Поэтому, окончив в двадцать один год университет и сразу же устроившись на работу, я съехала от родителей. Это было нелегкое решение, но оно оказалось благотворным для всех нас.
Я не считала свой отъезд жестокостью, так как у родителей оставался Артем мой младший брат, необычайно веселый мальчишка, которому ничего не стоило возместить с лихвой мое отсутствие. По правде говоря, если мне и было грустно уезжать из дома, то только потому, что это означало разлуку с Артемом. Преданней друга у меня никогда не было и, наверно, никогда и не будет. Но я не сильно огорчилась, так как теперь он мог в любое время приходить ко мне в гости, в мою собственную уютную квартирку, а это было в какой-то степени даже еще приятнее.
На работу я устроилась в Анастасию самый крупный торговый центр Тихого; моя должность меня вполне устраивала администратор магазина одежды. Можно сказать, здесь и утекли мои последние четыре года. Время, когда, с точки зрения мамы, у меня еще были шансы «стать человеком»; время, когда я уставала объяснять, почему до сих пор не замужем; и время, завершившееся тем, что все наконец смирились с моей странной беспечностью пребывания в статусе старой девы и оставили меня в покое.
Мне кажется, никогда еще я не чувствовала себя такой удовлетворенной, как сейчас. Да и не удивительно. Родители, наконец, перестали за меня волноваться (мне удалось убедить их в том, что я не собираюсь расставаться с жизнью из-за отсутствия мужа), зарабатываю я даже больше, чем мне требуется, на работе меня ценят и уважают чего, спрашивается, еще желать? Наверное, только одного: чтобы мои замужние коллеги учитывали тот факт, что их социальный статус не дает им права выливать на меня, одиночку, свои бесчисленные семейные испытания.
Вот и теперь ко мне с унылым видом подошла Таня, двадцатилетняя девчонка, выскочившая замуж два года назад и с тех пор не прекращавшая сетовать на своего супруга.
Арин, скажи, что мне делать. Я уже не могу, просто не могу! Таня ласково сжала мой локоть и заглянула в лицо с таким видом, словно была уверена, что мне ничего не стоит решить все ее беды. Признаюсь, мне частенько бывало жаль ее, но и с периодическим раздражением я, увы, ничего не могла поделать.
Ну что опять случилось?
В последнее время он орет на меня еще больше, чем обычно. Что бы я ни делала, как бы ни вела себя, я всегда плохая! Он вечно придирается, критикует абсолютно во всем! Я, конечно, не говорю, что я святая, но все же не настолько плохая, чтобы так обращаться со мной. Я боюсь его, просто видеть не могу! Как ты думаешь, что мне делать?
Ну не знаю. Постарайся, наверное, как-нибудь смягчить его. Хотя нет: я не могу ничего сказать. Ты же знаешь, я не советчица в таких делах.
Нет, умнее тебя я никого не знаю, ты все должна знать.
Неужели? я мягко улыбнулась. Мне придется разочаровать тебя. Я совсем не так умна, как ты думаешь.
Таня испустила тяжкий вздох.
Как я тебе завидую, Арин. Хотела бы я быть на твоем месте.
Когда мне раньше говорили подобные вещи, я всегда думала, что меня стараются утешить, но со временем поняла, что тут не было и тени лицемерия.
Ну а кто заставлял тебя выходить замуж за того, кого ты не любила? Да еще так рано?
Ну не знаю. У меня не было другого выхода. Так принято.
Заметь, на меня это не повлияло.
Я знаю. Но тебе как-то подходит быть одной. Я бы выглядела ущербно, что ли
Ты бы выглядела ущербно, если бы сама так о себе думала! я положила руки ей на плечи. Тань, ну в чем дело? Ты же такая красивая, такая молодая. Неужели не было никого, кто любил тебя, и кому ты отвечала тем же?
Был, но родители запретили мне выходить за него.
Это еще почему?
Потому что у него не было ни квартиры, ни денег, а у Игоря все это было.
Она, похоже, и сама поняла, как вздорно и нелепо все это прозвучало, потому что ее голос сорвался, и она в отчаянии мотнула головой. Я едва сдержалась, чтобы не спросить «И ты им подчинилась?!» Это было лишнее. Она уже и так получила наказание за свою слабость.
Я обняла ее и успокаивающе провела рукой по волосам.
Слабая, бесхарактерная девочка. Несчастное создание. И моя мама от этой мысли я вздрогнула желала мне того же!
Все, хватит! я отстранилась от Тани и с ободряющей улыбкой посмотрела ей в лицо. Все будет хорошо, ты же знаешь. Надо просто немного потерпеть.
Она устало вздохнула, кивнула головой и, пожав мою руку в знак благодарности, отошла.
