Что можно почерпнуть из новой социальной и политической истории экономики потребления? Значительная часть моей информации затрагивает конкретные детали. Однако это исследование предлагает новую интерпретацию основных аспектов развития советской экономики, среди которых отношения между новой экономической политикой (НЭПом) и предшествующими ей и сменившими ее экономическими структурами; значение так называемого «Великого перелома»; теоретическая и практическая роль рынка на различных этапах экономического развития; социальный аспект советской торговой политики; подходы политических деятелей к ценообразованию и так далее. Некоторые из этих тем в кратком виде изложены далее.
Два режима советского социализма
Применительно к теме торговли некорректно говорить о «сталинизме». В период сталинской диктатуры потребительская экономика функционировала не в одном, а в двух режимах, и поскольку эти режимы также характерны для советского социализма в периоды Гражданской войны и НЭПа, я не буду использовать данный термин. Оба режима обладали общими характеристиками, которые объединили тридцатипятилетний период от большевистской революции до смерти Сталина в одну целостную эпоху. Одним из таких объединяющих факторов была опора правительства на репрессии как на рутинный инструмент управления экономикой. Осуществление репрессий было характерно для обоих режимов советского социализма в первые десятилетия новой власти; это обстоятельство отделило Ленина и Сталина от тех, кто руководил страной после смерти последнего. Среди других объединяющих характеристик этих режимов огромная, но никогда не исключительная, роль государства в производстве, распределении и сбыте продуктов питания и потребительских товаров; государственная монополия на железные дороги, речной транспорт и внешнюю торговлю; существование розничной торговли в рамках социалистического сектора, представленного государственными и кооперативными экономическими субъектами, а также наличие частной торговли в виде уличных рынков; ограниченная материальная база страны. Ни одна из этих характеристик не была отличительной особенностью ни одного из режимов советского социализма по отдельности, и тем более военного коммунизма, НЭПа или любого другого временного отрезка сталинского периода. Скорее, все это было типично для эпохи в целом.
Принципиальное различие двух режимов социализма заключалось в состоянии экономики. Согласно архивным документам, продовольственные кризисы возникали то в одном, то в другом советском регионе на протяжении почти всего рассматриваемого периода (за исключением лишь пары спокойных лет), однако наиболее ярко выделяются масштабные вспышки голода 19211922, 19321933 и 19461947 годов. Каждый раз голод являлся кульминацией многолетнего экономического и политического кризиса, включавшего, помимо всего прочего, милитаризацию продовольственного снабжения и распределения «товаров первой необходимости». Для наших целей можно выделить кризисный режим, определявший поставки и распределение продовольствия и потребительских товаров, поведенческие модели потребителей в 19171922, 19281933 и 19391947 годах (и в промежуточные годы поблизости от охваченных голодом районов), и режим восстановления, или нормализации, который действовал все остальное время. До 1950-х годов нормализация не приводила к стабильности: вместо этого сочетание внутренних и внешних факторов толкало этот маятник обратно к фазе кризиса.
Кризисный режим социализма как элемент политики предполагал применение государством мер по монополизации товарных потоков. Каждый раз его движущей силой выступали местные чиновники, которым приходилось сталкиваться с влиянием обостряющегося дефицита на общественный порядок. Городские власти были склонны начинать с того, что налагали ограничения на покупки, но быстро переходили к рационированию, в рамках которого разным классам потребителей выдавались карточки в соответствии с системой, разработанной во время Гражданской войны. Каждый раз Кремль в конце концов распространял применявшиеся в отдельных городах меры по всему СССР и вводил дополнительные льготы для наиболее значимых городских потребителей через сеть магазинов и столовых на рабочих местах. Следствием подобного распределения явилась открытая дискриминация потребителей из сел и деревень, которым почти всегда был перекрыт доступ к дефицитным товарам в городских магазинах, в то время как сельские магазины получали поставки в ходе проведения все более милитализированных «заготовительных кампаний», т. е. закупок сельскохозяйственной продукции государством и кооперативами по цене ниже рыночной. Еще одним следствием была война, объявленная государством рынку. Несмотря на то что частная торговля неосновными продовольственными продуктами и подержанными товарами, а также товарами собственного изготовления или просто широкодоступными на рынке не была объявлена нелегальной, кризисный режим приводил к резкому усилению гонений на частных торговцев и попытке вовсе исключить рынок из схемы распределения продовольственных и промышленных товаров первой необходимости. Ближайшими аналогами «кризисного социализма» являются экономические режимы стран Центральной Европы, пострадавших во время двух мировых войн и их последствий[7]. Это неудивительно: два из трех кризисов, которые пережила Советская Россия и СССР, стали следствием тех же самых войн, а третий совпал с Великой депрессией, которая вспыхнула за рубежом.
