Попутчиками в купе вагона оказались две старушки, одетые во всё чёрное. Ехали куда-то на похороны. Об этом их разговор и кружил. Алесь залез на верхнюю полку, попытался заснуть. Промаявшись часа два, ощутил голод и отправился в ресторан. За окнами вагона уже разметнулась холодная весенняя ночь второй половины мая. Свободными в ресторане оказались только три места у стола, за которым сидел человек крепкого телосложения, с бычьей шеей и ёжиком побитых сединой волос.
Надеюсь, не побеспокою, если составлю компанию? сказал Алесь, устраиваясь за столом и вглядываясь в его мясистое лицо.
Садись, чего там, не помешаешь! Вдвоём рюмахи пойдут веселее, ответил тот, скаля в пьяной улыбке два ряда стальных зубов. Давай знакомиться, протянул он руку. Жека! сверкнул он раскосыми наглыми глазами.
Андрей, соврал Алесь и пожал потную ладонь Жеки.
Андрей-воробей, держи хрен бодрей, поскабрезничал тот, настраиваясь на тон рубахи-парня.
Алесь заказал в буфете графин водки, по две порции гуляша, салата, колбаски и жареных кур.
Я угощаю.
Жеке такой жест пришёлся по душе. Он уже нагрузился хмелем до поросячьих глаз, но от продолжения ужина за чужой счёт отказаться не мог.
Ну, за что пьём? поднял рюмку Алесь.
А за тех, кто командовал ротами, чуть запинаясь языком, многозначительно ответил Жека.
А ты командовал?
Не-е-е. Поменьше. Я был старшим сержантом.
На фронте?
А как же! На японском. Бил самураев на Дальнем Востоке.
По опыту Алесь знал: если человек начинает говорить о боевых делах от первого лица бил, занимал города, брал в плен, значит, скорее всего, отсиживался где-нибудь в прифронтовом тылу, не стремясь к военным подвигам и наградам.
Когда Алесь спросил Жеку о последних, тот сердито замахал рукой:
А на хрена они мне, эти железки? Звенеть должно не на груди, а в кармане!
Тоже верно, согласился Алесь, ну, а после войны?
Служил во внутренних. Эшелоны сопровождал с зеками да переселенцами. Хотя последние мало отличались от зеков, ухмыльнулся Жека. Непритязательные были. За лучшей жизнью, видите ли, ехали, дураки! заржал он, а следом подмигнул, Давай, брат, давай, наливай ещё!
Кровь прихлынула к вискам Алеся. И крутнулось назад колесо памяти, сшибая в ярости всякую житейскую мелочь на пути своём, и остановилось в том же яростном изумлении у вагона многострадального состава, высветив фигуру пьяного солдата: «Давай, мамка, давай, побыстрее разворачивайся!» Как зубильная метина в железо, врезались тогда в память и оскал стальных зубов, и нахальный пришур, и эти слова. «Неужели он?». Помолчали.
Надо же, с деланным недоверием обрадовался Алесь, выдав свой ступор за удивление, и я во внутренних войсках служил, и я эшелоны сопровождал. Выходит, мы однополчане! неожиданно для самого себя соврал он.
Выходит, сначала с подозрением, а потом в радостном изумлении ощерился Жека. Быват же такое!
Он встал из-за стола, потянулся к Алесю, намереваясь обнять его. Алесь уклонился, обеими руками ухватил Жеку за плечи и усадил на место.
Кажется, я того Ослабел малость, Жека потряс головой, пора баиньки.
Ещё по одной-другой и отчалим. Приятно с тобой поговорить! Когда ещё однополчанина встретишь? Знаешь, Жека, подстраивался Алесь под тон собеседника, солдатчина солдатчиной, а службу вспоминаю не без ностальгии: сколько мы молодых девах перепортили, когда эшелоны-то сопровождали? Эх, вот было времечко!
Надо же, в свою очередь обрадовался Жека, и мы тоже! Энтих баб Пондравица какая вызываешь её, как будто к начальнику поезда, с документами, он сделал такое памятное для Алеся ударение на втором слоге слова, а сам ведёшь её в караулку! мечтательно осклабился он. Если не ерепенилась, отпускали с угрозой: молчи мол, падла, не вякни кому! А которые выкобенивались, тех драли в очередь всем караулом, показал как и даже губами почмокал от некогда пережитого животного удовлетворения, потом водку в глотку и за борт. А документы в печь. Ищи-свищи! он присвистнул и опрокинул очередную рюмку.
Опустив глаза, Алесь ковырялся вилкой в гуляше: не мог положить в рот ни куска. Перегородил горло ком горячей боли не проглотить! «Он это, он». Как хотелось встать и двинуть кулаком в самодовольную рожу: раз, и два, и три! Свалить на пол и бить, бить, бить до тех пор, пока, как дерьмо под дождём, не распустится его бездыханное тело!
