Алесь понял, с этим словом она связывала не национальность, а жестокую враждебную силу.
От раствора, введённого Асинат, плечо слегка онемело.
Я отдохну немного, Алесь лёг на спину, потом решим, что делать дальше.
Надо идти к папе.
Алесь смотрел в блёклое от жары небо, думал. Возвратиться в свою часть скрытно вряд ли удастся. Отец этих ребят, конечно, уже знает о случившемся. Сейчас сотни и сотни моджахедов уже рассыпно выдвинулись в горы. Отрезали подходы к воинским частям. Прочёсывают местность. Один он сумеет уйти. Но как оставить детей? Раненая девочка не сможет передвигаться без посторонней помощи. Брат не опора. После совершенного убийства скис, переживает. Видимо, стрелял в человека первый раз в жизни. Для взрослого стресс, а тут ребёнок!
Алесь слышал, как Асинат успокаивала хлюпающего носом брата, по-матерински наговаривая ему ласковые слова на незнакомом Алесю языке.
Асинат, скажи мне, далеко ли идти до папы? А главное куда?
Вверх по течению этой речки, живо отозвалась Асинат голоском, в котором послышалась радость надежды.
Откуда ты знаешь?
Говорили сопровождающие.
А долго?
Пока солнце не сядет на вершину той горы.
Алесь посмотрел на едва просматривающуюся в сизом мареве далёкую гору. «С учётом нашей скорости, доберёмся, когда солнце откроет новый день. Но выхода нет. Надо шевелиться. Девочку придётся нести на руках».
С помощью Асинат из ремней перемётных сум Алесь сделал две петли, приточал их к своему поясному ремню: Асинат он понесёт на спине, и она сможет упираться ногами в петли, как в стремёна.
Ты, джигит, возьмёшь два автомата. Осилишь?
Тот, со взглядом из-подлобья всё ещё не доверял Алесю, кивнул.
Да-а, с тобой, гляжу, не разговоришься! Ну, что же, Асинат, по коням?
Шли они, как показалось Алесю, целую вечность. Он надеялся на встречную разведку моджахедов. Но они не появлялись. От потери крови Алесь быстро уставал. В голове ворочались раскалённые угли. Приходилось часто отдыхать. Счастье, что рядом была речка: водой он освежал голову и грудь.
За всё время движения никто не произнёс ни слова. Жара измучила даже Асинат, хотя она не сделала ни шагу. С закатом солнца легче не стало. Когда в темноте заогнились костры передовых постов моджахедов, Алесь сказал с усталой обречённостью.
Ну, вот и конец!
Асинат поняла это по-своему.
Нет! Нет! Вас никто не тронет. Папа не допустит. Он командир. Я сразу же ему всё расскажу!
Асинат натолкнула его на мысль о смерти, о чём он не думал. Вздохнул не без печали:
Посмотрим.
Спутя несколько минут он уже сидел у костра. Двое из троих дюжих моджахедов в длиннополых халатах и тюбетейках унесли детей в глубину палаточного лагеря. Третий остался охранять Алеся. Положив автомат на колени стволом в сторону Алеся, молча разглядывал его. Лицо было неподвижным и недружелюбным.
«Наверное, всё-таки поначалу допросят. Не сразу расстреляют. Да и хорошо, если сразу, без издевательств. Они это любят». Он много раз видел трупы советских солдат, побывавших в руках моджахедов. На останки нельзя было смотреть без содрогания.
Дозорные вернулись, но уже вчетвером и с носилками. Тщательно обыскали Алеся, жестами предложили лечь на носилки.
Просторная палатка, куда внесли Алеся, освещалась большим электрическим фонарём, подвешенным на опорном столбике. Земляной пол застлан коврами. Несколько толстых матрацев, положенных друг на друга, подушки-валики, миниатюрный столик, на нём горка фруктов в медном тазу и узкий чайник с длинным носиком.
В палатку вошёл мужчина в камуфляжной форме американского покроя. Высокий, ширококостный, с красивой чёрной бородой. Чёрные глаза смотрели строго, но дружелюбно.
Я Мурзабек, отец спасённых вами детей. С кем имею честь?
Алесь хотел встать. Но Мурзабек остановил его:
Лежите. Через несколько минут вам окажут медицинскую помощь. У меня есть хороший врач. Так с кем имею честь?
Майор советской армии, Седой Алик Ефимович.
Это была легенда Алеся. В подобном случае враги не смогли бы установить родственников в стране, чтобы мстить им. Моджахеды особенно ненавидели лётчиков и бойцов спецназа.
