Я разделяла рабочие и личные отношения. С многими из адвокатов мы учились на одном курсе и даже жили в одном общежитии.
И в каждом подследственном, каким бы он ни был, видела человека, прежде всего. За редкими исключениями, они это понимали.
В первый год самостоятельной работы я прекратила примерно 95% находящихся в моем производстве дел.
Принцип исповедовала такой: если можно не доводить дело до суда, разрешив противоречия и возместив причиненный ущерб, и находились хоть какие-то основания, надо все решать миром.
В то время в УПК было предусмотрено достаточно статей для досудебного урегулирования.
И несколько позже я поняла, что нам, молодым, давали неоднозначные дела, мы были полны энтузиазма и незамутненных знаний, чтобы найти решения для многолетних "залежей", от которых старшие товарищи отпихивались, как могли.
Еще через несколько лет наш, достаточно молодой прокурор района, давал нам в декабре карт-бланш на разрешение таких дел: "Кто придумает и внятно изложит приемлемые основания для прекращения, подпишу все." Мы пользовались. Правда, в первые несколько лет это было проще не довлели усвоенные стандарты, аргументы формулировались легко и основательно. Нас хорошо учили!
Со временем-таки мышление как-то усреднялось что ли или глаз "замыливается". Когда через пять лет нашли моего первого отпущенного задержанного, я перечитала свое дело и свои постановления Что сказать, ТАК я уже не напишу, а жаль!
В те "веселые 90-е" у меня, некогда пламенного пионэра, появилась привычка креститься, выходя из помещения. Каждый день был непредсказуем. Особенно суточные дежурства (по два-три в месяц). Не то, чтоб прям непременно убьют, но в нашем, на то время самом криминальном городе России, машины из автоматов расстреливали и днем, гранаты в окна кидали, даже из "мухи" по администрации жахнули. Как много позже мне стало известно, просто рядовым ОПСникам было любопытно "как же оно работает" ничего личного)))
Да, в городе было официально зарегистрировано единственное в стране организованное преступное сообщество ОПС "Уралмаш" беспрецедентный и возможный только в то время случай.
На моё счастье, организованная преступность не была подследственна районному следствию. Потому основные рейдерские захваты с массовой стрельбой, беспорядками и убийствами прошли в то время мимо меня.
На нашу долю доставались бесчисленные имущественные преступления: квартирные кражи, грабежи, разбои (в основном); насильственные и против общественного порядка. И первые минирования, благо в большинстве мнимые. Примерно через полгода после начала таких сообщений создали специальную службу "Вымпел", стало попроще жить.
Мой дебют в качестве поисковика взрывных устройств пришелся на очередное дежурство. Три сообщения подряд! Причем первое здание хлебозавода.
Это отдельная тема: как следак, эксперт и опер (с папкой, экспертным чемоданом и пистолетом соответственно) искали бомбу в цехах
Поисковые собаки тоже образовались много позже. Как и инструкции по поведению на местах минирования. Достаточно внятные, где первым пунктом, заглавными буквами изложено: "не приближаться, ни при каких обстоятельствах не трогать руками! Вызвать спецов! Убрать население."
Мы запомнили. За время службы, в моих подразделениях никто не подорвался, слава Богу.
Но всё это было потом. А в то дежурство мы втроем лично залезали в каждый угол, предварительно вспомнив и обговорив, кто какие помнит мины и взрывные устройства (слава школьному НВП!), чтоб хоть примерно понимать, что ищем.
Не нашли. И не взорвалось. Перекрестились и поехали на следующий объект.
Наши дежурства От 50 до 70 заявок в сутки. Я знала район по местам происшествий. В спальном микрорайоне не было квартиры, которую бы не "обнесли". В ОПС "Уралмаш" были разнарядки для каждой группы воров: столько-то квартир в неделю, "заслуги" каждой такой бригады исчислялись сотнями.
Мы проводили беседы с населением, разъясняли в каждый выезд в конце концов перестали возвращать найденное имущество до смены замков входной двери (супермодные тогда гаражные я лично спокойно открывала любой отверткой).
А еще амнистии каждые два с половиной года примерно. Только всех переловишь/посадишь, уже выпустили. Мы складывали справки-характеристики на каждого жулика в отдельные папочки, чтоб снова не собирать.
