Иди. Я посижу с ними и уложу спать.
Холод прорезался в голосе и безупречном тоне. Лана укрылась на постели, поджав к телу ноги, согнутые в коленях, мягко расположившихся на перине. Спине стал опорой пух нескольких подушек, а в досуг пришла на помощь книга. Но даже в этом обиженно деловом виде собранной леди, Лана выглядела безупречно. В гордом облике, едва не высокомерно поднятом подбородке и поджатых губах. В холодном колючем взгляде выражении немом упрёка. В тяжело нависших бровях, подчеркивающих бурный нрав. Волевой черточкой выступила ямочка на подбородке. Красивая женщина, неприступная, воинственная и непокорная. Даже в браке не ставшая ручной, домашней кошечкой, готовая всегда показать свой норов и даже укусить.
И все же эта дикость была уместна. Казалось, убери эти черты и Лана не будет собой, не будет той, что привлекла, не будет той заботливой матерью, что открылась перед супругой недавно, вступив в эту часть жизни с достоинством и смелостью, как на ещё одно испытание, не службы, но жизни. И дочери чувствовали силу своей матери, чувствовали себя защищёнными, но и окрыленными для новых побед, чтобы быть не хуже, чтобы стать сильней.
По спине Ирен пробежались мелкие мурашки, сообщающие о недовольном взгляде Ланы и, стоило женщине повернуться, как догадка подтвердилась.
Около минуты Цепеш не двигалась и наблюдала за супругой, совсем не мигая. Статная, прекрасная, нет, эти слова совсем не описывали всей красоты женщины, что была совсем близко. Её нахмуренные брови напоминали грозовые облака, такими же грозными они сейчас казались. Взгляд пронзал своим обжигающим морозом. Чувственные уста, совсем недавно так жадно отвечающие на поцелуй сжались в тонкую полосу, словно линия горизонта, за которой скрылось теплое солнце, позволив ночной прохладе взять бразды правления в свои руки и пустить ледяные ветра.
Она была великолепна, каждый сантиметр её тела был совершенен и об этом глаголили влюбленные глаза и разум. Сознание покидало свою обитель, стоило лишь заострить внимание на чертах столь строптивой и непокорной, но любимой женщине. На смену ему приходили томление, гордыня вновь напоминала о себе, но её теснила алчность. И всё это лишь из-за одной Ланы.
Все стены пали перед столь грозным оружием, что пробило сначала брешь в вратах, а после и снесло их вместе со стенами.
Как же теперь Ирен могла уйти? Разве это было возможно, когда её супруга так загрустила? Цепеш наконец сделала шаг, следом за которым был второй, а бархатистый голос разорвал повисшую в комнате с приглушенным светом
Души моей отрада, любовь и боль моя
Чистокровная приближалась к возлюбленной, возжелав её всю, до самых кончиков волос, каждую ресничку, каждый миллиметр её тела, источающего дивный аромат роз. Да, она была розой с прекрасным запахом, бархатистыми лепестками и колючими шипами, на которые так часто попадали руки Ирен. Лана не была цветком из сада вампирши, она пустила свои корни там, где сад Цепеш заканчивался и этим дразнила только сильнее свою супругу, которая уже не раз хотела перенести её к себе.
Мне лишнего не надо, ответь же, кто я для тебя? Коварный искуситель? Мучитель иль губитель? Скажи, любовь моя
Ирен присела на дальний край кровати, потянув на себя одеяло, которым укрывалась Лана. Очень скоро его бросили в сторону, а шустрые пальцы поймали ножку женщины за лодыжку. Алые губы трепетно касались нежной кожи, поднимаясь всё выше, пока взгляд рубиновых глаз не встретился с глазами столь прекрасными, что именно в них однажды разглядела Ирен смысл своей жизни.
Не думаю, что нашим детям понравится увидеть нечто подобное, да и тебе необходим отдых, моя королева, прошу, не заставляй меня страдать ещё больше, я держусь из последних сил, чтобы прямо сейчас не накинуться с поцелуями, которые окрасят твою шейку в цвет неба на закате
Слишком большая пытка находиться так близко, но держать себя на расстоянии. Так Ирен решила спрятаться от пытливых глаз любимой в её же вьющихся волосах, окрашенных золотом колосьев зрелой пшеницы.
Ты слишком прекрасна для всех остальных, ты только моя.
Кончик небольшого аккуратного носика изучал чувствительную шейку и кожу за ушком, вызывая теплые волны от произносимых слов. Так наконец и руки Ланы поймали, прижав к груди, в которой свой бешенный ритм отбивало сердце.
Оно бьется только для тебя и наших девочек, королевством можно управлять и без него, но жить с вами. Это совсем другое, Лана.
