Ее неистовство сводило меня с ума, приближая пик с невероятной скоростью. Я громко стонал, пытаясь как можно дольше сдержаться, но вид ее неимоверно прекрасного лица, с такой эйфорией смотрящего на меня снизу-вверх, просто напрочь разрушал мой разум.
Она чутко поняла, что стоит остановиться и вскочила на ноги. Взгляд ее, наполненный сомнамбулической экспрессией, будто так и просил меня сделать это пожестче.
Я схватил ее за гриву волос!
Ты !! крикнул я, забыв про соседей. Зачем ты появилась в моей жизни?? Чтобы я тебя отымел?
ДА, она ответила шепотом, но таким громким, что он прозвучал громче, нежели мой крик. Возьми меня скорее! Сделай так чтобы у меня искры из глаз посыпались.
Разум мой затуманился! Я швырнул ее на кровать. Она словно кошка моментально встала по собачьи и пошевелила своей попкой вправо-влево, при этом она посмотрела на меня вполоборота с таким выражением на лице, что любой мужчина на моем месте сделал то же что и я в этот момент.
Я подошел к ней и взял ее за волосы, намотав их на кулак словно поводья. Я вздернул ее волосы кверху так, что ее лицо поднялось и смотрело почти в потолок.
Началась дикая скачка! Словно очумелый, я совершал с ней снова и снова, раздирая изнутри ее лоно, ощущая, как сок ее страсти стекает по мне, смотря как ее роскошная попка бьется об меня, от чего рассудок мой стал мутнеть, и я стал ускоряться все мощнее и жестче, вызывая её гортанные крики.
Сильнее!!!! ее крик был словно оплеуха для меня! Я схватил второй рукой ее за шею и что есть мочи притянул к своему лицо. Сама она этом невероятно прогнулась, корчась от неописуемого наслаждения.
Из ее горла понесся какой-то клекочущий звук. С силой продолжая свое дело, я ощутил то, что очень давно не ощущал: женский взрыв.
Мелко-мелко задрожали ее ноги. Сиплым голосом она мне что-то крикнула по-русски, но я естественно не понял, что-то типа blyaaaaaaat!!!! Ее крик стал, словно у птицы, падающей с перебитыми крыльями с огромной высоты. Ноги ее внезапно разъехались в разные стороны, и она соскочила с меня, упав на кровать.
Я понял, что огромное, несусветное возбуждение не дало мне завершить своё. Ничего не соображая, я подскочи к ней и перевернул на спину. Ее глаза смотрели на меня с неприкрытой дерзостью.
Момент моего наслаждения длился неимоверно большой отрезок времени. Волна наслаждения накрыла меня с головой, заставляя корчиться в сладких конвульсиях. Не в силах более находиться в вертикальном положении, я рухнул рядом с ней и затих.
Она продолжала чмокать. Я посмотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Она улыбалась довольной улыбкой.
Я думала, все соседи попадали с кроватей, ее голос был тих и нежен, преисполненный при этом каким-то спокойствием. ты так кричал, боже.!
Я думал, что провалился в океан блаженства. Милая, ты просто чудо! Такого у меня не было никогда.
Ну, ты мне еще расскажешь про секс, который у тебя был! Впереди у нас много времени.
Я был счастлив и захотел заплакать. Моя судьба отныне находилась в ее искусных руках. Еще не зная ничего про нее, я осознал, что жить более без нее не смогу.
Она поцеловала меня в губы с неимоверной нежностью. На меня смотрели глаза, полные любви! Да, мы начали любить друг друга уже тогда, в ту жаркую ночь неподалеку от побережья Атлантики. Я ответил ей на поцелуй и крепко прижал к своей груди.
На следующее утро мы собрали вещи и уехали путешествовать.
Начо Видаль. Крепость дю-Ре.
Раннее морозное утро. Я очень люблю такие вот утра, с ядреным морозцем и солнечными бликами на стекле. В такое утро очень хорошо пробежаться трусцой несколько километров, дабы впоследствии выпить бодрящего кофе и приготовить себя к своему дню.
Я смотрел на внешний мир сквозь свое окно, разделенное законодательством нашей страны на ровное количество квадратов. Дальнейший обзор был мне запрещен.
Несмотря на это, было много преимуществ. Мне разрешено гулять в любое время по территории моей клетки, пить сколько угодно чая и курить. У меня были права, которые даются один раз человеку, которого суд приговорил к виселице.
Неделю назад меня осудили на смерть в петле. Мой адвокат сказал, что апелляцию лучше не подавать, ибо слишком многого ждут от моей смерти газеты. Я в касте неприкасаемых, прокаженных людей, даже в зале суда меня держали за решеткой и под вооруженной охраной. Наручниками приковали к стулу. Боятся, наверное, что я брошусь и разобью себе голову о прутья.
Неделю назад меня осудили на смерть в петле. Мой адвокат сказал, что апелляцию лучше не подавать, ибо слишком многого ждут от моей смерти газеты. Я в касте неприкасаемых, прокаженных людей, даже в зале суда меня держали за решеткой и под вооруженной охраной. Наручниками приковали к стулу. Боятся, наверное, что я брошусь и разобью себе голову о прутья.
