Я гражданин своей страны и требую к себе уважения! принялся он кричать в замочную скважину. Мне положен один звонок, адвокат и чистое постельное белье.
Слышь, ты, Мандела. Не ори. От твоих воплей мои коты еще сильнее реветь начали, поморщился от головной боли Гена.
Виктор отпрянул от двери и с удивлением уставился в угол. Через пару минут в его глазах засветилась какая-то мысль, и радостная улыбка расползлась по его опухшему лицу.
Огрызок! И ты здесь! он плюхнулся рядом с Геной на нары и попытался было его обнять, но Огрызкин уперся здоровой рукой ему в грудь.
Но-но, потише, я тебе не Таня Синька. Тем более что мне сегодня уже довелось кое с кем поручкаться.
С кем это?
Судя по моему состоянию с экскаватором, прислушавшись к себе, сделал вывод Гена.
Отметелили, сволочи! всплеснул руками Витя. И за что же они тебя?
Да так. На заднем дворе кафе «Штофик» сигареты не поделили.
Свистишь, как всегда, откинулся к стене Витя, но тут же ,сел полуобернувшись к Гене. Слушай! Сегодня ночью у этого кафе со мной такая хохма была!
Огрызкин устало прислонился затылком к сырой шершавой стене и обреченно подставил уши под водопад пьяных слов.
Прикинь. У меня день вчера выдался, прям не день, а сплошной облом какой-то. На моем участке сплошной голяк. Будто народ решил сам бутылки и картон сдавать. Я часов до трех дня чуть ли не на брюхе каждый метр излазил ничего. Даже приличного окурка не нашел. Помаялся-помаялся, вижу дрянь дело, ни то, что на «пузырь», на пирожок не наскребется. Ближе к вечеру, когда уже совсем прижало, решился я к Ваньке Бритому заглянуть. Там у гастронома всегда есть чего перехватить. Сунулся, да на него же и наскочил. Ох, и отгреб я по полной программе. Короче, так, трезвый и нежратый похромал к себе в бойлер на ночлег. Прихожу, глядь а на двери замок висит. Новенький, зараза, еще смазкой пахнет. Все, думаю, Витек, лишили тебя твоего теплого логова. В общем, побрел я искать, где прикемарить. Нашел один открытый подъезд, примостился между этажами и только задремал, как кто-то мне ка-ак даст под ребра. Даже дух перехватило. Глядь, а это трое пацанов с девкой. Стоят надо мной, лыбятся. Один тут и говорит: «Хочешь, Маш, я ради тебя его прирежу?» А она, малолетка крашеная, ржет. «Хочу говорит. А то от него плохо пахнет». Сама бы себя понюхала, дура. Э-э, думаю, как-то не больно хочется на голодный желудок на перо усаживаться. И пока они прикидывали, как меня освежевать рванул из подъезда. Остановился я только в парке и то потому, что в темноте на дерево налетел. Пока в себя приходил, слышу, где-то рядом музыка гремит, люди орут, короче, гулянка в самом разгаре. Ага, думаю, не иначе в «Штофике» веселуха. Надо бы заглянуть. Пробрался я на задний двор, угнездился в кустах, сижу, жду, когда посудомойки отходы выносить будут. Ждать, правда, недолго пришлось. Вскоре вынесли два здоровых пакета с разной закуской и целую коробку пустой тары. Когда девки ушли я к контейнеру, гляжу, а там уже Шустрик ошивается. Увидел меня, оскалился, подзывает. Подходи смелее, здесь добра на двоих хватит. Я, конечно, ломаться не стал. Подсел к нему. У него даже выпить нашлось. Короче, нажрался я там от пуза, а уходя еще и тары прихватил сколько мог. Я че? Шустрик не возражал. Ну, а теперь сам прикол. Тяну я свой «улов» припрятать до утра, и только поравнялся с главным входом, как дверь открывается, и вываливаются оттуда двое. Один такой солидный мужик, в костюме, при галстуке, причеха такая, знаешь ежиком, как сейчас модно, а другой помоложе, светленький, в рубашке. Оба уже тепленькие. Тот, что в галстуке, увидел меня и зовет: «Эй, беспризорник, подь сюда». Я прикинул, терять мне нечего, если соберутся бить убегу, а так может чего и поимею. Когда подошел, он полез в карман и достает оттуда полтинник. Поглядел на него и мне протягивает. «На, говорит, бери. Может, хоть ты когда-нибудь Васю Брызгуна добрым словом вспомнишь». Ну, я купюру-то взял, поблагодарил, как положено, и хотел было уходить, как светленький нагнулся ко мне и спрашивает:
Ты здесь Геннадия Яблочкина не встречаешь?
Нет, говорю. А кто это?
Да так, знакомец один. А потом повернулся к моему благодетелю и таким заискивающим голоском говорит:
Василий Александрович, пойдемте в зал, там люди ждут.
