Первым, что вызвало его гнев в тот день, было солнце.
Чёртова крышка от проститутского ночного горшка! пробормотал он, потерев пальцами глаза. Потом его взор упал на достаточно уже близкий Константинополь.
Как? вскричал Иоанн, захлопав глазами, разве Господь не поразил ещё огнём или наводнением это омерзительнейшее из мест?
Логофет подбежал к нему, как слуга к строгому хозяину.
Иоанн! Ты изволил возжелать что-то?
Да, я хочу вина, прозвучал ответ.
Больше нет вина! Ты употребил всё, до последней капли!
Чёрт знает что, поморщился юноша, неужели я умудрился выхлебать пару бочек вонючей дряни?
Дряни? То было самое лучшее вино из подвалов василевса, благослови его Бог!
Магистр, я не расположен выслушивать твои шуточки.
Логофет порывисто огляделся.
Как ты изволил провести ночь? спросил он затем.
Ты что, издеваешься? покраснел от ярости Иоанн, как, по-твоему, можно провести ночь в ужасном корыте, полном клопов и крыс? Или ты мне скажешь, что это лучший из кораблей василевса?
Все крысы были умерщвлены перед плаванием. А впрочем, тебе виднее.
Калокир злобно отвернулся, чтоб плюнуть за борт.
Ты не желаешь переодеться? полюбопытствовал Лев Мелентий.
Это ещё зачем?
Не очень прилично христианину входить к царю в языческом одеянии. А тем более к солнцеликой, праведной автократорше!
Вот уж к ней я точно не собираюсь входить! Пускай автократор делит её с гвардейцами, а меня я прошу избавить от такой чести! Хватит задавать мне вопросы! Меня мутит от твоего пойла!
И, повернувшись на каблуках, молодой человек удалился в трюм. Лев Мелентий трижды прочитал «Отче наш». А берег, тем временем, приближался. Были уж видны пристани, над которыми возвышался лес корабельных мачт. Последнее обстоятельство вдруг заставило логофета насторожиться. Он даже мрачно забарабанил по борту пальцами. С той поры, как Никифор Фока поднял налоги, в столичных гаванях никогда ещё не стояло столько судов. А это ведь были торговые корабли, никак не военные! Что могло быть причиной такого множества их? Решив, что лучше пока об этом не думать, вельможа зашагал к мачте, где была тень от паруса.
Спустя три часа «Апостол Филипп» неспешно вошёл в Босфор. Он двигался очень медленно, потому что сто пятьдесят пар вёсел в руках измождённых до полусмерти гребцов погружались в воду неравномерно. Надсмотрщики бездействовали, согласно желанию Алексея. Сам он в доспехах стоял у левого борта. Калокир тоже вдруг появился там. Увидев его, моряк обратился к нему с резкой и решительной просьбой не путаться под ногами. Тогда Иоанн приблизился к логофету, стоявшему возле мачты.
Скажи, магистр, кто меня встретит в гавани? спросил юноша.
Секретарь царицы, военачальники, консулы, министр двора, эпарх, стратиг гарнизона, начальник дворцовой гвардии, протосинкел с другими архиепископами, уверенно перечислил сановник, тебе достаточно?
Мрачное выражение на лице Калокира стало ещё отчётливее.
Вот радость-то! На черта сдалась мне вся эта дрянь? Лучше бы согнали всех проституток Константинополя, нарядив их в какие-нибудь одежды и башмачки с высокими каблучками, а наиболее симпатичных вовсе раздев!
Гавань не вместила бы их, хихикнул магистр. Юноша поглядел на него, как на околевшую кошку.
Знаю, что город сей наводнён пороком, словно Содом или Вавилон!
«Апостол Филипп», значительно возвышаясь над всеми встречными и попутными кораблями, двигался по проливу вдоль городских укреплений. Переместившись на носовую часть корабля, Иоанн воззрился на крепостную стену невиданной высоты. Любая из её башен могла служить маяком. За этой стеной стоял Священный Дворец. Цитадель, в которой располагался он, занимала всю западную оконечность Константинополя с Ипподромом и храмом святой Софии. Столько легенд слыхал Калокир о мрачном обиталище ромейских владык, что ему не хотелось даже и приближаться к этому месту. А логофет, задрав голову, глядел вверх в надежде увидеть между зубцами башен дозорных воинов. Но они, даже если и не валялись где-нибудь пьяные, а мужественно стояли на солнцепёке, вряд ли могли с такой высоты отличить дромон от прочих судов, которые бороздили в тот день Босфор. Алексей Диоген что-то обсуждал со схолариями, поднявшимися из трюма и натянувшими латы. Вновь оказавшись около Льва Мелентия, Калокир сурово предупредил его:
Знай, что я непременно пожалуюсь на тебя твоей автократорше! Путешествие было для меня пыткой! Каюта тесная, тараканы! Пища такая, что и взглянуть нельзя!
Лев Мелентий понял, что молодой человек ищет ссоры, дабы получить повод для хамского обращения с ним, с логофетом, на берегу, в присутствии двух десятков вельмож. Но не на того он напал.
