Осознанию повышения роли университетов в инновационных системах способствовали и большая «технологизация» всех сфер жизни общества. Ицковиц и Лейдесдорф отдельно выделяют повышение «научности ведения войны», апогеем которой стал Манхэттенский проект [Etzkowitz, Leydesdorff, 2000]. На периферии, где высоко «институциональное расстояние» до национальных и даже региональных властей, университеты получили безальтернативную власть и статус «региональных организаторов инноваций». Особенно заметна подобная дифференциация по линии «центр периферия» в сверхцентрализованных инновационных системах (например, в Португалии) [Etzkowitz, 2002].
Одна из основных идей, лежащих в основе концепции инновационных систем, заключается в том, что новое знание создаётся как внутри фирм, так и через взаимодействие между институциональными агентами, такими как университеты, бизнес и правительственные учреждения. Инновационные системы различаются с точки зрения того, как интегрируются потоки через сети и предоставляют ли они возможности для синергии. Сети обеспечивают только инфраструктуру знаний, в то время как база знаний инновационной системы формируется «разделением инновационного труда» между институтами [Leydesdorff, Fritsch, 2006].
Роль университетов в организации тройной спирали сильно зависит от региональных инновационных систем (РИС), но иногда и формируют их. В столичной РИС Венгрии, интегрированной в европейскую и мировую экономики, в западных районах с высокими показателями ПИИ и налаженным взаимодействием с австрийским и немецким бизнесом, и в восточных районах страны, выделяющейся повышенной ролью государства в экономике и жизни общества, тройные спирали формируются на разных основаниях [Lengyel, Leydesdorff, 2011]. Аналогичное разнообразие моделей функционирования тройных спиралей наблюдается и в Германии, где отсутствует единая НИС, так как исключительно высока роль региональных (земельных) правительств [Leydesdorff, Fritsch, 2006].
Сильные и слабые стороны концепции
Модель тройной спирали во многом не является самостоятельной концепцией, лишь (качественно) дополняя модели НИС и РИС. Поэтому она наследует часть сильных и слабых сторон «материнских» теорий.
К сильным сторонам концепции можно отнести индивидуальный подход к каждому региону, городу или кластеру. Модель способна объяснить динамику в конкретной точке как результат взаимодействия конкретных местных акторов. Тройная спираль способна указать на внутренний потенциал территории, гибка в организации и не требует повсеместного принятия лишь одной единственно верной модели взаимоотношений местных экономических, политических и образовательных агентов. Использование модели тройной спирали хорошо упорядочивает элементы сетей инновационных систем, их связи и отношения.
При этом концепция почти универсальна. Тройная спираль выстраивается везде, независимо от того, какой путь прошла страна [Etzkowitz, 2002]. В капиталистических доиндустриальных (или раннеиндустриальных) экономиках XIX века (США, Австралия, Канада) модель имеет ограниченное применение, но в отдельных районах (Бостон, Сиракьюс, Трой, Питтсбург, Монреаль, Торонто, Сидней) работает лучше многих иных теорий. В индустриальную эпоху и в рыночных, и в плановых системах модель также имеет немалую объяснительную способность (но в уже различных вариациях). В постиндустриальной экономике тройная спираль основной механизм технологического развития, движущая сила инновационного процесса и, как считают ее авторы, почти универсальная концепция.
Преимущество модели тройной спирали её применимость в качестве рецепта возрождения депрессивных старопромышленных районов (Рур, Питтсбургская Пенсильвания, Западный Мидленд, Тэгу, Пусан и т. д.).
В ряду недостатков концепции выделим сложность оценки действия механизмов тройной спирали. Количественный подход, основанный на подсчёте совместных публикаций, патентов и проектов между представителями трёх основных институтов (университеты, бизнес и государство), явно недостаточен и неточен, так как не учитывает многих иных форм и способов взаимодействий внутри и между инновационными сферами.
Неясны и границы, в пределах которых на конкретной территории инновационный процесс порождение тройной спирали. Элементы спирали разнесены в пространстве, а создание инноваций локализовать ещё сложнее. Ещё одна проблема сложность и неявность механизмов генерации инноваций в тройной спирали. Модель зачастую представляется как «чёрный ящик», то есть в общем случае мы можем лишь наблюдать входящие условия (элементы сети) и исходящие результаты (инновации). Конкретный механизм установить крайне сложно, это возможно лишь при препарировании отдельных небольших кейсов, где количество акторов ограничено. В иных случаях преобразование взаимодействий инновационных сфер в новое знание видится как некий магический процесс.