А тот оттолкнул его и как заорет:
Пшел вон, лизоблюд! Ты думаешь, я не знаю, чего ты возле меня увиваешься?! Тебе деньги мои нужны, а не дочь моя. Вот, здесь он сложил пальцы правой руки в кукиш и сунул его прямо парню в лицо. Выкуси. Шиш ты у меня получишь, и, пошатываясь, пошел в кафе. Ты бы видел, как бедного парня перекосило. Я думал, он этого мужика разорвет, так у него кулаки сжались, но он только попыхтел-попыхтел, а потом повернулся, да как рявкнет на меня: А ты чего здесь стоишь?! Пшел вон отсюда, пока милицию не вызвал! Ну, я, конечно, коробку с посудой в руки и ходу.
Василий Александрович, пойдемте в зал, там люди ждут.
А тот оттолкнул его и как заорет:
Пшел вон, лизоблюд! Ты думаешь, я не знаю, чего ты возле меня увиваешься?! Тебе деньги мои нужны, а не дочь моя. Вот, здесь он сложил пальцы правой руки в кукиш и сунул его прямо парню в лицо. Выкуси. Шиш ты у меня получишь, и, пошатываясь, пошел в кафе. Ты бы видел, как бедного парня перекосило. Я думал, он этого мужика разорвет, так у него кулаки сжались, но он только попыхтел-попыхтел, а потом повернулся, да как рявкнет на меня: А ты чего здесь стоишь?! Пшел вон отсюда, пока милицию не вызвал! Ну, я, конечно, коробку с посудой в руки и ходу.
А с утра стал пропивать халявные деньги, пока менты не забрали, закончил его рассказ Гена.
Точно! ударил его по плечу Виктор так, что тот взвыл.
В этот момент снова лязгнула дверь и в проеме показалось прыщавое лицо молоденького сержантика.
Огрызкин! На выход! срывающимся на фальцет голоском прокричал он и, смутившись, спрятался за дверью.
Ну, мне пора, тяжело поднимаясь с нар, произнес Гена. Если раньше выйдешь, чем я, можешь на моем участке поработать. Больше никого не пускай, а то потом хрен выгонишь. Все. Бывай здоров.
И Геннадий, заложив руки за спину, вышел в коридор.
Ну что, вспомнил? спросил следователь, когда он опустился на уже знакомый табурет.
Угу. Как же. Вы мой мозг так напугали, что теперь его все мысли стороной обходят.
Значит, сознаваться не хотим? Так. Раз правильная мысль в твой, как ты говоришь, мозг сама идти не хочет, придется ее туда загнать.
Следователь встал и начал медленно обходить угол стола, а Огрызкин, зажмурив глаза, пытался угадать, куда последует первый удар, когда от двери раздался грозный окрик: Капитан Фомин! А ну прекратите рукоприкладство! В чем дело?
Геннадий открыл один глаз и чуть повернул голову. У порога стоял подполковник. Судя по всему начальник этого отдела.
Владислав Семенович, возвратился на свое место следователь. Этот бомж был нами обнаружен у трупа Брызгунова Василия Александровича.
Во-первых, не бомж, перебил его подполковник.
А Как, простите, Ваше имя, отчество?
Геннадий Степанович.
Геннадий Степанович. А во-вторых, Вы читали заключение судмедэксперта?
Да, опустив глаза, кивнул головой капитан.
Значит, знаете, что Брызгунов был мертв уже около двух часов. И что, по Вашему, все это время убийца сидел рядом с ним? Вы, как я посмотрю, не только Дзержинского на столе держите, но и пользуетесь его методами. Из людей признание выбиваете. Головой, капитан, нужно думать, а не руками размахивать. Поняли меня?
Так точно, товарищ подполковник! вытянулся в струнку следователь.
Вот и хорошо. Геннадия, э-э-э, Степановича допросить пока как свидетеля, снять у него отпечатки пальцев и задержать до сравнения с отпечатками на ноже. Они должны быть скоро готовы, а вот тогда-то и будем решать, что делать дальше. Выполнять.
Дверь за подполковником захлопнулась, и следователь медленно опустился в свое кресло.
Повезло тебе, Геннадий Степанович. Но ничего, я все равно из тебя правду выжму.
Огрызкин глядел на оловянный бюстик и представлял, как Феликс Эдмундович в перерывах между приступами кашля выбивал из карманника признание в подготовке контрреволюции. Когда Дзержинский в очередной раз закашлялся, он вздрогнул и перевел взгляд на следователя.
Командир. У вас в камере сидит один экземпляр с амбре из дешевого портвейна. Так вот, он ночью видел наш камень преткновения живым и теплым в компании одного молодого субъекта.
Чего он видел? вытаращил глаза на Огрызкина капитан.
Хорошо. Попробую сказать на вашем языке. В обезьяннике один алконавт бакланил, что ночью срисовал вашего жмурика с каким-то чуваком.
Так что ж ты молчал, идиот! вскочил с места следователь. Эй! Сержант!
Через секунду паренек с испуганными глазами распахнул дверь.
У нас в обезьяннике сидит кто-нибудь пьяный?
Ну, вроде есть там один. По виду из их братии, сержант кивнул в сторону Огрызкина.
Этого отведешь, пусть пальчики снимут, и прикрой пока, а того сюда. И бегом.
После прохождения этой грязной процедуры, Геннадий вновь оказался на знакомых нарах. В камере Витьки уже не было, но вместо него у окна сидели два паренька лет двадцати и о чем-то живо шептались. Увидев Огрызкина, они замолчали и неприязненно уставились на него.