Я знаю, что смертный приговор последний раз приводился в исполнение во Франции двадцать лет назад. Обычно преступников типа меня гильотинировали, но еще в восьмидесятых последняя гильотина была разобрана на части, а самым суровым приговором считалось пожизненное заключение. Но для меня изменили Конституцию. Внесли поправку в основной закон страны. Но тут встал вопрос, каким образом меня отправить к Богу?
Собрать гильотину ради единственной казни в стране, где на нее объявлен мораторий, было бы слишком затратной затеей. Против расстрела выступило Министерство Обороны, так как я не являлся солдатом и военные не захотели пачкать честь мундира. Смертельная инъекция тоже не прошла, ибо Французская Гильдия врачей пригрозила отобрать патент у любого, кто выступит в роли палача, да и раствора необходимого не нашлось, а заказывать его в Америке посчитали не заслуживающей честью для меня.
Осталась петля.
Смерть в петля есть, на мой взгляд, есть одна из гуманнейшей среди всех, коих я знаю. Я много читал о сем способе отправки человека на небеса, еще до того, как попал в категорию смертников. Хвала Интернету и сотням тематических сайтов, так что мое образование в этом плане вполне можно считать высшим законченным, а можно даже докторскую диссертацию пришпилить к моему послужному списку!
Конечно же, удушение в петле, как практиковалось, например, во всем мире до середины 19 столетия, есть смерть крайне долгая и неприятная. К тому же, если верить неким чудом выжившим индивидуумам (а такие попадались и их истории выживания в петле я весьма скрупулезно изучил), перед тем как мозг человека начинает приходить в состояние крайнего возбуждения, начинаются весьма неприятные физиологические процессы, описывать которые сейчас я не хочу. Иными словами, смертники гадят под себя самым что ни на есть поганым и грязным способом и что самое в этом всем ужасное, что несколько секунд казнимый это все осознает, и его дух, если выражаться, самым недвусмысленным образом унижается, прежде чем вылететь из тела.
Современные же технологии, хвала ученым (а скорее всего, инженерам, создавшим виселицу нового типа для казней нацистов после 1945-го года) позволяют человеку, волею суда, приговоренного к отправке на небеса, отправиться на оные самым легким способом. Мощное и стремительно-вертикальное падение вниз и вуаля! Перелом шейных позвонков гарантирует мгновенную смерть мозга (может и не совсем мгновенную, но сам-то я уже ничего чувствовать не буду, так что мне далее без особой разницы).
Почему я столь пространно описываю все это? Просто лично я считаю, что такому грешнику как я, это самая что ни на есть, недостойная смерть, слишком легкая и без намека на мучения. Я ее даже не боюсь, я спокойно смотрю в свое ближайшее будущее, жду, когда заскрипят засовы в дверях моей темницы и ко мне войдет тюремный комендант, весьма преклонных уже годов бодрый старичок, тюремный же врач, кстати, очень неплохой господин, навещающий меня 3 раза в неделю и постоянно кормящий меня анекдотами, мой адвокат Филип Пергон, которого я искренне жалею, ибо ему пришлось защищать такого отъявленного негодяя как я. Я с ним очень сдружился за последние восемь месяцев моего пребывания тут, он сидел у меня часами, беседуя на самые пространные темы и видит Бог, мне крайне не будет хватать общения с ним.
И вот, придут все эти три господина и на лицах у них будет эдакая скорбь вкупе с положенной по такому случаю торжественностью. Адвокат Пергон, тот самый малый, что проносил мне коньяк в камеру, вынет из портфеля папку с эмблемой французского правосудия: ликторским пучком в окружении символов «Liberte, Egalite, Fraternite», откашляется и начнет намеренно басом (он всегда старается басом, чтоб казаться мужественнее) читать мне то, что я уже знаю наизусть: «преступления против человечности, морали, унижающие человеческое достоинство и прочая и прочая»
Да, Начо Видаль, то есть я, подонок и изверг, поддавшийся страсти, которая съела меня изнутри, поглотила мою душу, выжрала мне сердце, оставив вместо него обугленный осколок. Я недостоин жить в социуме, ходить в магазины вместе с обычными гражданами своей страны, дышать одним с ними воздухом, пить с ними одну воду и голосовать на выборах тоже недостоин. Я хуже религиозного фанатика, потому как фанатик свято верит в свое предназначение и в справедливость совершаемого им деяния, я же ни во что не верю и не верил, мало того, я совершал все свои поганые дела по имя лишь утоления своего жуткого ЭГО, своих извращенных амбиций и неугасимого желания остроты эмоций! Я ощущаю себя подобно герою Эдгара По, Вильяму Вильсону, этому воплощению эгоизма и похоти, загнанным и совершенно опустошенным нелюдем и смерть в петле для меня всего лишь один из шагов в другой мир, которого я жду с нетерпением, ведь вполне возможно, что это лишь усилит мою чувственность (насчет «того света» я конечно же, все же сомневаюсь в его существовании, но и Колумб сомневался немало, перед тем как сесть на свою каравеллу)