Зато казаки вдоволь постреляли и помахали саблями, заулыбался Атласов.
Глядя на толпу унылых айнов-курильцев, он размышлял: «Они видом волосаты, против камчадальцев чернее и бороды меньше. Одежду носят такую же, что и камчадальцы, но скуднее. Поклоняются «горным духам» вулкана, и приносят им в жертву медведя. Соболя у них есть, но плохие, а бобров и лисиц красных много. Что есть у айнов, то и возьмём».
Атласов с отрядами казаков пошёл дальше по западному побережью Камчатки на юг. Уже ярко светило весеннее солнце, снег местами растаял, и казакам пришлось идти пешком за нартами[8]. Впереди отряда шёл десятник Голыгин со своими казаками и он первым увидел в ущелье большую реку.
Что за река? спросил Голыгин у сопровождающих его камчадалов.
Кажись, Нынгичу[9], ответил ему косматый старик.
А куды же течёт река? спросил его Голыгин.
Незнамо куды, ответил старик и махнул рукой. Туды.
Когда Атласов с основным отрядом вышел на берег реки Нынгичу, то приказал ставить острожек и спешно изготовить байдаки[10] для сплава вниз по реке. Он решил правильно: «Сия река течёт в большую реку, а та в море, и это конец Камчатки». Так Атласов, подгоняя своих людей, упрямо шёл навстречу своей судьбе. Он не знал, что его ждёт впереди, но был уверен в казаках и в свою удачу.
Глава 3
Весна 1698 года была в самом разгаре, реки вскрылись и сопки зазеленели. Казаки Атласова, перекрестившись, сели с камчадалами на байдаки и устремились вниз по течению реки Нынгичу в полную неизвестность. Вскоре, петляя, стремительная река стала расширяться, и казаки вошли в её скалистое устье. И они увидели бушующее море!
Море, первыми закричали казаки десятника Ивана Голыгина, но уж больно неспокойное.
Вот оно, Охота-море, проговорил Атласов, поглядев на камчадалов, новых царских подданных, так кажись, называют сиё море?
Да, да, загалдели камчадалы, оное кормит нас бобрами.
Дошли! радовались казаки, утирая лица своими шапками. Куды таперя?
Здесь будем ставить острог, распорядился Атласов, поспешайте казаки.
И сразу в лесу застучали топоры, казаки валили деревья и готовили брёвна для срубов изб. Вскоре юкагиры пригнали в лагерь оленей и стали ставить крепкий загон из слег, а потом поставили чумы и кучей сложили нарты до следующей зимы.
Работа пошла, к вечеру будет крыша над головой, усмехнулся Атласов.
Посмотрев на скалы, нависавшие над рекой, он весело сказал казакам:
Надо б осмотреться, други. Айда на гору.
Атласов с Иваном Голыгиным полезли на скалы, а казаки поспешили за ними. Пробираясь вверх между огромными камнями, Атласов подумал: «Неча время терять», и обернувшись, велел Голыгину:
Ты Иван, вот что, возьми с десяток казаков, пару камчадалов и иди в верховья Нынгучу и без достойного ясака не возвращайся.
Наконец, казаки поднялись за Атласовым на высокий утёс, далеко упирающийся в море, и обомлели какая ширь морская! А Атласов уверенно прошёл на самый край утёса и, сложив руки на груди, стал с любопытством вглядываться в морские дали. Ветер трепал его волосы, а он, широко раскрыв рот, вдыхал морской солёный воздух. Вдруг, он зычно закричал:
Вижу, браты, вижу!
Что, где? в недоумении заговорили казаки, стоящие сзади него.
Да, вона, какая дивная гора, да ещё курится, воскликнул Атласов, увидев очертание огромного вулкана.
Камчадалы, сопровождавшие Атласова, пояснили:
Это вулкан Аланд, извергающий огонь! А далее далёкие острова айнов!
Атласов ухмыльнулся в бороду и произнёс:
Вот пойдём, казачки, на эти острова и заясачим айнов-курильцев. Только на чём идти?
Атласов стоял на утёсе, широко расставив ноги, суровый, неприступный и мучительно думал: «Как же добраться до Аланда»?
Морской ветер дико свистел в ушах, трепал полы его потёртого кафтана, и как бы говорил ему: «Думай, Атласов, думай».
Казаки, стоящие с ним, притихли и боялись слово вымолвить.
«Надобны кочи[11]!» наконец, решил Атласов и, повернувшись к казакам, заорал:
А вы чо рты раззявили? Тикайте вниз и ставьте избы, не то ночевать будет негде! Вона на одной уже крыша ставлена.
Казаки с гиканьем спустились со скал вниз. Вскоре крыши покрыли тёсом, навесили двери, и каждая изба стала крепостью. Потянуло дымком костров и вкусно запахло, это в котлах варили уху. Заночевали казаки уже под крышами свежесрубленных изб, и в устье реки Нынгучу появился ещё недостроенный, но уже грозный острог Большерецкий будущая русская твердыня на Камчатке.
В приказной избе острога было тихо, и только где-то жужжал шмель. Приказной Атласов удобно расположился на медвежьей шкуре и, вспоминая, писал на клочке бумаге: «а против первой Курильской реки на море видел, как бы острова есть» Как, вдруг, в дверь ворвались казаки и закричали:
Володимир, убили десятника Голыгина, а мы с ясаком еле утекли.
