Мы поздоровались. Впервые за долгие годы я почувствовала дрожь в коленях. И стыд.
Я словно вдруг оказалась нагой среди толпы. И даже не то смутило бы меня, что я нага, а то, что тело мое, бывшее когда-то прекрасным, гладким, свежим, сделалось вдруг больным, увядшим, отдающим гнилостным смрадом, и это видели все. Приветствие наше, короткое, беглое, заставило меня почувствовать себя гнилой насквозь. Я никогда не думала о нем, не вспоминала его, а видела только эти сны, послевкусие которых едва теплилось поутру. И при встрече с ним мне как будто казалось, что он знал о тех снах, знал все обо мне, и мне делалось тошно.
По возвращении в родной город я сняла номер в местной гостинице, намереваясь жить там, пока будет идти ремонт в отцовском доме. Часть денег, на которые я хотела отстроить отцовский дом, состояла из отложенных мною подачек от моих мужчин; другая же часть, меньшая по сумме, была взята в кредит у банка. Гостиничный номер был просто обставлен, пахло старыми коврами, а из окна, которое выходило на центральную улицу города, сквозило. Я провела у этого окна четыре дня. Я буравила взглядом улицу. Я ждала его. Но он не приходил.
При встрече с ним я сказала ему, что вернулась в город, что остановилась в гостинице, что намереваюсь отстроить отцовский дом. Я сказала ему, что я не замужем. Я будто вновь начала игру, запустила крючок, на который ловила всех мужчин. Но он на него не попался.
Он не выходил у меня из головы, а короткий разговор с ним я прокручивала в памяти много раз.
Женат. Имеет сына. Офицер
Совокупность первых двух пунктов никогда не накладывала табу на мои отношения с мужчиной я следовала зову своих желаний, часто оправдывая средства целью. Трудно вести борьбу с собственной природой, менять устоявшиеся законы и наполнять свою жизнь смыслом, а не рефлекторными конвульсиями. Трудно отречься от себя и не потерять рассудок
Он пришел ко мне сам. Прошло несколько месяцев, в доме застучали молотки, а в распахнутые ворота можно было увидеть расчищенную от травы и молодых кленов площадку перед домом. Я увидела его на этой самой площадке он оглядывал дом, будто в ожидании. Я увидела его из окна второго этажа и спустилась к нему, вновь чувствуя слабость в ногах.
Он сказал, что зашел посмотреть, как продвигаются работы. Узнать, не нужна ли помощь. Я предложила ему выпить чаю. Он не отказался.
Мы пили чай в старой беседке. Володя рассказывал мне о своей службе, о сыне, которому было девять лет. Мы вспомнили школу, Володя кое-что рассказал об одноклассниках, об учителях. Мы говорили на общие темы, мы говорили больше о ком-то, чем о себе. Я о себе почти совсем не говорила.
Много лет прошло, вдруг сказал он. Кажется, вот только все было, а уже считаем десятилетия. Помнишь, как ты заступилась за меня? Сколько нам было?.. Лет по двенадцать Как будто вчера, сказал он, хотя мне казалось, что событие то было совсем в другой жизни. Ты мне так нравилась, Аня, продолжил Володя. Так нравилась
Да уж протянула я, не найдя другого ответа.
Володя смотрел на меня.
Мне кажется, что и теперь
Не надо! вдруг выпалила я, услышав в голосе Володи желанные нотки. Еще недавно я бы не посмотрела на то, что у тебя есть жена, есть сын, но теперь Я не стала другой, но поверь Ты гордость для своих родителей, для своего сына, а вот я Моя жизнь гнилая до мозга костей, сказала я.
Я не думаю, что это так, отозвался Володя.
Я видела его готовность быть моим, стоило только сказать ему о том, что я желаю этого. Но я не сказала.
В тот день я вступила в очередную игру, не зная того, сколько жизней она погубит.
9
Горячие мужские руки касались моего тела. Эти руки возбуждали меня. Прикосновения были уверенными, нежными и страстными одновременно. Я была открыта им, я была в их власти. Они поднимали из глубин моего существа дрожь и покорность, я поддавалась их движению, их требованию. Они пробуждали во мне желание, с которым было трудно совладать. Тело само стремилось к ним, предаваясь ритмичному скольжению. Я находилась в исступленном порыве страсти, в минуте, заключившей в себе жар плоти и мысли. Все другое исчезло: были только эти руки и тело, стремившееся к ним.
Лица я не помнила. Фееричный конец, восторг, чувство удовлетворенности они запомнились мне, они были много раз, тело искало их, услаждалось ими и помнило их. Все другое имена, лица, момент знакомства или прощания были стерты из памяти. Я не цеплялась за них, я не держала их в себе. Было живо только тело, только оно наполнялось этой самой удовлетворенностью. Осознанность и сердце были глухи, пусты и не насыщаемы. Я искала любовь, я сразу бросалась в омут страсти, будто восторг, испытываемый телом, мог наполнить сердце. Но нет, сердце мое было пусто. Оно любило, но только в минуту этого жара, оно тоже пылало, сгорая в огне страсти, но было лишено жертвенности. Я не посвящала себя мужчине, я никогда не представляла себе будущего с ним. Я принимала его, а затем отказывалась от него. Так было много, много раз. Так было всегда после моего разрыва с Климовым.
Лица я не помнила. Фееричный конец, восторг, чувство удовлетворенности они запомнились мне, они были много раз, тело искало их, услаждалось ими и помнило их. Все другое имена, лица, момент знакомства или прощания были стерты из памяти. Я не цеплялась за них, я не держала их в себе. Было живо только тело, только оно наполнялось этой самой удовлетворенностью. Осознанность и сердце были глухи, пусты и не насыщаемы. Я искала любовь, я сразу бросалась в омут страсти, будто восторг, испытываемый телом, мог наполнить сердце. Но нет, сердце мое было пусто. Оно любило, но только в минуту этого жара, оно тоже пылало, сгорая в огне страсти, но было лишено жертвенности. Я не посвящала себя мужчине, я никогда не представляла себе будущего с ним. Я принимала его, а затем отказывалась от него. Так было много, много раз. Так было всегда после моего разрыва с Климовым.