Тогда же наш мудрый начальник следствия сделал группы по направлениям. Наша, квартирная, была из четверых следаков: один сидел на всех бесфигурантных делах района (их было по 200-300 в месяц), мы трое "штамповали" дела с задержанными уже жуликами в суд. Конвейер, результат которого зависел от добросовестной работы каждого, в большой степени от бесфигурантника, который ежедневно, методично и последовательно должен был работать по каждому делу, не запуская, потому что потом не разгрести. Наши, когда 20, когда сорок ежемесячно, без его кропотливой, бумажной в основном работы, невозможно было бы в строго отведенные сроки направить в суд.
Работа была практически круглосуточной, кабинет, как основной дом. Мы, стажеры, еще и институт умудрялись посещать, сдавать зачеты и экзамены.
Зато разграничение квалификаций деяний по УК шло легко, изучаемые нормы УПК вплетались в ежедневную работу и помнятся спустя десятки лет, и криминалистика на практических примерах обсуждалась с преподами на равных.
Отличное знание УПК очень помогало выходить "в плюс" из затруднительных ситуаций, тот процессуальный кодекс был составлен как песня, и без труда цитировался с любого места.
С гос.экзаменов меня в кабинете или СИЗО обычно ждали адвокаты с жуликами знакомиться с томами дел.
Ибо теория теорией, а на практике, например, тот же допрос уже вызывал затруднения: как разговорить человека, который говорить не хочет, или зажался, или стесняется, или плохо помнит события
Свой самый первый допрос, правда он был в ознакомительную еще недельную практику, помню и сейчас. Я осталась одна в прокуратурском кабинете на полдня, должны были прийти трое свидетелей убийства, которых мне предстояло попытать уже просто для массовости (их всего 30 штуков там было). На мое счастье пришел только один свидетель. Он плохо помнил события, ввиду сильно нетрезвого состояния, краснел, смущался я пытала его часа два, оба устали ужасно. В протоколе допроса отразились пять (!) внятных строк. Грызла я себя знатно за неспособность, а вернувшийся к концу дня следак одобрил: несмотря на мое неумение вести допрос, нужные слова в протоколе были, и оформлен он был правильно нас хорошо учили. Жалела я, что "разбора полётов" не было, а моего опыта для нужных выводов не хватало.
Много позже и после курса криминалистики я уяснила непреложное: сначала внимательно слушаем свободное изложение фактов, записывая себе возникающие вопросы для уточнения, но не задавая их по ходу. Чему учила уже потом своих стажеров. Во-первых, с каждым вопросом теряется нить повествования, причем и самим следователем, во-вторых, не имея изначально общей картины, можно нужных вопросов вообще не задать, и в-третьих, после пары уточняющих вопросов по одному поводу почти каждый допрашиваемый начинает злиться на "тупость" допрашивающего, и всякий контакт теряется.
Мой минус в этом плане: я не любопытна, потому вопросов вне интересующей темы не задавала, что иногда оказывалось совсем не лишним.
И цель допроса надо понимать заранее. Молодые следователи об этом не думают, вызывая людей по написанному (даже не ими на первый порах, а начальством) плану, получая на выходе совершенно неинформативные допросы, а повторно получить явку того же человека затруднительно, не жаждет у нас народ по учреждениям ходить.
Пару-тройку раз мне приходилось вести допросы "за того парня", когда коллега-сосед по кабинету внезапно испарялся на полдня, не предупредив, кого и по какому поводу на это время вызвал (была у него такая привычка, бывший вояка, тяжело адаптировался). Приходит человек с повесткой, радостно сообщает, что повод вызова ему неизвестен, его фамилия, в свою очередь, ничего не говорит мне, потому что дело в сейфе, ключ у коллеги Тяжко вздохнув, извиняюсь и сообщаю, что коллегу неотложно вызвали (не ронять же "честь мундира") и начинаю "танцы кругами". Первый раз я была в полном замешательстве, потом примерно определила: добиться расположения, чтоб не зажимался; расспросить общие сведения о нем самом, событиях его жизни последнее время, постепенно узнавая, а не случалось ли чего необычного, контактов с органами, правонарушителями и т.п. При обнаружении "точки отсчета", выспрашиваем всё как можно подробнее, неизвестно же, что именно хотел у человека уточнить коллега. Помнится, претензий к качеству допросов он мне не предъявлял. А я, на всякий случай, запоминала ФИО его жуликов (их меньше, чем свидетелей), чтоб не пропустить ненароком.