А вдруг там что-то не так? Мало ли.
Вижу, как от моих слов Кирилл Александрович поднимает одну бровь. Похоже, я что-то не то сказала, или что.
Я ожидаю, что сейчас он начнет смеяться надо мной, но что-то ему не весело. Мужчина смотрит сейчас на меня, как надурочку.
А как, по-твоему, я должен снять катетер с тебя, не смотря туда, где он находиться?
Пожимаю плечами.
Не знаю Глаза закрыть.
Так все, Ляля. Или я делаю, или терпишь до утра.
Сглатываю. Перспектива мучиться, и лежать до самого утра с этой трубкой между ног меня совсем не привлекает.
Хорошо! Делайте вы. Пожалуйста. Я не вытерплю до утра.
Слышу шумное дыхание, после чего Кирилл Александрович подходит к раковине в углу палаты, и тщательно вымывает руки с мылом. После промакивает их бумажным полотенцем, достает из медицинского шкафчика стерильные перчатки, надевает их, и идет прямо ко мне.
Замираю. Что-то мне уже страшно.
Одеяло убери.
Закусываю губу, но слушаюсь. Боль уже просто на грани.
Медленно тянусь к одеялу, и откидываю его, зажмуриваясь.
Боже, как мне стыдно! Кажется, даже дышать перестаю. Я же голая там. Совсем голая перед этим взрослым мужчиной.
Ну и что, что он врач! Он также и мужчина. Взрослый мужчина, от которого у меня почему-то сильно учащается дыхание.
Вздрагиваю, когда Кирилл Александрович подходит очень близко, и прикасается к моему бедру. Не больно. Буквально двумя пальцами в перчатках.
Ножки шире немного. Не напрягай живот.
Преодолевая просто вселенское уже смущение, делаю, как он говорит.
Вскоре по телу проходит разряд оголенного тока, когда я чувствую, как к нежным складочкам промежности прикасаются умелые руки врача в перчатках. Что он делает, что
Аай! Больно. Больно!
Громко вскрикиваю, когда ощущаю, как анестезиолог одним махом вытащил мочевой катетер из меня. Сразу же замечаю, что болеть там стало меньше. Сглатываю. Смотрю на врача, жадно хватая ртом воздух.
Чего ты кричишь? Не больно ведь. Страху было больше.
Доктор выбрасывает катетер, и снимает перчатки, а я быстро натягиваю одеяло, чувствуя, что щеки уже просто горят огнем.
Странно, почему я так реагирую не негоОн же врач. И, наверняка, ему вообще было все равно, что он ко мне прикоснулся.
Жечь еще может немного, но болеть уже не будет.
СпасибоВы могли не делать этого.
Чтобы ты мне на всю реанимацию кричала от боли? Нет уж.
Сухо и холодно.
Поджимаю губы. Понятно теперь, зачем он сделал это. Чтобы я не тревожила других больных своими криками.
Кирилл Александрович, спросить можно?
Смотря что.
Он смотрит на меня строго, и я невольно сильнее натягиваю одеяло, стараясь защититься от пристального взгляда врача.
Геннадий Петрович говорил, что я на операционном столе болтала. Я ведь ничего такого не сказала там? Мне почему-то кажется, я говорила что попало, и дажев любви вам там призналась.
Невинно хлопаю глазками. Ну, а что? В адекватном состоянии я могла такое сказать только под действием сильных препаратов, и уж точно не при первой встрече с мужчиной.
Я вообще не влюбчива. Ну, по крайней мере, до сих пор не влюблялась ни в кого.
Врач смотрит на меня, и после я впервые вижу, как он улыбается. Мамочки мои.
Боже, какой онкрасивый! Лучезарная улыбка просто. Такая, от которой колени бы подогнулись, если бы я сейчас стояла перед ним.
Тебе не кажется.
Сердце пропускает пару ударов. Что я наделала?!
Простите, я не
Все нормально. Ты была под препаратами. Мне пациенты и не такое на операционном столе выкладывают. Один как-то номер карты продиктовал. Не бери в голову, малышка.
Обнимаю себя руками. Почему-то мне теперь еще более неловко перед ним.
Малышка. Произносит так, словно я ребенок. А я не ребенок! Мне восемнадцать, вообще-то, уже. Интересно, а ему сколькоНа вид он взрослый мужчина.
Спасибо.
Доктор входит, а я нервно тереблю край одеяла.
Видимо, это все же был не сон, и я реально молола черти что на операционном столе.
Становится мега неловко уже перед ним.
Этот мужчина уже видел меня всю голой, а я ему в любви призналась. Да уж
И еще. Я не заметила обручального кольца на безымянном пальце Кирилла Александровича. Получается, он что, не женат? Так, чисто интересно.
***
Сегодня Загорский был на сутках, и делал обход. Как обычно, реанимация шла первой по очереди. Смена медсестер как раз сменялась, и он в очередной раз увидел, как они строят ему глазки. Конечно, это было приятно, но за годы работы Кирилл уже адаптировался к подобному вниманию, и попросту его игнорировал.
