Нихрена себе! Чуть не поперхнулся Тимофей. Его как вообще выпитьто можно?
Он, видимо, подумал, подумал и решил
пошло оно все к черту, договорил Шаламов.
Ну.
Офигеть.
Был Старый и кончился.
Шевчук многозначительно приподнял бутылку к небу и вылакал половину.
Изза работы, хочешь сказать?
Не только, уверил Стас, я его, в принципе, понимаю. У меня песня такая есть «Однотонная жизнь». Когда целые десятилетия сливаются в один доооолгий тягучий серый день, и ничего в нём не меняется. Жена, как домохозяйка, дети выросли, в погоне за барышом уехали, работа без перспектив, а другой у нас и нет, сам знаешь.
От одиночества, значит, заключил Шаламов.
Не то чтобы от одиночества, Мотнул головой Стас. Представь себе интересную сюжетную RPG4 с офигеннейшим графоном на мощном движке с открытым миром практически без границ. И вот в какойто момент своей игры ты вдруг понимаешь, что квестов, Шевчук развел руками, больше нет. То ли ты гдето завалил задание, то ли баг какой, то ли этот открытый мир настолько открытый, что ты так безнадежно далеко ушел от своей сюжетки, что и не вернуться уже. Вокруг тебя боты, диалоги с ними один и тот же NPCшный бред. И вроде бы графика попрежнему яркая и движок мощный, а удовольствия от этого никакого. Сюжета нет.
Тимофей с интересом следил за рассуждениями друга.
И ты представь, продолжал он, если даже советский работяга не вывез, вот как нам, творческим миллениалам? Куда мне со своими песнями, стихами? О ком с ними даже просто поговорить?
Дык может в Кулёк5? предложил Шаламов.
А понто́в? возразил Станислав. Жанну помнишь? Бывшая моя.
Ну.
Тоже в Кульке отучилась и что? В нашем ДК детские спектакли ставит от зарплаты до зарплаты. Давай сюда присядем. Отвлекся он.
Друзья меж тем подошли к железнодорожному вокзалу, к которому через четверть часа должен был прибыть пригородный электропоезд. На нем они планировали добраться до следующей станции, где скошенными рядами тянулись частные дома поселка, откуда друзья были родом. Шевчук предложил Тимофею присесть на автобусной остановке неподалеку от вокзала, здесь легко можно было скрыться от неуместного патруля полиции, не отвлекаясь от беседы, и так же легко расслышать объявление о прибытии электрички.
Только пива еще возьмем, сообразил тут же Стас.
Они подошли к ларьку, и он продолжил:
А есть ведь люди, которым вообще по фигу. Какая там самореализация? Какое там творчество? Насрать! Крепкого полтора, будьте любезны! обронил он продавщице. Вон, как Женёк Каза̜́к. Он, мне кажется, и не задавался никогда такими вопросами, типа, зачем живу? Кем его вспомнят? И вспомнят ли вообще? Ему по боку! Мысли примитивные: где чтонибудь упереть? Куда упёротое сдать? С кем на добытое выпить и кому по пьяни влупить? Всёёёёё! пылко вытянул Стас и закурил. Я не хочу так, я не могу так. Как батя мой, к примеру: домработа, работадом, с «железки» на огород, с огорода в сарай. Что он в жизни виделто? Чем себя увековечил? Чем отличил?
Шевчук говорил горячо, подстегнутый то ли больной темой, то ли количеством алкоголя.
Так он уже увековечил, заговорил Шаламов, отвечая на скорее риторический вопрос друга. Тобой и увековечил. Ты и впрямь думаешь, что он, как муравей что ли? Он тоже, наверняка, о многом мечтал, это многое в тебе и сбылось.
Но я то не он! возразил Шевчук. Я не мой отец, я это я! И у меня свои мечты, свои планы, а он хочет, чтобы я, как и он со смены на смену. Хоп, рюкзак на плечо и на завод, вечером домой, завтра то же, послезавтра опять то же. Вот она однотонная жизнь, про нее я и писал
Станислав, обессиленный этим красноречивым монологом, глубоко затянулся.
Вот так живешьживешь, чтото пишешь, на чтото надеешься, зла никому не делаешь
А добро делаешь?
Тимофей взглянул на поникшего друга в ожидании ответа, но в ответ последовала лишь ироничногорькая усмешка.
Ну, вот, подытожил Шаламов, зла не делаешь, добра не делаешь. Можно сказать, и не живешь вовсе, так присутствуешь
Кадр второй: город засыпает
Их и без того угасающий разговор прервал человек, спешно шедший со стороны вокзала. Услышав голоса, он остановился и пригляделся, даже пригнулся, чтобы ускользнуть от фонаря, бившего в глаза, и зычным басом окликнул:
Шевчук говорил горячо, подстегнутый то ли больной темой, то ли количеством алкоголя.
