Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке - Влада Арт


Влада Арт

Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке

посвящается всем разбитым сердцам


Часть 1

Глава 1


По обе стороны улицы растёт множество цветов, клумбы буквально наваливаются друг на друга, крепко сплетаясь стеблями. Бутоны схватились в битве за лучшее место под солнцем и тянутся всё выше и выше к небу. Тем, что выросли достаточно высоко, ветер даёт пять, ударяясь о лепестки, а они в ответ выплёвывают в воздух целую порцию пыльцы, на которую у меня, кажется, аллергия.


Апчхи! Нужно чихнуть ещё пару раз. В тот день я тоже много чихала. Апчху. Апчха. Голова начинает кружиться, в глазах темнеет, и изображение цветущей улицы становится всё менее чётким.


Скорее, вперёд, по лужам, мимо чёрно-белых фасадов с лепниной. Очертания домов размыты, словно вылеплены из подтаявшего пластилина. Но мне сейчас не до фокусировки зрения, нужно двигаться вперёд. Дверь, коридор, направо, по лестнице вверх и снова налево. Остаётся совсем немного: преодолеть примерно четыре метра скрипящего истёртого паркета и два дверных проёма с облезлой краской, скрутившейся в стружку. Дрожащей руками я берусь за вытянутую металлическую ручку и аккуратно тяну её вниз. Дверь протяжно мяукает. А вот и ты. Сидишь в протёртом кресле со множеством заплаток на спинке и подлокотниках.


 Милый,  у меня из груди вырывается не то крик, не то вой.


Ты отрываешь глаза от «Норвежского леса» и удивлённо смотришь на меня.


 Так быстро вернулась? Ты же только что ушла!


 Да, я просто кое-что забыла,  молнией проношусь через комнату, отбрасываю в сторону Мураками и впиваюсь зубами в твою нижнюю губу.


Лишь на секунду мне удаётся почувствовать солёный привкус крови, а потом всё меркнет, и меня выбрасывает в реальность.


Так я и думала: менять воспоминания не получится. Ну, попробовать стоило чтобы знать наверняка, что эту историю не переписать. На том, что уже случилось, можно только учиться, принимая все несовершенства минувшего. Хотя стоит отметить, что я достаточно долго продержалась в этом переделанном отрезке прошлого: ведь в тот день, который случился взаправду, я совсем не вернулась домой.


Уже в настоящем, на аллее с клубами, я оглядываюсь по сторонам, замечаю выцветшую вывеску бара «Однажды в шансоне» и ныряю внутрь, чтобы сбежать с многолюдной улицы.


В заведении шумно, пахнет пихтами и самбукой. Всё пространство подсвечено белыми лампами в цветных чехлах. Я сажусь за столик неподалёку от барной стойки.


Официант с голубым каре и идеально ровной чёлкой, которую он накануне, скорее всего, старательно отутюжил, приносит мне барную карту и советует попробовать коктейль «Плачущая ива». Я отрицательно качаю головой:


 Ух, нет, давайте повеселее..


 «Скачущие слоны»?


 А можно что-нибудь щёлкая пальцами, протягиваю,  посередине? Не удручающе-печальное, но и не тошнотворно-весёлое?


 Как насчёт «Убаюкивающей медведицы»?


 Самое то!


Официант уходит, и я принимаюсь рассматривать заведение, в котором продолжу свои эксперименты.


Затёртые кирпичные стены. Через каждые пару метров висят бархатные шторы, вот только за ними нет окон. Барная стойка выложена стеклянными донышками зелёных бутылок разного размера. В одних когда-то было вино, в других пиво, а в третьих, видимо, минералка. На дальней стене доживает свои последние дни неоновая вывеска. Надпись точно бьётся в предсмертных конвульсиях, с заиканием провозглашая:


we are just two lost souls

swinging in the fish bowl


В углу стоит старинное пианино с отвалившейся педалью.


Точно! Пианино!


Я резко встаю и пересекаю полный зал. На меня оборачивается рыжеволосая кудрявая девушка с серьгами из креветок. У неё аккуратный носик и красивые миндальные глаза, на которых каким-то чудом держится пушистый веер ресниц. Обменявшись улыбками, мы обе возвращаемся к своим делам. Она к высокому бокалу с, кажется, коктейлем «Васильковая смерть», а я к музыкальному инструменту и путешествиям в прошлое.


Пробегаюсь по шершавым клавишам, с которых давно слезло лаковое покрытие. С чего начиналась эта мелодия? G-major? Ладонь с растопыренными пальцами накрывает клавиатуру. Тело, оказавшееся в той же самой позе, что и несколько лет назад, начинает вибрировать, а в сознании бликуют две реальности прошлое и настоящее. Когда пальцы проигрывают первый аккорд, воспоминание о том далёком дне превращается из маленького светового пятна в яркую вспышку и ослепляет меня.