Из самого конца коридора он услышал сдавленные крики, и сразу направился туда.
Ромашкина Ляля. Звуки исходили из ее палаты.
Та, чудная девочка, и немного с прибабахом, как казалось Кириллу. Он запомнил ее голос еще с операционной. Очень тонкий и ласковый, завлекающий, но сейчас срывающийся от криков.
Загорский вошел в палату, и увидел пациентку на кровати. Ляля лежала с закрытыми глазами, и что есть сил, сжимала простынь пальцами, что те аж белели.
Он понял, что ее что-то беспокоит, хотя девчонке по-любому должны были колоть еще обезболивающее каждые четыре часа.
Пациентка выглядела измученной. Она часто дышала, и грызла свою нижнюю пухлую губу, что не могло не привлечь внимания Кирилла.
Конечно, он был врачом, и прекрасно знал про врачебную этику, но то, что одновременно с этим он был мужчиной в расцвете сил, никто не отменял.
Когда услышал, что у нее с катетером беда, удивился, почему она терпит, и главное, не хочет, чтобы он помог. Только через секунду понял, в чем тут дело.
Девочка жутко стеснялась, судя по тому, какими пунцовыми стали ее щеки, и как сильно она теребила одеяло, когда предложил ей помощь.
Ляля до последнего упиралась, но после все же согласилась, чтобы он помог с катетером, да и медлить с этим точно было нельзя. Загорский прекрасно понимал, что у нее уже воспаление началось, и дальше было бы только хуже.
Кирилл вымыл руки и одел перчатки. К тому моменту его пациентка все еще лежала, укрывшись одеялом чуть ли не до самых ушей.
Когда же одеяло убрала, он увидел плоский живот, худые красивые ноги, и голую промежность. Все было очень аккуратно, и Загорский не мог не заметить, что девушка была красивая. И там в том числе.
Осторожно прикоснулся к ее складочкам и, стараясь действительно не смотреть туда, куда не надо, вынул катетер.
Да, процедура не из приятных, но так нужно. Оставь он катетер до утра, у Ляли были бы куда более серьезные проблемы в виде температуры и жуткого воспаления, что у точно ей не было нужно.
Пока делал эту незамысловатую процедуру, невольно отметил, что Ромашкина сначала покраснела, а после задрожала от одного только его прикосновения. Очень чувствительная, но уж больно молодая.
Да чего уж там, юная. Глаза квадратные, дышит часто. Про парней, видать, точно не врала. Ясно с ней все.
Малолетка, хоть и красивая. Глаза, как блюдца. Перепуганные, серые. Губы пухлые. Лицо кукольное.
Повезет же кому-то лет так через пять, когда она поспеет.
Загорский снял перчатки, и вышел из палаты. У него было еще, как минимум, пятнадцать пациентов, которых он должен был обойти за дежурство.
Глава 8
Следующим утром я просыпаюсь от дикого голода. Еще никогда в жизни такого не было, но сегодня это именно так. Господи, я голодная, как зверь, и очень хочу пить. Жду не дождусь уже, когда меня переведут из реанимации, так как, честно говоря, я вообще не понимаю, почему меня сюда поместили.
Кроме моего голода и отсутствия одежды есть еще одна проблема мои волосы. Хоть они и были заплетены в тугую косу вчера, сегодня все распустилось, и без расчески, наверное, я похожа на домовенка.
Волосы темно русые и мягкие. Если не рассчитывать, превращаются в антенки, торчащие во все стороны.
Как назло, как раз в таком слегка диковатом состоянии ко мне в палату заходит мужчина в зеленом медицинском костюме, которого я вижу впервые.
Как нога?
Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Я просто опешиваю немного от такой заявы с порога.
Лучше уже. А вы
Семеров. Артем Алексеевич. Оперировал тебя с Климнюком.
АПонятно.
Натягиваю одеяло повыше. Передо мной стоит молодой высокий врач. Он не менее симпатичен, чем Кирилл Александрович, но у него глаза темнее, и в целом, какой-то он уж больно угрюмый и резкий. В общем, хирург. Этим все сказано.
Сейчас каталку привезут. В отделение поедешь.
Даже рот открываю от возмущения. Семеров просто ставит меня перед фактом. Странный тип, однако, ну да ладно. Может, хирург хороший. У таких, обычно свои тараканы.
Хорошо.
Еще больше подтягиваю одеяло, когда Семеров подходит ближе. Становится не по себе. Краем глаза через открытую дверь замечаю проносящегося мимо моей палаты Кирилла Александровича, и в душе все холодеет.
Не знаю, почему так реагирую, но вся внутренне сжимаюсь. Загорский проходит мимо, и даже голову в мою сторону не поворачивает, но, кажется, его тоже заметил этот, второй. Артем Алексеевич.