Придерживая правой рукой длинный кинжал, висящий на поясе, Мурзабек опустился на колени:
Спасибо вам, добрый русский воин! Вы спасли от позора и смерти моих детей самое дорогое, что у меня есть в этом страшном мире! А это значит, не закончится мой род. Просите у меня всё, что хотите! В рамках разумного. Я исполню вашу просьбу. Но жизнь и свободу я вам гарантирую. Клянусь Аллахом! Мурзабек поклонился Алесю. Вы можете остаться в моём отряде. Я вас могу вместе с моими детьми переправить в Турцию. В конце концов, у нас есть возможность помочь вам оказаться в Союзе и затеряться там. Узбекские друзья выправят новые хорошие документы.
Спасибо вам, благородный Мурзабек! Слово офицера: ожидал худшего, Алесь, по-восточному, приложил обе руки к сердцу.
Я солдат, а не мясник. За добро добро, за зло по справедливости.
Я хочу вернуться в свою часть. Помогите мне в этом!
Как только вы поправитесь, вас доставят, куда нужно. Пленного освобожу, он сказал «пленного», в единственном числе.
«А вдруг это Степан?» вспыхнула надежда.
Я могу с ним встретиться?
Разумеется.
Мурзабек ушёл. В палатке появился врач. Сменил повязку на раненом плече. Сделал укол.
Врач, как и Мурзабек, отлично говорил по-русски. От него Алесь узнал о Мурзабеке: жил в Ташкенте, преподавал философию в одном из вузов, был на подозрении у властей не скрывал свою принадлежность к какому-то древнему княжескому роду. В Турции у него были богатые и влиятельные в политической жизни страны родственники. Как Мурзабек оказался в Афганистане, врач не знал.
Ешьте фрукты, побольше. Скоро вам принесут ужин. Потом спать, спать, спать.
Едва за ним опустился полог палатки, как в неё вошёл человек с худым, измождённым лицом. Левая рука покоилась, как и у Алеся, на перевязи.
Стёпка!? Предчувствие не обмануло!
Обнялись.
Не ожидал я, Алесь, тебя здесь встретить, но грешные мыслишки вертелись: не дай Бог, думал, случись с тобой такая же катавасия, не погибнешь твоя участь станет такой же. В нашем штабе явно завелась крыса. Предаёт, гадина!
Как же ты-то уцелел?
Долбанули в левое плечо, как, вижу, и тебя. У них что, мода такая? невесело пошутил Степан. Друзей стрелять по плечам и только левым. Ну, а если серьёзно, нашли в кармане куртки блокнот с рисунками. Поняли, кто я есть. Вот я и зарабатываю отсрочку от смерти.
Теперь всё будет хорошо. Здесь, конечно, уточнил Алесь. Мурзабек обещал нам свободу и доставку в часть. А как наши встретят, сам Аллах не скажет!
Там будет видно. Главное к своим побыстрей. На родине и смерть красна.
Не спеши помирать, Стёпка! Ещё повоюем!
Через неделю, сопровождаемые тремя вооружёнными моджахедами, они покинули лагерь. Мурзабек на прощанье обнял Алеся.
Может быть, останетесь? Я вас переправлю в Турцию вместе с детьми. Я знаю, на родине вас вряд ли встретят ласково.
Нет, твёрдо сказал Алесь, я давал ей присягу.
Асинат трижды, по-русски, поцеловала его.
Три дня с ночёвками у костров моджахеды вели их, углубляясь в горы.
Чует моё сердце, Стёпа, что-то тут не так, поделился Алесь с другом своими подозрениями.
Согласен, поддержал Степан. Мы уже давно должны бы выйти к нашим.
В конце третьего дня, в глубоких сумерках, они вошли в небольшое горное село. Моджахеды завели Алеся и Степана в какую-то глинобитную избёнку и заперли дверь. На ворохе соломы в углу лежал человек. Он сел. Какое-то время вглядывался в незнакомцев, потом спросил хриплым голосом:
Вы кто? Вы русские?
Да, ответил Алесь. А ты?
Узбек. В плен к этим чуркам попал.
Давно?
Четвёртый год мучаюсь.
Бежать не пробовал?
А как же? парень закашлял, утробно и длинно. Нас тут пятеро было. Три раза бегали. Ребят перещёлкали. Шибко далеко до наших. Более трёхсот кэмэ. А мне нахрен лёгкие отбили! Дохну вот. Не пришили только потому, что я на их языке балакаю да на палке с дыркой играть умею. Они, бывает, пьянки устраивают, а я им музыкальное сопровождение. Вот и живу пока. А вы?