Где? На реке Нынчугу? вскричал Атласов, Сбирайтесь, отомстим камчадалам!
Казаки на байдаках спешно поднялись вверх по реке Нынчугу и неожиданно напали на камчадалов, праздновавших свою победу. Казаки дали несколько залпов из ружей десяток дикарей упало, а остальные разбежались. А оставшиеся камчадалы с детьми, прижатые к скалам, запросили пощады. Атласов великодушно простил, взяв с них двойной ясак, и с телом погибшего Голыгина вернулся в Большерецкий острог. Похоронили казака Ивана Голыгина на высокой скале. На могиле поставили крест, обложив камнями, а реку Нынчугу назвали его именем.
Сразу после похорон Атласов велел казакам собираться в поход. Он решил идти на реку Ичу, достроить там крепость и, пополнив ясак, вернуться в Анадырский острог. Верные камчадалы доложили казакам, что коряки, узнав о возвращении Атласова с Камчатки, задумали перехватить его на пути в Анадырский острог. Поэтому Атласов не рискнул отправляться зимой, ведь по следам отряда можно было бы легко настичь его обоз. Он разумно остался на зиму в остроге Ичи залечивать свои раны.
И только 2 июня 1699 года Атласов с 15 казаками и 4 юкагирами, местным тойоном[12] и японцем Денбеем скрытно добрались до Анадырского острога. С собой они привезли большую «государеву казну»: 330 соболей, 191 красную лисицу, 10 лисиц сиводущек, 19 каланов, одну соболью парку и прочую «рухлядь».
Так завершился знаменитый камчатский поход Владимира Атласова, своенравного, решительного и очень смелого сибирского казака-завоевателя, который положил начало окончательному закреплению Камчатки за Россией. Конечно, приказной Атласов, первый исследователь Камчатки, не был романтиком, но его всегда тянуло тайное и неизведанное, и он уже мечтал о покорении богатых морских островов. И уже тогда Атласов, знавший грамоту, стал составлять «скаски», некие сообщения о Камчатке и морских островах айнов. Потомки недаром прозвали Владимира Атласова «камчатским Ермаком» и по заслугам, а остров Аланд назвали его именем.
Глава 4
1700 год. Холодный осенний день на Камчатке клонился к концу, а буря свирепствовала в Калыгирской губе Боброва[13] моря, и который день не умолкала. Морские волны с грохотом накатывались на прибрежные скалы и, пенясь, заливали юрты прибрежного поселения камчадалов. Они в ужасе бросали свои жилища и прятались на скалах. Там они, поднимая руки к небу, просили помощи у своих Богов. Но не все камчадалы тряслись от страха. На скале, наперекор стихии, стояли воины племени камчадалов-ительменов[14], воинственные жители Камчатки во главе с гордым вождём. Воины ожидали нападения с морских островов враждебных айнов, которые часто высаживались в их владениях, в поисках добычи морского зверя. Они напряжённо вглядывались в разгневанное море, словно вызывали его на бой.
Но вот вдали в бушующем море показалось неизвестное судно, давно лишённое своих мачт. Теперь это судно, как щепку, швыряло в разные стороны, и огромные морские волны с диким воем несли судёнышко на прибрежные скалы. На судне метались какие-то люди, они в отчаянии кричали и готовились к неминуемой смерти. Самые отчаянные из них бросились в бушующие волны, надеясь как-то доплыть до берега. Ещё мгновение, и судно с треском ударилось о скалы, и его обломки разлетелись по каменистому берегу. Спаслись лишь моряки, рискнувшие покинуть корабль. Они, пользуясь морским приливом, кое-как достигли безопасного берега и, отдышавшись, стали пробираться через камни к своим спасшимся товарищам. За ними, молча, наблюдали ительмены-камчадалы. Наконец, решившись, они с воплями напали на десяток измученных моряков. Четверых, оказавших сопротивление, они убили, а остальных взяли в плен. Камчадалы ликовали, радуясь своей удаче, ведь теперь у них есть рабы, правда, совсем непохожие на айнов. Они содержали пленников в балаганах и прятали от казаков.
В 1702 году в Калыгирской губе, по приказу якутского воеводы Траурнихта, служилые казаки из отряда Ивана Козыревского собирали ясак, и вдруг в поселении камчадалов они обнаружили спрятанных в балагане пленников, явно иноземцев. Когда Козыревский узнал, что у камчадалов уже два года томятся иноземные пленные, велел их немедля выкупить и привести к нему. Как же, выкупить?! Казаки просто напали на камчадалов и, отбив четырёх пленённых моряков, доставили Козыревскому в Большерецкий острог. Озадаченные казаки долго бродили вокруг приказной избы острога, не понимая, что так долго их предводитель возится с иноземцами. А Козыревский накормил голодных моряков, и два дня потратил на то, чтобы как-нибудь на пальцах, либо жестами разговаривать с узкоглазыми иноземцами. Среди них нашлись моряки, которые освоили простые русские слова. Особенно ценным собеседником оказался самый опытный из них моряк по имени Сан. Уже через неделю Козыревский узнал у Сана и записал о том, что они японцы из государства Эдо, в котором семь городов, и расположено оно на большом острове в Пенжинском море, напротив «Камчатского Носа». Оный остров богат самородным золотом, серебром и изделиями из камок[15], китайки[16] и дабы[17].