Она устало вздохнула, кивнула головой и, пожав мою руку в знак благодарности, отошла.
Моя улыбка уже не была такой оптимистичной, когда я смотрела ей вслед. Как всегда в подобных случаях, меня съедала горькая, болезненная грусть. Нет, все-таки я была права: лучше всю жизнь провести в одиночестве, чем связать себя навеки с тем, к кому не испытываешь ни малейшей теплоты. Мама считала это убеждение признаком неизлечимого слабоумия, но с годами я все острее и острее осознавала всю ошибочность ее суждений.
Мне не повезло, я так и не смогла никого полюбить и вряд ли уже полюблю когда-нибудь, но, по крайней мере, я не испортила жизнь ни себе, ни кому-либо еще. Я одна, это верно, но я свободна, мне не приходится выносить постоянные упреки и жалеть о том, что могло бы быть, если бы в свое время я проявила твердость.
Я свободна.
Наверно, именно поэтому такие девушки, как Таня, одинокие и несчастные в замужестве, всегда вызывали во мне смешанное чувство гнева и удивления. Тот факт, что большинство из них гораздо несчастнее меня, законченной старой девы, всегда неприятно поражал меня. Так кто из нас ущербен: я или они?
Возвращаясь домой, я продолжала размышлять об этом. Надо сказать, в последнее время меня частенько посещали подобные мысли. Гнетущие, неотвязные рассуждения, которые не могли принести никакой пользы, но от которых я никак не могла избавиться.
Почему мир так изменился? Скис, потускнел? Почему не осталось ничего настоящего, истинного, надежного? Расчет и безвольное подчинение что в этом хорошего? Мы живем в цивилизованном мире, но законы в нем первобытные. Во всяком случае, некоторые из них.
Может, я напрасно до двадцати трех лет мечтала о настоящей любви, той любви, ради которой и жизни не жалко? В последнее время я все чаще склонялась к выводу, что такой любви, вероятно, никогда и не существовало. Это выдумка умных людей, понявших, что на ней можно заработать много денег. А с другой стороны, может, это только в Тихом мир закостенел в традициях восемнадцатого века? Может, в других городах России дело обстоит совсем не так? Например, в Москве, в Петербурге?
А как насчет всего земного шара? Я ведь почти ничего о нем не знаю, так какое я имею право судить о столь глобальных предметах? Уж не потому ли, что моя собственная одинокая жизнь стремится убедить меня в том, что разложение бесчувствия давно завладело не только Тихим, но и всей планетой?
Нет, Арина, признайся: ты все преувеличиваешь. Ты просто наивная мечтательница, много лет грезившая о великой любви до гробовой доски и так и не нашедшая ее. То, что тебе не повезло, не означает, что настоящей любви не существует. Имей мужество признать это и смириться.
Таким выводом обычно заканчивались все мои размышления о жизни и любви, в которых я, в общем-то, почти ничего не знала. Но они имели один значительный плюс: с их помощью всегда можно было незаметно убить время.
Именно так вышло и теперь. В своих глубокомысленных рассуждениях я и не заметила, как подошла к своему дому, свежевыкрашенной, ярко-розовой пятиэтажке.
Открыв дверь в квартиру, я сразу же услышала громкое требовательное мяуканье. Лютик толстенный, рыжий кот, подаренный мне Артемом года два назад выбежал встречать меня, ну и, конечно, уведомить о том, что его миска давным-давно опустела.
При виде его я засмеялась. Да и трудно было удержаться, глядя на его пухлую усатую физиономию и необыкновенно хитрые темно-зеленые глазищи. Уже котенком Лютик удивлял меня и Артема своими размерами, а, достигнув зрелости, превратился в настоящего лохматого гиганта. Но при этом он был совершенно безобиден, хотя, если ему уж очень хотелось есть или играть, он мог начать легонько кусаться, что, впрочем, никогда не причиняло серьезного вреда.
Не желая его томить, я немедленно направилась на кухню. С громким, предвкушающим урчанием Лютик последовал за мной. Насыпав ему кошачьего корма, я поставила чайник и сделала себе несколько бутербродов с маслом и медом. После чего направилась в свою комнату довольно просторный светлый зал, где было решительно все, в чем я нуждалась.
Темно-красный раскладной диван, высокий шкаф вдоль правой стены, стол с множеством выдвижных ящичков, стул перед ним и большой телевизор на изящной, светло-коричневой подставке. Здесь все было устроено так, как мне нравилось, хотя, по мнению мамы, у меня был отвратительный вкус (с чем я, конечно же, никогда не соглашалась). В свое время она приложила массу усилий, чтобы оформить мою квартиру по своему вкусу.