Дай мне хоть немного времени за что ж на меня поклеп возводить зря? Я что выясню, все тебе и доложу. Тебе опять же меньше хлопот. Там, где служивого на порог не пустят я в боковую калитку зайду. Глядишь, и тебе подмогну, и себя оберегу от наветов пустых, Нина говорила торопливо, заглядывая сикофанту в лицо.
Тот молчал.
У мальчика ведь, наверное, мать есть? Я с ней поговорю, посочувствую, может, она что про душегуба скажет. И с кузнецом. Дай хоть пару деньков, о чем разузнаю, тебе сразу пошлю весточку.
Сикофант махнул солдатам рукой, чтобы унесли тело. Чуть повернув голову в сторону Нины, процедил тихо:
После зайду, поговорим. А если что важное узнаешь, найди меня сама. Никоном Хакениóсом меня зовут.
Аптекарша кивнула, повернулась и быстро пошла обратно, склонив голову и сердито шепча что-то.
***
Нина металась по аптеке. Утреннее происшествие никак не шло из головы, и все валилось из рук. Подмастерье уже наградила оплеухой, когда подсунулся не вовремя. Чтобы вернуть себе душевный покой, села за работу. Обычно ее успокаивало мерное движение пестика при растирании семян лаванды с распаренными овсяными зернами. И нежный запах, поднимающийся от ступки, настраивал на спокойный и благостный лад, уходили тревоги. Так и в этот раз, пока готовила снадобье, пока смешивала с виноградным маслом, успокоилась немного. Переложила смесь в глиняный горшочек, отставила в сторону, накрыла промасленной тряпицей.
С мелкими заказами Нина справилась, послала подмастерье разнести их. Закрыв аптеку, она пошла вверх по Мезé7 к пекарне, где хозяйничала статная смешливая Гликéрия, давняя ее подруга. На скамеечке у входа увидала сгорбленную фигуру. То был отец Гликерии, старый Феодóр. Сколько лет ему было, никто и не помнил. Двух жен он пережил. Дочери от первой жены уже своих детей растят, живут далеко.
Вторая жена Феодора была сильно моложе его. Родила сперва Гликерию, а позже вторыми родами умерла, успев еще дать жизнь сыну. Тот тоже на этом свете надолго не задержался, утонул, будучи еще мальцом. Каждая семья в большом городе родных и любимых теряла, не обошла судьба и Феодора.
Пекарня его была известна в Константинополе. Горожане приходили к Феодору за пышными лепешками, за нежными милопитáкья8, за тающими во рту лукумáдесами9, а уж за рогаликами из многослойного теста присылали даже из самых богатых домов. Здесь выпекали ароматный хлеб силигнитис из лучшей муки, для богачей, а для горожан победнее сеидалитис, что из муки попроще.
Феодор со временем передал все дела младшей дочери, только с гильдией и эпархом сам договаривался. Красавица Гликерия в положенные пятнадцать лет замуж вышла за хорошего человека, хоть и приезжего. Дела они вели дружно да умело. И с купцами договориться выгодно могли, и таверну при пекарне завели небольшую, где можно было свежим хлебом перекусить и недорогим вином запить. Все у них ладилось, но и в этот дом беда наведалась. Как-то в праздник возвращался муж с ипподрома, а подвыпившие патрикии10 на колеснице решили по Мезе прокатиться. И лошадьми многих прохожих потоптали. Погиб и он под колесами пьяных богачей. Претóр11 тех патрикиев из города изгнал, но сперва заставил выплатить семьям убитых по десять золотых солидов12, да разве деньгами кого воскресишь. Так и осталась Гликерия одна с батюшкой.
Отца своего Гликерия обожала, заботилась, как о маленьком ребенке. Он тоже в дочери души не чаял. Соседи его уважали, увидев старика, кланялись, подходили за советом, присаживались рядом, разговоры вели. Нина тоже любила с ним беседовать, опять же, совет выслушать, просто на судьбу пожаловаться, а то иногда и помолчать, душой отдыхая.
И в этот раз, увидев его на улице под портиком, обрадовалась. Нащупала в суме припасенную мазь для суставов, что беспокоили старика, особенно по весне. Подойдя, поклонилась, спросила разрешения присесть. Тот, оторвав глаза от деревянной чаши, по краю которой вырезал узор, ласково улыбнулся, по-стариковски щурясь:
Садись, Нина, рассказывай. Что случилось, зачем к стене бегала поутру.
Нина только головой покачала, не особо удивляясь. Старец знал все, что происходило в городе. Какие птицы ему вести приносили, как он про все важное узнавал непонятно. Но люди говорили, Феодор все знает, а что не знает, то и неважно или знать не положено. Разговаривал Феодор со всеми, да со всеми по-разному. С одними ласково, с другими строго, с кем-то жалостливо, как чувствовал, что каждому надо от него услышать. И всем помогал. То матери, заполошно бегавшей по улицам в поисках сынишки-оболтуса, посоветует, чтоб искала через две улицы у торговца сладостями. То девушку, которую обидел жених, успокоит, мол, завтра все уладится. То купцу, что не знает, можно ли доверить часть товара партнеру, шепнет, как быть. И находился сорванец, и приходил на следующий день раскаявшийся жених, а купец присылал Феодору кувшин вина в подарок, за то, что уберег от убытку.