Кризисный режим социализма как элемент политики предполагал применение государством мер по монополизации товарных потоков. Каждый раз его движущей силой выступали местные чиновники, которым приходилось сталкиваться с влиянием обостряющегося дефицита на общественный порядок. Городские власти были склонны начинать с того, что налагали ограничения на покупки, но быстро переходили к рационированию, в рамках которого разным классам потребителей выдавались карточки в соответствии с системой, разработанной во время Гражданской войны. Каждый раз Кремль в конце концов распространял применявшиеся в отдельных городах меры по всему СССР и вводил дополнительные льготы для наиболее значимых городских потребителей через сеть магазинов и столовых на рабочих местах. Следствием подобного распределения явилась открытая дискриминация потребителей из сел и деревень, которым почти всегда был перекрыт доступ к дефицитным товарам в городских магазинах, в то время как сельские магазины получали поставки в ходе проведения все более милитализированных «заготовительных кампаний», т. е. закупок сельскохозяйственной продукции государством и кооперативами по цене ниже рыночной. Еще одним следствием была война, объявленная государством рынку. Несмотря на то что частная торговля неосновными продовольственными продуктами и подержанными товарами, а также товарами собственного изготовления или просто широкодоступными на рынке не была объявлена нелегальной, кризисный режим приводил к резкому усилению гонений на частных торговцев и попытке вовсе исключить рынок из схемы распределения продовольственных и промышленных товаров первой необходимости. Ближайшими аналогами «кризисного социализма» являются экономические режимы стран Центральной Европы, пострадавших во время двух мировых войн и их последствий[7]. Это неудивительно: два из трех кризисов, которые пережила Советская Россия и СССР, стали следствием тех же самых войн, а третий совпал с Великой депрессией, которая вспыхнула за рубежом.
Возвращаясь к политическому аспекту и его влиянию на экономику, можно отметить одно удивительное обстоятельство: от кризисного экономического режима в СССР всегда отказывались прежде, чем наступал пик кризиса. В 1921, 19311932 и 19461947 годах систему централизованного распределения свернули, когда голод только усиливался. Политика нормализации и сама нормализация экономических условий и потребительского поведения никогда не совпадали по времени. Программа восстановления, предложенная государством, каждый раз включала децентрализацию снабжения и принятия решений, стабилизацию валюты, восстановление роли денег как главной единицы стоимости и фактора доступа потребителей к товарам, снижение и возможное упразднение гарантированных пайков, а также либерализацию политики по отношению к рынку. Отчаянное положение экономики, которое каждый раз служило фоном для таких реформ, привело к тому, что многие западные и постсоветские историки описывали их как «стратегическое отступление»[8]. Советские ученые, напротив, подчеркивали, насколько реформы соответствовали долгосрочным целям модернизации и экономического роста, которые ставили Ленин или Сталин и которые, разумеется, были необходимы для социализма как такового[9]. С оговорками, но мое мнение ближе к точке зрения советских исследователей, чем изложенные ранее позиции их западных коллег. Не стоит забывать, что не только политика нормализации, но и сам кризисный режим социализма вводился через серию чрезвычайных мер. В ранние годы советской власти подобные меры находили идеологических сторонников в правительстве, однако в то же время другие большевистские лидеры, например А. И. Рыков и, пожалуй, сам Ленин, видели в регламентации распределения шаг назад, а НЭП приветствовали, видя в нем движение вперед. В последующие десятилетия это утверждение также было верно в отношении Сталина: когда он сформулировал свое видение социализма в условиях экономики потребления, он решительно отверг кризисный режим в пользу подхода, более близкого политике НЭПа.
НЭП положил начало будущему развитию социалистической экономики, совместив значительное присутствие в ней государства с рыночными механизмами и институтами. Как нам хорошо известно, многие из этих достижений были упразднены во время второго эпизода кризисного социализма, сталинского «Великого перелома». Однако не так хорошо известен масштаб восстановления рыночных механизмов в социалистической экономике во время последующей затем фазы нормализации. В секторе снабжения, например, товарные биржи и ярмарки 1920-х годов, может, и не открылись после принудительного закрытия в 19301931 годах, зато появились оптовые базы, которые в итоге их заменили: их целью было оптимизировать социалистический рынок, а не покончить с ним. Более того, как и в 1920-х годах, официальные оптовые учреждения обеспечивались работой по прямым договорам между промышленными сбытовыми организациями, заводами или крестьянскими хозяйствами и распределительными сетями социалистического сектора. Дэвид Ширер обратил внимание на такую рыночную практику в советской тяжелой промышленности, заявив, что они подрывали заявленную цель режима построение плановой экономики. По словам Ширера, эта практика привела к тому, что «то, что появилось в 1930-х годах было командно-административной экономикой, но не плановой» [Shearer 1996: 236]. Несомненно, это отчасти связано с различием между двумя секторами, однако в торговле практики рынка не считались несовместимыми со строительством социализма. Хотя и здесь найм разъездных торговых агентов (наиболее распространенный способ обхода чрезмерно жестких структур снабжения) неоднократно подвергался критике со стороны будущих рационализаторов. Дело в том, что в 19351938 и 19481953 годах, а также в 1921-1928-м государственное и кооперативное снабжение как на практике, так и в теории было организовано на основе покупок, продаж и решений, принимаемых управляющим лицом, а не на плановом распределении фиксированной квоты товаров.