Аэль затихла. Ветер унес вздох, а взгляд находил покой в спокойных очертаниях ночного пейзажа. Здесь не чувствовалось беды. Ни в воздухе, ни в равнине, ни в ближайшем лесу. Хотя последнее все же настораживало Аэль, ведь новый враг имел устойчивую склонность прятаться среди деревьев, и царица уже понимала почему. Волки охотились и им требовалось много пищи. Стаями они преодолевали большие пространства и нападали на тех, кто попадался на пути.
Возможно их стычки с баргустами были случайностями. Возможно и они стали жертвами наступления врага из глубин, что прогнал их из их земель. А может это всего лишь уловки Лукавой, что дарила видения. Ведь Аэль не могла точно судить, кто принес это знание в образе сновидения.
Мне сложно рассказывать подобное, царица. У нас не принято трактовать открыто то, что дарят Великие, но кажется, они настойчиво пытаются донести что-то до меня. По крайней мере так кажется.
Фаврир сделала то, на что я не решилась, когда Дорэль предложила. Всех нас связали Великие, а то время, возможно, дано было для сплочения перед лицом врага будущего. Как я уже говорила, порой видения приходят слишком поздно, а порой и слишком рано.
Глаза буравчиком устремились к царице, которую пригласили присесть, пока туман медленно опутывал лагерь, забираясь далеко за его пределы. Он послужит щитом для спящих воительниц и дурф, предупредит Рефаль об опасности, а пока таковой не было, можно было и передохнуть.
Ты уверена, что твои видения пришли в своё время, Аэль? Их может и насылает Великая, но Лукавая иногда приносит знания раньше положенного, а порой и задерживает, чтобы потешиться.
Перед дурфой поднялись сизые клубы, завихрились, обращаясь в образы тех, кто ушел и тех, кого прежде не знали, в этих образах была сила, в них же была скорбь и радость сего мира. Осязаемо касалась рукой своей Рефаль сознания Порывистой. Перед глазами проносились сражения и минуты мирной жизни в полях, в тылу. Притягивал звон клинков в азарте заставляя сердце желать битвы с равным, но он же леденил душу. Призывало и мирное небо, но и на нем скоро появлялись грозовые тучи.
Фаврир прошла потери, обрела и ушла сама, но оставила тебя за собой. Когда мы отбивались от бесов у крепости её смех звучал в моих ушах. Я прожила меньше неё, повидала может и многое, но думается мне, что засмеет сестра, коли так скоро за ней отправлюсь. Только поэтому я буду биться за жизнь. Ты же ведешь кланы и дурф. Ведешь также, как и вожак ведет свою стаю.
Мои видения не так ясны, как у Великой Царицы. Они извращены Лукавой, а может витиеватой линией судьбы. Порой они просты, и я осознаю их смысл, порой мне не добраться до него.
Ответила Аэль, все же переборов желание удалиться прочь от царицы. Несмотря на то, что так скоро Аэль приняла подле себя другую, дурфа, что была подругой и зрительницей судьбы Фаврир, все же приняла этот факт, и кажется худшие страхи Аэль оказались лишь в мыслях царицы.
Я благодарна вам Рефаль, за то, что вы не пытаетесь меня укорить в неверности Фаврир. В ровной степени, как и в холодности к вашему первенцу. Как собственно хал своих гутов, я понимаю, что это такое созерцать мытарства гута и неспособность его смириться с теми тревогами, что подстерегают его на пути.
Баргустка вопреки желанию, устроилась рядом, и метка во лбу узором воссияла, словно бледный свет луны. Так ярко и отчетливо снова в разуме обрисовалась картина трех фигур у реки жизни, что закроют разлом напасти бесов.
Мне кажется, что Великие послали мне знание. Знание того, что они не виноваты и не имеют отношения к тому, что бесы снова напали, но есть три фигуры, что позволят закрыть этот поток скверны, что убивает все живое и воцарится мир.
Наконец выдавила из себя баргустка, прикрыв глаза, которые морозил снег, что скоро ляжет на земли дочерей Великий. Еще несколько месяцев, ряд седьмиц, и поля уже опустеют, а вслед за тем их покроет покров забвения Милосердной и тогда Аэль уйдет навсегда.
Но я не знаю кто эти три фигуры и кем они могут быть. Пути Великих сложно понимаемы нами. Даже Фаврир билась над осознанием крупицы тех знаний и не успела их постичь.
Тихо прошептала царица, рукой разгладив морщины лица. Юная и все же черты лица уже стали жесткими от войн и боли, что терзала нутро и все естество.