Вот и сейчас Нина рассказать толком не успела, а он неспешно спросил:
Думаешь, убили его? Не могло быть, что сам что-то съел?
Пятна у него на шее, как будто кто держал насильно. Не ведаю, что съел, но на вороте и у рта у него крошки сахарные. Пахнет медом и корицей. Только если бы сам что съел, так был бы хоть на людях, все бы знали, опять же за мной послали бы или к Гидисмани хоть. А тут под стеной кому же в голову придет туда идти, если солнце уже село. А подальше следы обуви на песке между камнями Как будто кто-то смотрел, как он умирает. Это ж кем надо быть, а?
Плохое это дело. Мальца отравить может только тот, чья душа уже пропала. А следы так народ прибежал?
Народ-то со стороны ворот стоял, а следы поодаль и ближе к стене.
Феодор покачал головой.
Что же делать, почтенный Феодор? Сикофант на нас, аптекарей, наперво и думает, мы-то с ядами постоянно дело имеем. А мою аптеку и вовсе закрыть пригрозил. И сказал, что бабьи сплетни ему без надобности.
Это он зря так тебе сказал. Ну, у него забот много, у самого двое детишек, так расстроился, поди. Ты вот подумай, зачем дите убили? Феодор из-под морщинистой руки посмотрел в небо.
Нина лишь вздохнула.
Тяжело тебе будет, Нина. Самой придется искать потравителя.
Да куда ж мне, почтенный Феодор? Не умею я душегубов искать, на то сикофанты есть. Я к тебе за советом пришла, что делать ума не приложу, вздохнула Нина.
Давай-ка я расскажу тебе про мудреца и рыбака, помолчав, начал старик.
Нина обхватила себя руками за плечи, приготовилась слушать.
В далекой феме13 жил мудрец, к которому приходили на обучение и юноши, и зрелые мужи. Однажды пригласили его в школу, чтобы поделился он своей мудростью с учениками. Добираться пришлось через реку, и мудрец заплатил бедному рыбаку, чтобы тот перевез его на утлой лодочке. Когда отплыли от берега, рыбак спросил, куда мудрец направляется. Тот важно ответил, что едет в школу, чтобы учить других. «Никогда у меня не было времени учиться в школе», сказал рыбак. «Ты потерял полжизни!» ответил мудрец. «А умеешь ли ты плавать?» спросил его рыбак. «На это у меня не было времени», ответил мудрец. «Тогда ты потерял жизнь, потому что моя лодка тонет!» сказал рыбак.
К чему твоя притча, что-то я не пойму, озадаченно произнесла Нина.
А к тому: ежели что не умеешь, так учиться надобно. Человек такое создание божье, что все время чему-нибудь да учится. Где-то с возрастом мудрость приходит, где-то у других подсмотришь, где-то сама споткнешься да поднимешься. Для этого ни школы, ни книги не нужны. Ты себя слушай, сердце подскажет, что делать. И от ядов что поищи, пригодится. Что ко мне пришла хорошо, но ищи и другой помощи. И я поспрашиваю, подумаю.
Гликерия уже несколько раз выглядывала из окна, но помешать боялась, делала Нине знак глазами, чтоб заходила свежей выпечки отведать. Нина поблагодарила Феодора за науку, оставила ему мазь, зашла в пекарню.
Подруга обслуживала покупателя с крупным заказом, а потому кивнула на скамью, чтобы Нина присела. Ожидая, аптекарша смотрела на хлеба в корзинках, на разложенные на прилавке сладости и сдобу. Обычно пьянящий запах свежей выпечки будоражил аппетит, руки сами тянулись к пышным лепешкам и медовым лукумадесам. Сегодня же Нину не радовал ни запах, ни вид сладостей.
Распрощавшись с покупателем, Гликерия, наконец, присела рядом с Ниной. В руках у нее была плоская миса с парой лукумадесов знала, чем подругу побаловать. Нина устало улыбнулась и отрицательно покачала головой:
Спасибо, Гликерия. Ты уж прости, но после сегодняшних событий что-то кусок в горло не идет.
Что случилось? Говорят, убили кого-то. Тебя-то звали зачем?
Убили. Сикофант за аптекарем послал, вот меня и позвали. Отравили отрока.
На этих словах впечатлительная хозяйка пекарни схватилась за сердце, застыв на мгновение. Слезы покатились из глаз.
Ой, горе-то. И за что ж мальцу-то такая смерть? Мать, небось, убивается.
Гликерия утирала слезы, причитая. Потом посмотрела повнимательнее на подругу.
И как ты, Нина, вот это все так спокойно переносишь? Ты ведь тоже женщина, а не горюешь, не плачешь совсем. Неужто не жаль жизнь загубленную? голос ее сорвался, она прикрыла рот краем платка.