Неясны и границы, в пределах которых на конкретной территории инновационный процесс порождение тройной спирали. Элементы спирали разнесены в пространстве, а создание инноваций локализовать ещё сложнее. Ещё одна проблема сложность и неявность механизмов генерации инноваций в тройной спирали. Модель зачастую представляется как «чёрный ящик», то есть в общем случае мы можем лишь наблюдать входящие условия (элементы сети) и исходящие результаты (инновации). Конкретный механизм установить крайне сложно, это возможно лишь при препарировании отдельных небольших кейсов, где количество акторов ограничено. В иных случаях преобразование взаимодействий инновационных сфер в новое знание видится как некий магический процесс.
Территория
В качестве примера в данном разделе выбрана НИС Республики Корея (РК) в целом и РИС района города Тэджон («Иннополис Тэдок»)2. Эти инновационные системы нельзя рассматривать отдельно друг от друга, так как первая в значительной степени сложена из второй, а РИС Тэджона ограничена условиями южнокорейской НИС. Во втором случае (Тэдок) на современном этапе развития инновационного кластера тройная спираль наиболее подходящая модель описания его динамики. В первом же случае (инновационное развитие РК) рассматриваемая концепция имеет меньшую объяснительную силу, так как первые 40 лет бурного экономического роста экономики РК (19611998) обеспечивались из иных источников.
Южнокорейская НИС длительное время существовала в изоляции. Ближайшие соседи страны «враждебного блока» (СССР, КНДР, КНР, Вьетнам) и бывшая метрополия (Япония). Единственный внешний источник инноваций до налаживания отношений с Японией США [Park, Leydesdorff, 2010]. Специфика корейской модели развития обусловила главенствующую роль государства в инновационном процессе при сильном институте бизнеса (крупных чеболей) и крайне слабой роли университетов [Lee, Kim, 2016]. Начиная с 1960-х годов, когда после военного переворота и прихода к власти генерала Пак Чонхи (19611979), корейское правительство предприняло решительные действия по руководству исследованиями и разработками [Kwon, 2009]. Однако большая часть инноваций создавалась внутри фирм или перенималась ими от американских или японских доноров. Авторитарный, а в некоторые периоды диктаторский, стиль управления, и невероятно высокая роль военных в управлении не позволяли развиваться независимым институтам, в том числе занимающимся созданием нового знания.
В 1980-е годы политика изменилась, так как новые власти во главе с генералом Чон Духваном уделяли больше внимания выравниванию межрегиональных диспропорций в экономическом развитии. На первых этапах «корейского экономического чуда» основной приоритет отдавался Столичному региону (Сеул, Инчхон, Кёнгидо) и юго-восточному региону Кёнсан (Пусан, Ульсан, Тэгу, Чханвон, Куми) родине южнокорейской хунты и большей части экономической и политической элит страны [Kim et al., 2011]. Во время срока Чон Духвана исследовательские центры при чеболях больше не работали изолированно, а начали сотрудничать с академическими коллегами.
Для удовлетворения собственных растущих потребностей крупный корейский бизнес стал создавать специализированные университеты и колледжи. Самый известный такой пример POSTECH (Институт науки и технологий Пхохана), созданный одной из ведущих мировых сталелитейных компаний POSCO, базирующейся в Пхохане (Северная Кёнсан).
Данная политика продолжилась и расширилась при переходе корейской экономики от индустриальной эпохи к постиндустриальной, что совпало с демократизацией страны и отстранением от власти военных. Администрация Ким Ёнсама (19931998) стимулировала создание новых исследовательских университетов: GIST (Институт науки и технологий Кванджу), KIAS (Корейский институт перспективных исследований) и ICU (Университет информации и коммуникаций) [Park, Leydesdorff, 2010].
До начала 1990-х годов южнокорейские университеты рассматривались в качестве фабрик, производящих стандартизированные кадры для удовлетворения производственных потребностей, а не как важные исследовательские мощности южнокорейской НИС. Для активизации университетских исследований правительством были реализованы различные исследовательские программы.
Вследствие Азиатского финансового кризиса 19971998 гг. южнокорейский бизнес резко сократил инвестиции в НИОКР. Администрация Ким Дэджуна (19982003) начала принимать меры, стимулирующие исследовательскую деятельность университетов. Проект «Brain Korea 21» (BK21) был запущен для поощрения молодых преподавателей и аспирантов к созданию высококачественных результатов исследований, которые могли бы быть опубликованы в международных рецензируемых журналах [Park, Leydesdorff, 2010]. Акторы южнокорейской НИС стремятся увеличить исследовательскую активность, чтобы сократить разрыв с западными странами в краткосрочной перспективе, при этом исследовательская стратегия США, Канады и стран Европы ориентирована на повышение их накопительного потенциала и качества инноваций в долгосрочной перспективе. В конце 2000-х для стимулирования исследовательской активности администрация Ли Мёнбака (20082013) создала Министерство экономики знаний (Ministry of Knowledge Economy (MKE)) [Park, Leydesdorff, 2010].