Ты слишком прекрасна для всех остальных, ты только моя.
Кончик небольшого аккуратного носика изучал чувствительную шейку и кожу за ушком, вызывая теплые волны от произносимых слов. Так наконец и руки Ланы поймали, прижав к груди, в которой свой бешенный ритм отбивало сердце.
Оно бьется только для тебя и наших девочек, королевством можно управлять и без него, но жить с вами. Это совсем другое, Лана.
Бровь изогнулась строптивой кошечкой, а уста разомкнулись, оголив ряды сомкнутых зубов. Вот-вот обещал вырваться тигриный рев, который прогонит названную гостью, но вместо этого зверюга вскинула подбородок вверх, дерзко сверкнув глазами. Нет, перед глазами Ирен была женщина, прекрасно владеющая собой и переросшая бурность природы. Гордая, с безупречными манерами, Лана смотрела сверху вниз, как на пустого воздыхателя, как на мошку!
И с гонором этой красоты можно было не искать того, кто сравнится на территории другого королевства, Лана была над владычицей этих земель и показывала всем своим видом кто здесь провинился. Только может ли долго держаться под натиском стольких нежностей сердитый антураж? Рябь брови выдала свою хозяйку, как и перелив бесподобных глаз, что обещали океан любовных страстей и романтики. И все же смягчение далось не легко, как горе сход лавины снежной. Бледные тонкие пальчики с неловкостью потянулись к личику вампирши и самым искренним ласковым трепетом заскользили по бархатной коже. В глубине синевы дрогнул след печали, но тот скрылся за пухом завитков черных ресниц.
Объятия встретили Ирен, жаркие и истомленные. Хрупким беззащитным котёнком прижалась женщина к супруге, обвила руками стан не сильный, как у мужчин, за которым можно спрятаться от горестей и проблем, но более необходимый. И не было между ними стены душа в душу, стучали сердце в сердце потоки.
Извини
Робко дрогнул голос, то не от прохлады, щекотка импульсом прожгла под кожей, что и дыхание перехватывало, но выдох-печаль уже вышел, а коварство Цепеш сделало свое дело. Обе бровки задрожали, а варг съежилась, прижав к себе проказливую вампиршу.
Беспокойно пальцы выводили на спине женщины узоры, обрисовывая талию, но не позволяли себе лишнего ни намека на касания бедер, ни дюйма лишнего в сторону груди. Только ответ на приятную пытку, от которой щеки вновь тронул румянец, а губы налились кровью, помогая в прерывистом дыхании то сдерживать порыв прикусить приходилось, то порыв завернуться клубочком от невыносимых ощущений.
И какой же досады оказался по-ребячески полон взгляд, когда пытка закончилась, а руки вдруг собрали в охапку, как весенние цветы. Было уж варг хотела строптиво показать острые зубки, но нет, ласковый голос выразил нечто более важное, от чего спесь рукой сняло.
Вновь, словно кроткий оленёнок, Лана только смогла приблизиться к жене. Склонившись к рукам, варг коснулась устами пальцев супруги, мурлыкнув в ладонь. Мягко, словно кошка, потерлась носиком о тыльную сторону ладони, а потом прижалась щекой, устраиваясь уютно возле любимого сердца.
Ирен следила пристально за каждым движением своей женщины, сквозь дымку желания, что разгоралось с каждым мгновением всё сильнее охватывая разум и тело. Цепеш наблюдала, словно перед ней была не её супруга, а кошка, большая кошка, которая знала себе цену, пожирала неугодных ей, а тех, кто ей приходился по нраву оберегала и дарила свою любовь.
Такая прекрасная и опасная, она соединила в себе две черты несовместимые и сделала это с таким успехом, что за результатом наблюдать было поистине страшно. Это чувство пробирало до самого нутра, вызывая стойкое желание продолжить, быть рядом, ощущать это снова-и-снова, восхищаться этой красотой.
Всё хорошо, и ты меня извини, любимая, я была резка с тобой, кажется, я уже плохо контролирую себя.
Цепеш устроила свою женщину у самого сердца, освободив одну руку, которой приобняла Лану за плечи, зарывшись носом в мягких волосах и медленно втягивая аромат возлюбленной, который будоражил лишь сильнее.
Отдохни сегодня, а завтра, может после пикника, ммм? Я подарю тебе столько поцелуев, сколько ты только захочешь, каких только пожелаешь, но не сегодня, я слышу, как наши малышки бегут по коридорам, уже скоро нагрянут и отнимут тебя у меня. Знаешь, Лана, я ведь ревную, ревную к собственным детям, как бы странно это не звучало.