Так он уже увековечил, заговорил Шаламов, отвечая на скорее риторический вопрос друга. Тобой и увековечил. Ты и впрямь думаешь, что он, как муравей что ли? Он тоже, наверняка, о многом мечтал, это многое в тебе и сбылось.
Но я то не он! возразил Шевчук. Я не мой отец, я это я! И у меня свои мечты, свои планы, а он хочет, чтобы я, как и он со смены на смену. Хоп, рюкзак на плечо и на завод, вечером домой, завтра то же, послезавтра опять то же. Вот она однотонная жизнь, про нее я и писал
Станислав, обессиленный этим красноречивым монологом, глубоко затянулся.
Вот так живешьживешь, чтото пишешь, на чтото надеешься, зла никому не делаешь
А добро делаешь?
Тимофей взглянул на поникшего друга в ожидании ответа, но в ответ последовала лишь ироничногорькая усмешка.
Ну, вот, подытожил Шаламов, зла не делаешь, добра не делаешь. Можно сказать, и не живешь вовсе, так присутствуешь
Кадр второй: город засыпает
Их и без того угасающий разговор прервал человек, спешно шедший со стороны вокзала. Услышав голоса, он остановился и пригляделся, даже пригнулся, чтобы ускользнуть от фонаря, бившего в глаза, и зычным басом окликнул:
Ойо́й! Тимон, ты что ль?
И, не дожидаясь ответа, подошел. Среднего роста коротко почти под ноль стриженный, крепкий, лет двадцати с небольшим на вид, он был одет в легкую кожаную куртку, спортивные штаны и кипеннобелые кроссовки.
Вы чего тут? спросил парень, с любопытством разглядывая друзей, пиво что ль пьете? Дайка я тоже глотну. Он взял бутылку. Можно что ль? спросил для вида, а сам меж тем уже опустошил треть.
Ты откуда? поинтересовался Стас, глядя на заметно запыхавшегося знакомого, жадно глотавшего алкоголь.
Тоже на электричку пришёл, затараторил было парень, возвращая бутылку, но тут же осёкся, ища чтото глазами на скамье, а где на зуб чего? Сухарей каких иль хамсы. Чего просто так пиво глушить? Возьмите, у кого деньги есть? Стас, возьми чего.
Шевчук остался неподвижен. Пришелец продолжал тараторить:
Пришел я, короче, на вокзал, понял что ль, а мне Санёк шумит: «проблемы, говорит, выручай». Вот, я к нему и подорвался.
Какие у него проблемы? спросил Шаламов.
Да черт его знает! Схлестнулся опять с кемнибудь в Клетке. По синей косячит, а Вадим, выручай. Есть что ль у вас деньги, машину взять? А ты когда приехалто? обратился он к Тимофею, даже не позвонил.
Парень отчеканивал вопрос один за другим, переключаясь с рассказа на диалог, а с диалога на комментарии.
Время не нашел, ответил Тимофей, я с поезда на свадьбу, даже домой не заезжал.
На свадьбу? подхватил Вадим. А чего без меня?
Ну, так не на свою же, улыбнулся Шаламов, все вопросы к жениху.
Андрюха ж тебя приглашал, вставил Шевчук.
Да я забыл когда, отмахнулся тот, ладно, не суть. Деньгито у вас есть что ль? Давай мотор возьмем. Поехали со мной, Тимон, поможешь там по ситуации.
Поехали, посмотрим, какие там «проблемы».
Ну, а мне не по пути, отрезал Шевчук, протягивая несколько купюр. Вот вам на колеса.
Двое парней сели в вишневую приподнятую под спорт «девятку» и исчезли с привокзальной улицы. Станислав, нехотя, поднялся, бросил в урну опустевшее пиво и направился к бетонной глыбе здания вокзала. Зажигалка, харкнув искрами, подпалила последнюю сигарету. Он представил себе недовольный шепот, которым его встретят прародители, услышав скрип калитки и не ровный шаг, душный зной сенокоса, на который завтра его, наверняка, потащат, и через силу сглотнул тоскливую оскомину. Летняя ночь была свежа и девственна, хотелось усадить её за столик в уютном углу и занять интересным рассказом, ведь рассказывать Стас любил.
Братиш, окликнул его ктото из темноты.
Изза ларька, покачиваясь, вышел незнакомец.
Братиш, буркнул он заплетавшимся языком, угости огнивом
Ну, а ты меня сигареткой, земляк, ответил Шевчук, протягивая зажигалку, а то последнюю закурил, а путьто мой не близок.
Без б, заявил тот, сунув Стасу пачку дорогого курева.
С такими папиросами да без огня?
Незнакомец ничего не ответил, пытался попасть сигаретой в пламя.
Возьми не в службу огня, закурив, наконец, выдохнул он дымом с перегаром и протянул Станиславу несколько купюр, выронив при этом гораздо больше, ну, и пивка