Выбирая моменты, когда луна скрывалась за тучи, Женя и Володя Каширин, растянув плащ-накидку, как сеть, двинулись к посту возле продуктовой палатки. Часовому у палатки боеприпасы не выдавались, но Юр действовал строго по уставу. Родом он был с берегов Волги и слова произносил с выговором на «о». Он звонко крикнул: «СтОй! КтО идёт?!». Не придавая никакого значения грозному окрику, они широкой тенью продолжали неумолимо приближаться. «СтОй, стрелять буду!», громко повторил очередную команду Юр и передёрнул затвор незаряженного автомата, но тень всё не останавливалась. Он начал отступать к палатке и, внезапно, споткнувшись на ровном месте, упал. Храбрость оставила Андрея, и он жалобно закричал: «Чиряй! РОбяты, у меня чиряй!». Володя и Женя, давясь от смеха, накинули на него плащ-накидку. Юр под ней сжался в комочек и затих, а они резко сдёрнули накидку и канули с ней в темноте.
Как только солнце выглянуло из-за сопок и первыми тёплыми лучами обожгло заискрившуюся росу, они пошли проведать Андрея. Тот уже сменился. Когда они повинились ему в ночной выходке, Юр нахмурил своё добродушное круглое лицо и обиженно засопел. Но о том, чтобы открыться, что он перепугался, не могло быть и речи.
Женя поднял голову и посмотрел на часы. До смены осталось пятнадцать минут. Последние минуты прошли на удивление быстро, он растолкал Мишу Колесникова и, убедившись, что тот проснулся, рассказал ему про дремавшего между спортивными матами Яковлева. Едва голова коснулась подушки, он тотчас впал в забытье. К концу наряда Женя буквально валился с ног. Больше из-за того, что по жребию ему досталось отвечать за порядок в спортзале. Часа за два до сдачи он усердно начал тягать по спортзалу «машку» приспособление в виде швабры с широкой доской, обитой снизу кусками одеял или шинелей, с лежавшими на ней сверху танковыми траками и съёмными дисками от штанги. Женя возил по покрытому специальной мастикой полу своё орудие до такого состояния, пока не увидел в слегка красноватой поверхности собственное отражение.
Но сразу после смены Женя почувствовал в себе прилив сил и энергии. Так часто бывает, порой ещё и в наряд не заступил, а только на вечерней поверке выкрикнули твою фамилию, как тело до самых кончиков пальцев уже наполняется томительной усталостью, веки наливаются свинцом, и голова кружится в предчувствии бессонной ночи и тяжелого труда. Перед глазами в мгновение пробегают служебные процедуры от развода до самой смены. Но вот когда последние минуты наряда позади, приходит долгожданное облегчение, словно тяжёлый груз падает с плеч.
В расположении его уже поджидал Каширин.
Сдал наряд, осведомился он.
Сдал.
Всё нормально? Кто принял?
Федосеев. Всё нормально. Устал немного.
Женя, ты мне сегодня нужен.
Что ты задумал?
Я познакомился с двумя симпатичными подружками. Девчонки класс! Как раз в твоём вкусе, убедительно продолжал Каширин. Ножки у них обалденные. Дома печенье, варенье, конфеты. Ты как? Не сходишь со мной?
Женя вздохнул с облегчением: предложение Каширина не предвещало ничего плохого, а учитывая возможность хотя бы на некоторое время почувствовать домашнее тепло, звучало даже заманчиво.
Можно сходить.
Володя обрадованно проговорил:
Давай тогда после ужина сразу к ним. Ты увольнительную взял?
Взял.
В курсантской столовой в дни увольнения народу было мало. Местные старались быстрее уйти домой и на ужин не оставались. Те, кто завёл девчонок тоже. Было время, когда курсанты дни и ночи сидели за учебниками, и на что-то большее просто не хватало времени. Они ещё не умели быстро наводить порядок на территории и в казарме, укладываться в нормативы по физической подготовке, следить за своим внешним видом, да ещё и успевать в учёбе. Кое-кто, чтобы поспать часок-другой, даже отказывался от выхода в город. «Без вины виноватые», так говорили старшие про первокурсников. Самыми тяжёлыми были наряды по столовой, один вид тысяч тарелок, мисок, бачков, заполнявших после обеда прямоугольную, отдававшую сыростью посудомоечную комнату с двумя большими ваннами, сразу же вызывал полуобморочное состояние. Гражданский человек, если бы заглянул к ним в этот момент, наверняка сказал бы, что помыть такое количество посуды невозможно. Перед этим им предстояло почистить за ночь пару десятков мешков с картофелем. После обеда двухсотлитровые металлические бочки, наполненные жидкими пищевыми отходами, они поднимали на руках в бортовой ГАЗ-66, и бывало, что те опрокидывались на головы. Перед завтраком обедом и ужином надо было сервировать десятки столов. Много ещё чего надо было
Хотя у наряда по столовой имелось и преимущество наесться, как говорится «от пуза». И одна из армейских истин, что «до обеда курсант борется с голодом, а после обеда со сном», на время этого наряда была не так актуальна. Но шло время, и такие жизненные аксиомы, как: «всякая кривая вокруг начальства, всегда короче прямой, проходящей рядом с ним», «никогда не спорь с поваром добавки всё равно не даст», «не спеши выполнить один приказ, потому что обязательно последует другой, который его отменяет», с каждым днём службы и учёбы подтверждались на собственном опыте. Второй курс из-за большого количества экзаменов и зачётов по общеобразовательной подготовке судили по другому выражению: «приказано выжить». Для Жени и его приятелей, и этот учебный год подходил к концу. Впереди был третий курс «весёлые ребята».