Опустив глаза, Алесь ковырялся вилкой в гуляше: не мог положить в рот ни куска. Перегородил горло ком горячей боли не проглотить! «Он это, он». Как хотелось встать и двинуть кулаком в самодовольную рожу: раз, и два, и три! Свалить на пол и бить, бить, бить до тех пор, пока, как дерьмо под дождём, не распустится его бездыханное тело!
А далеко едешь-то? совладал с собой Алесь.
Не-е-е. В Могочу. Станция такая есть на Забайкальской дороге.
К семье?
Не-е-е. Нету у меня никого. Мамка с тятькой давно померли. Четыре раза женился, да бабы всё какие-то психованные попадались. Вот тока с последней зазнобой пораспрощался. К корешу еду. Служили вместе в охране. Он тоже один горе мыкает.
И Жеку потянуло на воспоминания, да о гулянках всё, о полускотских забавах. Уже охмелев до полубеспамятства, он продолжал бормотать какие-то плохо различимые слова, клонился головой к столу.
Алесь тронул его за плечо.
Пойдём, пожалуй, на боковую?
Жека мыкнул в знак согласия.
Алесь закинул одну его руку себе за шею, подхватил со спины и повёл к выходу. Никто из посетителей ресторана, даже хмельная официантка, кокетничающая с поваром у кухонного окна, не обратили ни них никакого внимания. Сколько подобных пассажиров, наглотавшихся спиртного до помрачения ума, на ватных ногах покидают ресторан!
Алесь соображал, что же делать с этим отморозком. Решение пришло мгновенно, когда он выволок тяжёлое, провисающее тело в тамбур и увидел распахнутую дверь вагона. Вытолкнув убийцу матери в грохочущую ночь, Алесь долго вглядывался в темноту, а потом, наконец, облегчённо вздохнул. «Готов-готов! Готов-готов!» ритмично подтверждали колёса поезда железным языком.
Алесь прошёл в свой вагон. Долго и тщательно мыл руки в туалете. Ополоснул лицо: прихлынул жар к голове. Зашёл в купе. Старушки, предусмотрительно запрятав сумки с документами и деньгами под подушки, тревожно посапывали. Алесь повалился на верхнюю полку и проспал двенадцать часов кряду. Снилось, что мама вернулась после проверки документов начальником эшелона и они втроём с Павлинкой сели пить чай.
Проснулся Алесь оттого, что стояли. Выглянул в окно. «Свеча» значилось на обшарпанном здании вокзала.
Две минуты всего стоим, любезно оповестила Алеся одна из старушек. Полежи ещё минут пять, потом туалет откроют.
Спасибо, отозвался он. Вам кипятку для чая принести?
Сходил до титана. Зашёл в туалет, умылся. Посмотрел в зеркало: сон практически сгладил следы вчерашней попойки. Возвращаться в вагон-ресторан было противно, и Алесь решил дождаться следующей крупной станции и купить съестного у уличных торговок.
От нечего делать вышел в тамбур. У дверей стояла молодая женщина в чёрной кожаной куртке и таких же штанах. Курила. Она взглянула на него без страха и удивления. Молча протянула пачку.
Спасибо. Не курю.
Женщина оглядела Алеся с ног до головы, оценивая его ладную фигуру в камуфляжной форме.
Военный?
Бывший.
Спецназ?
Возможно. Какие-то приметы?
Взгляд жёсткий, острый, как будто вы намереваетесь кого-то зарезать.
Вас, кого же ещё? усмехнулся Алесь. Больше никого в тамбуре нет.
Слабую, беззащитную женщину? Просто так, ничего не требуя?
Вы не похожи на такую.
Приметы?
У вас прищурный взгляд, как будто вы намереваетесь в кого-то всадить пулю.
Женщина тряхнула белокурыми волосами и засмеялась. Протянула руку.
Анне. Не Анна, Анне. Это эстонское имя.
Алесь.
Нежное имя. Соответствуете?
Да я просто облако в штанах!
Не цитируйте, не к месту. Вы один?
Нет. Со мной едут две старушки-погремушки.
Я имею в виду жену или подругу-спутницу.
Нет, я один. Не женат, не состоял, не привлекался, горько улыбнулся Алесь.
И я. Куда едете?
Есть такой сибирский город Лесогорск.
О-о! Так это и моя конечная. Живёте там?
Нет. Жил некоторое время В детстве Очень давно, сорок лет назад.
Решили поглядеть на родные места?
Скорее, спокойно встретить старость.
А едете к родственникам, к друзьям?
К другу. Но он живёт в Осикте, далеко от Лесогорска, так что мне ещё до него добираться.
Вы отвечаете с такой откровенностью незнакомому человеку. Вы меня удивляете!
Не привык врать, когда дело касается моей личной жизни, а не службы.
Вы посерьёзнели, Алесь. И это мне нравится. Хотите поболтать?