Век серебра и стали - Денис Лукьянов


Денис Лукьянов

Век серебра и стали

Я Атум, существующий, единый. Я Ра в его первом восходе. Я великий Бог, создавший себя сам, создатель своего имени «владыки эннеады». Я был вчера; я знаю завтрашний день

из египетской «Книги Мертвых»

Пролог

закат созидающего Атума

О друзья мои, ах враги мои, как красиво они горят!

Горело правда красиво звучными вспышками. Но перед тем, как рассмеялось немым голосом пламя, была первая искра а до этого

Дым дурманил голову и щекотал ноздри даже на улице, в жидком Петербургском вечере, разбавляемом газовыми фонарями. Он тонкими струйками, будто нитями паутины, тянулся из щелей и окон, пытаясь добраться до пухлой полупрозрачной луны, но таял призраком, давно уже забывшем, почему все еще бродит по бренной земле. Дым манил и тянул к себе, соблазнял немногочисленных прохожих поддаться этому искушению и свернуть с намеченного пути

Дым без огня.

Дым опиума.

Курильный салон «Нефертити» явно не стеснялся носить такое гордое, почти императорское название в одном из самых бедных районов города. Стоял среди обшарпанных домов без серебряных шпилей на крышах и хлипких трущоб, будто чахоточных, готовых в любую минуту развалиться с мерзким треском. Хозяева заведения были людьми смышлеными знали, что опиум доживает свои дни, становясь таким элитным наркотиком, каким не был никогда. Отсюда и «Нефертити», все же это досуг для особ царских. Не столько по статусу, сколько в душе таких всегда больше. Корона не отяжеляет их головы заботами, но придает необходимый масляный лоск. К тому же, чем глубже спрячешь курильню в лабиринтах городского организма, тем проще вести бизнес. Знает лишь тот, кто нужно.

Проще: но только не этим проклятым продавцам модного Песка Сета.

Дым тонкими струйками выползал из «Нефертити». Внутри же, в духоте, он застилал зрение тончайшей яичной пленкой, притупляющей сначала взор, потом сознание. Аромат персикового дерева а что еще ждать от таких заведений?  смешивался с неуловимо-наркотическим, словно подстраивающимся под предпочтения каждого клиента. Каким захочешь таким запахом и буду.

Клиентам, лежавшим на кушетках в окружении мягких, бархатных подушек, это явно нравилось.

 Боги,  протянула дама в платье с чрезвычайно глубоким декольте.  Никогда не думала, что мы будем курить эту дрянь после того, как миру явили себя боги старого Египта. А мы

Мужчина в расстегнутой рубашке, раскрасневшийся и обтекающий потом, затянулся из длинной толстой опиумной трубки с набалдашником. Закатил глаза, выдохнул гипнотический дым, с минуту помолчал, откинулся на подушки и продолжил.

 Дорогая, Китай дело тонкое! Они не прекратят баловать нас этой своей забавой до конца дней. И никакой Песок Сета им не помеха.

 Дааа  протянула дама и, последовав примеру мужа, затянулась из трубки. После долгой паузы, добавила:  Хорошо их, однако, бриты накачали ух, ух, как ой, как хорошо

 Лучше бы бриты накачали меня одного, обошлись бы без войн. В меня вместился бы весь их опиум,  хохотнул мужчина.

К отдыхающим подошел китаец в традиционном костюме от прислужливых азиатов, добавил мужчина в рубашке, он бы тоже ни при каких обстоятельствах не отказался и принес два бокала пузырящегося шампанского. Заодно положил рядом газету свежий выпуск «Северной пчелы». Откланялся и удалился, оставив гостей наедине.

 Новости,  мужчина потянулся за газетой, только с четвертого раза подхватив ее.  Новости это всегда хорошо. Ну или ээ ух как минимум, интересно.

Глаза его вертелись, как ветряные мельницы в ураган. Мужчина пробежался по страницам, пытаясь уловить смысл скользящих по краю задурманенного сознания слов.

 О-о! Ты слышала новость, дорогая?!

 Как я могла, если ты забрал обе газеты?

 Разве?  мужчина разомкнул пальцы. На подушки свалилась вторая «Северная пчела», слипшаяся с первой.

Мысли зацепились, спутались в клубок вытерев платочком пот со лба, мужчина перескочил к другой теме.

 Ты посмотри! Они везут к нам в город Сердце Анубиса! Прямо из Парижа!

 Анубис и Осирис  пробубнила дама, сверля глазами бокал шампанского, словно гипнотизируя его. Ей хотелось, чтобы блаженные пузырьки поскорее ударили в голову.  И сдалось нам здесь Сердце бога? Своего хватает

 Ну-ну-ну,  заплетающимся языком поцокал мужчина.  Дорогая, не заставляй меня краснеть! Даже нищие знают, что нашли сердце всего одного бога, и его его!  на неделю привозят к нам. Тут вроде написано, что в Пасху его будут выставлять для паломничества и научного ин-те-ре-са

 Вроде!  усмехнулась дама ослабевшим голосом.  Мой муж не может прочитать газету, которую держит у самого носа!

