Где-то на середине этого отрезка пути снег повалил столь плотной пеленой, что нам с Олегом, в ярких, разноцветных куртках пришлось, по очереди, бежать перед машиной и показывать водителю дорогу. Но это не спасло. Ровно на середине пути наша «Волга» провалилась передними колесами в снег и встала как вкопанная, в прямом смысле этого слова.
Дело к обеду. Вокруг никого. Мороз крепчает, а буран не стихает. Что делать? Принимаем решение водитель остается в машине, а мы бежим назад, к федеральной трассе, в надежде поймать машину и уговорить шофера вызволить нас из снежного плена. Не замерзать же в поле!
Прощаемся и бежим. По пути встречаются такие же, подобные нам бедолаги, которые с надеждой смотрят нам вслед. На бегу приходит мысль надо помолиться святителю Николаю. Тем более что мы оба знаем тропарь. Чем ближе к трассе, тем наша молитва звучит громче и жарче.
Вот и перекресток. Останавливаемся, чтобы оглядеться. Однако вокруг, как назло, никого. Только пронизывающий ветер, сырой, липкий снег и поле, медленно взбирающееся по склону холма к деревне Мухино.
Неожиданно, в дальнем углу этой унылой картины появляются две маленькие точки и начинают медленно спускаться с холма по направлению к федеральной трассе. Все ближе и ближе. Я смотрю и не могу поверить своим глазам. Да, это же два грейдера! Огромных, жёлтых, разгоряченных и неимоверно уставших за несколько часов, пока продолжается метель.
Обалдев от такой удачи, мы бросаемся наперерез, громко крича и размахивая руками. Словно, проведя полжизни на необитаемом острове, заметили на горизонте спасительный корабль.
Тормозим грейдеры. Однако водители наотрез отказываются прийти нам на помощь. Поскольку уже с утра в полях, не обедали и только что получили новое задание. Приходится пойти на хитрость, сказав, что по дороге на Рябово застряла губернаторская «Волга».
В итоге, высказав «без диктофона и протокола» все, что они об этом думают, водители решают разделиться. Один отправляется выполнять полученное задание, а второй соглашается спасать губернатора. Я еду с ним, а Олег остаётся на трассе, так как места в кабине мало.
В дороге мне приходится выслушать все, что наш спаситель думает о погоде, власти, начальниках, попах и, лично, художниках Васнецовых «поповских детях и бездельниках, которые непонятно зачем кисточками махали, а теперь государство, на наши народные деньги открыло музей, который никому не нужен».
Двигаясь в буране, почти на ощупь, грейдерист выдергивает из сугробов машину за машиной и, наконец, нашу «Волгу». Не обнаружив в ней губернатора, он добавляет пару крепких слов и уезжает восвояси. Мы же возвращаемся домой и, подобрав на трассе Олега Чарушина, узнаем, что за целый час мимо него не проехало ни одной машины. И только тогда я понимаю, что, если не святитель Николай, сидеть бы нам в сугробе до позднего вечера, а, может, и всю ночь.
А еще говорят, что чудес не бывает!
13. А сам не плошай
Однажды мы с супругой Ириной и маленькой дочкой Настей поехали в село Быково, в гости к двоюродной сестре, и сели не на тот автобус. Пришлось выйти на повороте и бежать в центр поселка Кумены, к зданию почты, откуда в шесть часов вечера в нужное нам село отправлялся последний автобус.
Мы бежали по хрустящему на морозе снегу, под звездным небом и молились: «Господи! Если Ты есть, сотвори чудо! Не оставь нас в этом поселке». В котором, добавлю, у нас не было знакомых, поэтому ночевать пришлось бы на улице или, в лучшем случае, на автостанции. Стрелки на часах давно миновали заветную отметку, но мы не сдавались и все равно бежали и бежали. Мимо чужих домов, заборов и машин, которые, сколько не голосуй, не останавливались.
Наконец, показалась площадь, и на ней, в дальнем углу, автобус. Помню, увидев его, я так громко закричал «стой!», что сам испугался. Но автобус стоял с работавшим двигателем, и нас никто не услышал. Спустя несколько секунд, и мы влетели в него, как выпущенный из пращи камень. Весело и решительно.
На Быково? спросил я, задохнувшись от бега.
Ага, кондуктор дожевала пирожок.
А почему не едете? поинтересовался я, усаживая дочь на свободное кресло. Ведь уже десять минут седьмого!
Водитель посмотрел на часы.
И, правда, чего это я не еду?
Он снова бросил взгляд на часы, затем на кондуктора, включил передачу и дал полный газ. Мы были спасены.