Да! Было очень жарко, теперь я помню. Пианино в коридоре, на перекрестке между комнатами единственное прохладное место в доме. Я сижу перед ним на деревянном стуле и разучиваю мелодию из фильма, который мы оба любим.


В этот момент лязгает замок, и звон прокатывается по квартире ты вернулся с работы. Распахнув дверь, ты тут же замечаешь меня. Не говоря ни слова, снимаешь рюкзак и в одно мгновение сокращаешь расстояние между нами. Твои губы касаются моего оголённого плеча. Я запускаю пальцы тебе в волосы, громко выдохнув.


Каждый раз, когда ты возвращаешься в нашу квартиру, она становится мне домом. А с твоим уходом из неё точно выкачивают жизнь остаются лишь бетонные стены и тишина.


 Извините, пианино не для посетителей.


От голоса официанта я вздрагиваю.


 А это ваш коктейль,  добавляет он.


 Прошу прощения,  отвечаю я, протирая глаза.  Не могли бы вы поставить его на столик, за которым я сидела? Я сейчас подойду.


Он кивает и уходит, а я завороженно разглядываю свою ладонь. Воспоминание уже померкло, но руки как будто всё ещё чувствуют гладкость твоих волос. На секунду мне даже кажется, что подушечки пальцев блестят от кожного сала, снятого с пряди.


Вернувшись на своё положенное место, я залпом выпиваю коктейль и достаю журнал. В нём уже разлинован специальный календарь для моих исследований. Листаю до июля года xxn1 и делаю отметку.


Интересно, чтобы во всём разобраться, мне нужно начать с самого начала, или последовательность не важна?


Наверное всё же можно пожертвовать хронологической точностью, ведь для каждого путешествия в прошлое мне необходим предмет, отправная точка, эдакий трамплин. А если я на этом зациклюсь , то уйдёт слишком много времени.


К тому же не факт, что я сама помню всё в точной последовательности. Столько событий мы разделили на двоих, точно прожили вместе одну жизнь. Но кто теперь вспомнит, что за чем шло? Хотя ты, конечно, вспомнишь, ведь у тебя память, как у слона. Ну а я, пожалуй, обойдусь тем, что проживу заново то, что смогу восстановить и к чему подберу нужный ключ. А там уже посмотрим.


Выпив ещё несколько коктейлей, я выхожу из бара в мягкую теплоту южной ночи. Гавань Старого Мадлеана шумит, но уже как-то устало и нехотя. Градус веселья идёт на спад, и одиночки вроде меня готовы разбрестись по своим домам.


Мне нужно пройти пару кварталов через Rue de Burgundy, а потом Pont de Amour. Там, на последнем этаже, я сняла квартирку у милой темнокожей бабушки. Это даже не квартирка, а одна комната, в которую удалось ввинтить кухню и ванную. Пол скрипит, в паре мест отсутствуют половицы, холодильник по ночам связывается с космосом, а кран иногда резко тошнит огромной струёй воды. Но зато нет летающих богомолов и говорящих тараканов, да и цена была равна двум тысячам миндально-кукурузных круассанов, так что меня всё устраивает.


Интересно, что ты сейчас делаешь? У вас, в Северном городе, утро понедельника. Так что вряд ли ты думаешь обо мне. Да и зачем? Ведь всё уже закончено. Ты, наверное, уже отгрустил своё. Это я всё ещё оплакиваю нас и пытаюсь понять, почему же всё развалилось к чертям. Из-за меня? Из-за тебя?


Мимо проносится стая какаду, изрядно бранясь.


 Putain! Putain!1 отчётливо кричит один.


 Merde! Merde!2 отвечает ему другой.


Согласна, птички, согласна. Что ни день, сплошное merde на душе.


Глава 2


Чем живёт Старый Мадлеан? А чем обычно живут древние города?


Прогулками влюблённых до ушей парочек вдоль их затёртых улиц и набережных.


Чистильщиками домов с огромными мыльными щётками, которыми они намывают стены.


Матросами, которые ровно в шесть тридцать утра каждого дня выходят патрулировать доки на бумажных корабликах.


Пекарями, что специальным веером загоняют сладкий запах маковых булочек в вытяжки, чтобы он разлетелся как можно дальше.


Древние города просто обожают утопать в этих сладких ароматах пекарен. И ещё кондитерских, что жарят шоколад.


Старый Мадлеан живёт музыкой, которая звучит из каждого утюга и чайника. Здесь даже люки поют, когда над городом проливается тропический дождь, любезно предоставленный Мититипи и Большим тёплым заливом. Люкам, как правило, подпевают сливные трубы, расширяя диапазон звучания на пару октав.

Дальше