: «Несси», отец меня похвалил: «Умница. Тебе два года. Меня зовут Илья Листов. Не забывай это. Тебе два года. Илья Листов. И помни, что непременно уедешь домой».
Два года? повторила Дюдюня. Совсем крошка. Но, похоже, отец вас взрослой считал.
Принято думать, что дети в таком возрасте еще глупые, быстро все забывают, а вот я помню, заявила Инесса, никто меня там и пальцем не тронул. Отдельная спальня, кормили вкусно, игрушек было много разных, всякие занятия. Там еще несколько девочек жили, четыре-пять, может, шесть. Я оказалась умнее всех, остальные почти не говорили, одеваться не умели. А я ловко все проделывала. Меня всегда хвалили, но, несмотря на замечательные условия, я постоянно слезы лила. Домой хотела.
В барак? удивилась Риччи.
Странно, да? усмехнулась посетительница. Живу в прекрасной комнате, ем вкусно, а рвусь в нищету. Я хотела к папе. Примирил меня с приютом Новый год. В своей группе я была самая высокая, умная, скучала с другими детьми, хоровод под елкой мне разрешили водить вместе с ребятами постарше. Дед Мороз подарил мне домик с набором мебели и куклами. Потом нас угостили лимонадом, тортом. А с января меня перевели заниматься с детьми, с которыми я праздник отмечала. У меня появились приятели. Но все равно, когда папа приехал, я обрадовалась так, что слов нет. Но были и неприятные моменты: меня звали Инной. Фамилию тоже коверкали Леснова.
У вас интересная память, удивилась Дюдюня, внешность матери вы забыли, но помните о бараке и интернате.
Верно, подтвердила клиентка, даже название приюта могу назвать: «Луч света».
Дети в два года, как правило, еще не знают свою фамилию, не утихла Ада.
Со мной было иначе, возразила гостья, первое время я поправляла воспитателей, говорила: «Я Инесса Листова, можете звать меня Несси. А они опять Инна Леснова. Ну и через какое-то время я перестала возражать, стала на Инну отзываться. Да, память у меня редкая. Слова отца при расставании до сих пор помню:
В бараке жить плохо. Я уеду на Север. Вернусь и заберу тебя. Запомни, Несси, интернат не навсегда. Ты снова окажешься дома.
Я ждала папу, и он приехал. Правда, сначала я не узнала его.
Рассказчица засмеялась.
Он похудел, бороду отпустил. Я думала, что у него голубые глаза, а оказалось, карие. Сначала я даже не побежала к нему. Но он произнес: «Нессинька, цветочек, лучший мой дружочек, больше всех ее люблю, чаще всех ее хвалю». И я поняла: это папа, он для меня сам этот стишок сочинил. Сразу на шею ему кинулась. Помню, как в машине ехали, в дом вошли, папочка дверь открыл, а за ней квартира бесконечная! Я, наверное, неделю путалась в коридорах, иду на кухню, а оказываюсь около спальни. И самый яркий момент: отец открывает створку розового цвета со словами:
Несси, это твоя спальня.
Огромный зал, кровать под балдахином, шкафы с книгами, игрушками, мягкий ковер. Своя ванная. Гардеробная, набитая новыми вещами. Я неделю это богатство изучала. Привыкла, что у меня три платья: два домашних, а одно для выхода из приюта, например к врачу. Из обуви: парусиновые туфли, осенние ботинки и валенки. У меня после интерната осталась привычка скромно одеваться.