 Моя жена не знает простых истин!

Они ухмыльнулись. Рассмеялись, как-то неестественно, будто смех тоже опьянел от дыма сладкого, дурманящего, вездесущего дыма, стирающего грани реальности. Мужчина вновь обмакнул лоб платочком, потянулся за бокалами. Чуть не разлив один, все же протянул даме.

 За это и люблю тебя, дорогая. За нас!

 За это и люблю тебя, дорогой! За нас! И  она задумалась.  За старый мир, который был куда проще.

 За старый мир

Мужчина в расстегнутой рубашке залпом выпил бокал. Дама только-только поднесла свой к пухлым губам, как вдруг остановилась принюхалась, нахмурилась. Подошедший китаец забрал газеты и серебряный поднос мужчина махнул рукой, и работник курильни заодно прихватил пустой бокал.

 Дорогой?  вновь принюхалась дама, провожая уходящего рабочего настороженным взглядом.

 А?

 Ты ничего не чувствуешь?

 Конечно, нет, я обкурился вместе с тобой

 Нет, я имею в виду Какого-то странного запаха. И тот мужчина тебе не показалось, что это был не китаец?

 Китаец, не китаец, какая разница. Азиаты, ха! Главное, что он тут все делает, пока мы отдыхаем. Заслужили! Верные слуги его Императорского ве-ли-чи-я, да будет он жив, здоров и могуч! Я, между прочим, давно говорил, что эта их китайская традиционная театральность пережиток старомодного прошлого

Прежде, чем «Нефертити» стремительно вспыхнула, семейная чета услышала звон бьющегося хрусталя отчетливый, резкий, будто начерченный ровной геометрической линией.

Люди в соседних домах просыпались, кричали, выбегали на улицы, стояли, смотрели, пытались помочь суетились во внезапном хаосе, сменившем воздушную тайну наступающей ночи и загадку грядущего дня.

И в суматохе никто не заметил, как за мгновение до взрыва, что принес голодное пламя, из «Нефертити» вынырнул человек, скинувший с себя китайский наряд и потерший тонкие руки с набухшими фиолетовым венами

и как же красиво они горят, подумал незнакомец, наблюдавший за пожаром из тени трущоб. Незнакомец в мешковатом плаще-балахоне, из-под капюшона которого торчала странная, густая, будто неестественная борода, словно уложенная зигзагами и змеиным языком двоящаяся книзу. Незнакомец, видевший вынырнувшего за мгновение до взрыва человека.

Незнакомец, будто бы общаясь с мраком на его, шепчуще-приглушенном языке, не словами, а оттенками света и тени, проговорил:

 Занятно Надо рассказать гранд-губернатору, это будет очень полезно Занятно, весьма занятно.

Книга первая. Стопами солнца

 Раб, соглашайся со мной!

 Да, господин мой, да!

 Что же тогда благо?

 Шею мою, шею твою сломать бы,

тела в реку выбросить вот что благо!

Кто столь высок, чтоб достать до неба?

Кто столь широк, чтоб заполнить всю землю?

 Хорошо же, раб, я тебя убью, отправлю первым!

 А ты, господин, надолго ли меня пережить собрался?

фрагмент шумерской притчи

Поэты говорят, что мир спасется любовью

Но нам с тобой иной исход известен пока

«Последнее испытание»

Глава 1. Петербургский цирюльник

восход юного Хепри

Искры очерчивали темноту крыльями феникса, отрывались от затухающего пламени, гипнотизировали, размывали зрение, словно пытаясь спрятать обугленные остатки сгоревшего здания.

Вахмистр Виктор Говорухин старичок с морщинистым лицом и профилем, как ему говорили, самого Рамзеса II согнулся и закурил от угасающего пламени. Чуть не подпалил длинные усы.

Бессвязно выругавшись, вахмистр Говорухин пустил струю сизого дыма сам закашлялся от крепости папиросы, курил редко, но со вкусом, в кресле, не привык на ходу по ночам. А тут, на тебе, вызвали и ладно, случилась бы какая ерунда, но вот оно как Виктор пытался сосредоточиться, укутаться в мысли, как в шелковый плед часто видел такие в витринах, особенно в последнее время,  но какой-то неразборчивый, назойливый фоновый шум не давал этого сделать. И откуда он только брался

 Ваше благородие,  наконец расслышал Говорухин.  Господин вахмистр!

Виктор дернул головой, как плохо пошитая кукла резко и неуклюже. Рядом, теребя в руках исписанные листы бумаги, нервно покачивался молодой полицейский или теперь правильно говорить «жандарм»? Виктор все никак не мог уяснить.

Дальше