Вынужден признать, что такая жалоба будет иметь самые печальные последствия для меня, спокойно сказал логофет, не думаю, впрочем, что ты захочешь погубить человека только из-за того, что он оказался плохим знатоком вина и не выбрал лучшее.
Иоанн не нашёл, что сказать в ответ. От этого его злость усилилась. Раздув ноздри, он отошёл. Дромон, между тем, уже миновал гавань Юлиана, в которой не было места даже для небольшой рыбацкой галеры. В гавани Феодосия, несмотря на больший её простор, дела обстояли так же.
Измена! поднял крик Калокир, увидев перед причалами плотный ряд кораблей, а на берегу шумную толпу до самых ворот, измена! Меня хотят погубить! Немедленно разворачивайте корабль на Херсонес!
Логофет пребывал в полнейшей растерянности.
Где же твои сановники? продолжал вопить Иоанн, схватив его за рукав, нет больше Никифора Фоки, разве не ясно? Переворот! Измена! Корабль вспять!
Алексей Диоген, приблизившись к крикуну, положил ладонь на его плечо. Колени у Калокира так подогнулись, что он едва не упал.
Никто здесь не повернёт корабль, сказал друнгарий, пока тебя не встретит Игнатий Нарфик, я отвечаю за твою жизнь перед василевсом и перед Богом. Этого тебе мало?
А если толпа вдруг бросится на меня? Скажи, что ты сделаешь? У тебя всего сто бойцов!
Толпа не взбесившаяся собака, чтобы бросаться без повода на кого попало. Но если даже что-то случится, я и один, без всяких бойцов, разгоню толпу! Мы встаём на якорь в гавани Феодосия.
Пристально поглядев моряку в глаза, Калокир дал знак своим слугам, точнее слугам магистра, собирать вещи. Их у него оказалось совсем немного.
Хозяин одного из самых больших кораблей, стоявших у пристани, знал Патрикия Алексея и не посмел отклонить его предложение быстро сгинуть ко всем чертям. Как он ни спешил, отход корабля занял полчаса, и примерно столько же Алексей потратил на то, чтобы подвести «Апостол Филипп» к причалу. Матросы бросили якорь, и его цепь, натянувшись, остановила корабль перед одной из каменных плит, составлявших пристань. Тем временем, Алексей опять собрал воинов на корме, чтоб дать им какое-то указание. На краю причала молниеносно скопилась толпа зевак. Как было не обсудить, что бы могло значить прибытие столь большого военного корабля с отрядом схолариев? Точки зрения разделились, и дело чуть не дошло до драки. К носу дромона на уровне средней палубы был привязан длинный канат. Один из матросов, приземистый черноглазый индус с длинными усищами, перекинул конец этого каната на берег, крикнув:
Эй, кто умеет узлы вязать?
В толпе отыскался бывший моряк. Натянув канат, он хитрым узлом привязал корабль к железной балке причала. Матросы выдвинули на берег лёгкие сходни.
Где были-то? поинтересовался бывший моряк у индуса. Тот закрутил усы и гордо ответил:
В Таврике!
Ну, и как дела там? Что говорит сын градоначальника?
Индус сплюнул и заговорщицки огляделся.
Да плохо всё! Ждут гостей. Сам знаешь, каких! Мы ведь были с тайным поручением к
Ах ты, собака! вскричал над ухом индуса вдруг появившийся у него за спиной Алексей Диоген, ещё одно слово и я отрежу твой поганый язык, а всё остальное отдам Игнатию Нарфику! Пошёл прочь!
Получив пинка, болтун отлетел. Сто могучих воинов во главе с патрикием устремились по шатким сходням на берег. Разгневанный Алексей Диоген в доспехах, в шлеме с забралом, с мечом в руке способен был разогнать не то что толпу людей, а стадо слонов.
Любой, кто не уберётся с дороги, будет убит! возгласил он так, что гавань и торжища, простиравшиеся за нею, на один миг погрузились в полную тишину, десятками тысяч глаз с ужасом воззрившись на исполина. А в следующий миг все покупатели, продавцы, зеваки, бросились врассыпную, давя друг друга и сокрушая всё на своём пути. То, что умудрялось устоять, с грохотом сшибал ударом ноги патрикий. По рынку сплошной лавиной катились арбузы, дыни, персики, груши, финики. Более дорогим торговали ближе к воротам. Там Алексей не намеревался расчищать место, хотя и мог бы. Но, тем не менее, все, кто был в тех рядах, также сочли нужным ретироваться. Рыночные таверны и кабаки мгновенно наполнились теми из них, кто уже привык к подобного рода мероприятиям, весьма частым во времена Никифора Фоки. Гости столицы, которым всё это было ещё в новинку, всего лишь отошли в сторону, удивляясь и негодуя. Они ещё не научились радоваться тому, что им вот так просто, средь бела дня, оставляют жизнь, даже не взимая за это никакой платы.