Каширин захватил в столовую двести граммов сливочного масла, купленного в курсантской чайной, и полулитровую стеклянную банку с малиновым вареньем. Вместе со сгущённым молоком, которое выдавали им ежедневно в начале второго курса перед сдачей проверки по физической подготовке, эти кушанья считались редким деликатесом. Варенье было Женино и находилось на хранение у Каширина. Два месяца назад он написал домой, что очень хочется чего-нибудь домашнего. Мать с отцом расстарались и прислали ему большую посылку. Когда Женя нёс её в расположение, его заметил кто-то из первого взвода, и едва он открыл крышку фанерного ящичка, намереваясь переложить содержимое в прикроватную тумбочку, как его окружили собратья по роте. Две трети посылки тут же растворилось в их загребущих руках. На его счастье появился Каширин и вдвоём они сумели кое-что отбить для себя. Всё это время Володя хранил варенье в своей тумбочке и, несмотря на многочисленные проверки, сумел сберечь его для друзей. Довольный собой он вывалил из промасленной бумаги в глубокую фаянсовую тарелку масло и поставил на стол банку варенья. За столом они сидели вчетвером: Володя, Сергей Гребенюк, Женя и Валера. На Женю пахнуло запахом родного дома.
Молодец, похвалил Каширина Валерка.
Хорошо бы через день по банке варенья съедать, проронил Сергей.
Сахарный диабет будет, заметил Валерка. Да и столько варенья откуда взять
Женя сбегал в раздаточную и принёс наполненный до краёв горячий чайник. Лера выпросил в хлеборезке буханку свежего белого хлеба, а по пути успел получить разрешение у остававшегося за старшину роты сержанта из первого взвода, возвращаться им в казарму самостоятельно. Все, кто остался в роте и не пошёл в увольнение, под командой Гаврилюка, вышли из столовой. Володя проворчал:
Теперь лишь бы дежурный по училищу не появился.
И словно напророчил. Валерка только успел спрятать под стол тарелку со сливочным маслом и банку с вареньем, как перед ними возник майор Субботин с красной повязкой на рукаве.
Почему не ужинали с ротой? строго спросил он.
Последовало секундное замешательство и Валера, изобразив плаксивую физиономию, жалобным голоском пропищал:
Нам масло не досталось.
Дежурный сочувственно кивнул и отошёл. Через минуту, во время которой они следили за его действиями и решали, какие шаги предпринимать дальше и когда приступать к поеданию варенья, майор принёс им блюдечко с четырьмя кусочками сливочного масла.
Ешьте, ребята.
Спасибо, товарищ майор, сказал, благодарно улыбаясь, Валера. От явного обмана у Жени и Сергея покраснели щёки. Но и они пробурчали:
Спасибо.
Дежурный ушёл. В столовую залетел Гена Байрашев с первого взвода.
Ребята, что рота уже ушла? Где первый взвод?
Да если бы ты не пришел, мы бы не знали, где и ты был, бросил ему Лера.
Я в училищном спортзале задержался. Жрать хочется, мужики? вымолвил Гена, с жадностью глядя, на их по курсантским меркам обильно сервированный стол. Гена был членом сборной училища по боксу и иногда тренировался в спортивном зале училища, а не в роте.
На, сказал Валера, протягивая Геннадию блюдечко с четырьмя кусочками масла, а хлеб и сахар в хлеборезке попросишь.
О, спасибо, обрадовавшись щедрому подарку, ответил Гена. Он сбегал в хлеборезку и, присев за соседний стол, тут же принялся намазывать масло на толстый кусок хлеба.
Ребята, спросил он, жадно сглотнув слюну и кивая на банку, а как у вас варенье называется?