Хал всегда сложнее, чем хар. Но твоей вины нет ни в уходе Фаврир, ни в любви Дорэль к тебе. Раз все это произошло, то и в этом есть свой смысл. Как и ты, я хочу видеть безмятежность своего гута, его счастье, как повидаю Лору с Каской, внучат своих, так на сердце птицы сладко поют, трель весеннюю слышу, а улыбки их сеют новые зерна надежды. В гутах подрастающих наша сила и наша слабость.
Рефаль провела ладонью по туману, что только гуще стал, раскрывая памяти проходы. Образ замка крылатых и домов их непривычных для баргустов. Каменные, с окнами и дверями высоко над землей.
Долгие годы я охраняла их покой, но, если то не по воле Великих хворь эта разразилась, то в их воле уберечь самое ценное наше. Аэль, три фигуры, о которых ты говоришь. Так ли важно знать кто это сейчас? Ели предначертано спасти народы, то Богини не допустят ужасного, а мы будем защищать тех, кого можем.
Туман на сей раз опустился, продолжая теперь лишь охранять сон измученных переходами дочерей Великих крылатых и бескрылых.
Фаврир многое желала познать, но не все нам дано, а что не дано хоть лоб о камень разбей все равно не узнаешь. Не будь к себе так строга, когда придет время, тогда и видения станут яснее.
В свое время я бы никогда не подумала, что стану царицей. Пожалуй Вы правы, Рефаль. Если угодно, Великим, они пустят по тропе смерти и также с их волей мы с нее сойдём.
Аэль подернула мышцами лица, но улыбка так и не возникла. Не получилось выразить ни доброжелательности, ни смешливости. Все эти ноты утягивал разлом. Стирал былые черты, словно переписывал историю в книге.
Но в наших силах делать то, что важно сейчас. Прикладывать все усилия чтобы помочь перевалить ход войны. И хоть царице крылатых не пристало быть в ранах, я предпочту упасть на землю без чувств, нежели ещё сотни моих сестер падут. Вы знаете это и единственное на что надеюсь, что вы не станете раскрывать Дорэль всего, что происходит на фронте. Она слишком ранима для жестоких пейзажей Яростной. Не всегда она даёт нам победу, не всегда лёгкой ценой. Это та богиня, что испытывает болью. Чтобы горел огонь даже в стуже.
Аэль стихла на мгновение, вспоминая, что рассказывали о каждой богини. Ведь каждая из них уникальна. Переменчивая, хоть и кажется лёгкой, она несёт праведный гнев и самый большой дар возможность исцеляться и стать вечным. Милосердная богиня, что мягка, но также может быть опасна, как хворь, что забирает на тот свет. Земля тверда, но порой и почва уходит из-под ног. Непредсказуемость бывает и у этой статичной богини. Тень лукава и хитра, но если доходит до будущего, то она его донесет, как и сохранит тайны. Огонь Яростен, но и он способен восстать из пепла.
Крайности были у каждой и совместить в себе пороги нескольких уже казалось тем, что и являлось прежде предостережением ведьм, против принятия несколькими богинями, но пока Аэль понимала и другую сторону навыки, что имеются, спасали в бою. Те дары, что дали великие, совмещённые с волей царицы и ее опытом. Значит и здесь можно было находить баланс.
Эта война не закончится по мгновению ока. Сдается мне, что она будет долгой и тяжёлой, и, что ещё более печально, затронет все части нашего народа. Быть может мохнатые порождения и другие, но они пришли и с ними также придется иметь дело. Главное, чтобы Великая Царица не поставила вопрос ребром и не принудила защищать другой клан.
Аэль постукивала пальцами по ножнам и все же пальцы нашли архон Дорэль. Почему о ней вспомнили? Может, потому что эта женщина была второй царицей, что не принесла клятвы Великой?
Дорэль не клялась Великой. Так что крылатые все ещё подчиняются в большей мере воле вашей, воле рода Разфаэров и тому, что мы стали ближе по крови.
Тихо изрекла Аэль все же, немногим разломив блок своего молчания перед царицей. Хар Дорэль все же больше оправдывала доверие, нежели Великая. Ей не было никакого смысла вредить баргустке, хотя о будущих проблемах Аэль все равно не обмолвилась бы. Это бой царицы и разве что Дорэль он мог коснуться вуалью скорби и стыда.
Порывистая, за свою жизнь царицей я не раз была ранена. И самой страшной раной оказалось отсечение руки. Фаврир постаралась, но то были годы моей юности, когда сломя голову ты несешься в бой, преисполненный верой и надеждой, но во что? Тогда наш разум был затуманен тем, что не имело место быть. Но перед лицом настоящего врага, тех тварей, что посмели потревожить нас, ты можешь быть уверена, что я буду рядом с тобой и с твоими дочерьми. Многих уведет к себе Яростная, многих уведет и Переменчивая, но мы будем биться за каждую.