С тех пор, вспоминая этот случай, я всегда думаю о том, что, когда о чем-то просишь у Бога, то на Него надейся, а сам не плошай. Не сиди сиднем и, что можешь сделать сам, сделай! Смело и решительно, до конца. А Бог не оставит.
Часть 2. Рядом с владыкой
14. Кто не волнуется
Сегодня день моей хиротонии, и уже совершается литургия, за которой я стану священником. Владыка Хрисанф служит не спеша, важно и чинно, внимательно прислушиваясь к каждому слову и звуку. «По старинному», как говорят отцы. И от того сердце еще больше трепещет а вдруг я ошибусь и подведу, не оправдаю его доверия?
Хотя все, что мне нужно произнести одну малюсенькую ектенью, начинающуюся словами «Паки и паки», то есть «снова и снова» Господу помолимся. Всего три прошения, которые я уже не раз произносил. К тому же по книжке «Служебнику», который я держу в руке. Вот и вся задача. Неужели не справлюсь?
Выхожу на ектенью. Встаю перед Царскими вратами. Хор заканчивает очередное песнопение, и в огромном Успенском соборе, вмещающем до тысячи человек, воцаряется тишина. Я открываю «Служебник», возвышаю руку с орарем и читаю глазами «Паки и паки», а вслух на весь собор громогласно возглашаю: «Миром Господу помолимся!»
Хор тут же, ничтоже сумняшеся, подхватывает: «Господи, помилуй!» А у меня мурашки по телу. Но не от пения хора, а от того, что ошибся. Надо же было так опростоволоситься! Вот, уж, поистине, «смотрит в книгу, а видит фигу»!
Однако деваться некуда. Возглашаю до конца ектенью, захожу в алтарь и сразу к архиепископу Хрисанфу: «Владыка, простите!»
Владыка смотрит на меня с высоты своего богатырского роста своими большими, немного на выкате глазами, и какое-то время молчит, а затем говорит:
Не ошибается только тот, кто не волнуется, а не волнуется тот, кому все равно. Раз ты ошибся, значит, тебе не все равно, и это хорошо.
Владыка улыбается, а я стою и пытаюсь прийти в себя. Вот это поворот! Я шел за разносом, а он меня похвалил. Я ошеломленно протягиваю руки. Владыка меня благословляет, но руку поцеловать не дает он этого не любил, а лишь касается моей головы, как бы дает легкий подзатыльник, и на этот раз абсолютно серьезно говорит:
Запомни и в следующий раз не ошибайся!
Помню, владыка. Помню. Спасибо за урок.
15. Девятый час
Как нельзя осудить первоклассника за то, что он учится писать по прописям, так нельзя осудить молодого настоятеля за то, что он старается служить по уставу и всё делать правильно.
Приближался праздник Святой Троицы. Первый после моего назначения настоятелем Предтеченского храма. Прежние годы его всегда служили без девятого часа, и за литургией сразу следовала вечерня, во время которой по полу церкви разбрасывали скошенную траву. Правильно ли это, если по уставу положен девятый час? Между нами, служащими в храме священниками, вышли прения, и я решил спросить об этом владыку Хрисанфа.
Вхожу в кабинет и задаю свой вопрос:
Как благословите, служить или не служить?
Владыка смотрит на меня, а затем неожиданно спрашивает:
А что об этом думают твои бабушки?
Какие бабушки?
Те, что стоят на службе.
Вот это поворот! Я думал, владыка спросит о священниках, а он о бабушках.
Тут надо сказать, что служба на Троицу длинная. Пожалуй, самая продолжительная из дневных служб во всем церковном году. За литургией всегда следует вечерня с чтением коленопреклоненных молитв, которые настолько торжественны и обширны, что у священника не всегда хватает дыхания и терпения их прочитать. Добавьте к этому июнь, жаркий солнечный день и запах прелой травы, щедро разбросанной по всему храму, и тогда заданный мне вопрос станет более понятен.
Владыка Хрисанф какое-то время молчит, ждёт ответа, а затем, совершенно серьезно, восклицает:
Отец! У тебя бабушки в обморок падают, а ты спрашиваешь, надо ли читать девятый час?
Я ошарашенно мямлю:
Только ради «сугубой молитвы»
Но владыку уже не остановить.
Так ты молиться хочешь? Тогда иди к отцу Иову в Трифонов монастырь. У него там, как раз, монахов не хватает.
Спасибо, владыка, за науку. Так я навсегда запомнил, что, хотя уставы и важны, но они пишутся для людей, а не наоборот.
16. Праздник или похороны
Сколько живу, а все никак не могу привыкнуть, вздыхает митрополит Хрисанф.