Как и предупредил меня Багратион, голова моя вскоре оказалась перетянутой широкой лентой. До носа донесся сначала запах гари, а затем по комнате поплыл аромат зажженных благовоний. Что-то зашипело, как на раскаленной сковородке, и, кажется, я уловил запах пригорающей крови, хотя нервы мои, звенящие медной струной, могли обманывать. На плечи опустились ладони мага, он забормотал что-то нечленораздельное, постоянно меняя интонацию от утробного шепота до почти крысиного визга. То и дело по коже моей проходила электрическая волна, заставляя подрагивать и передергиваться.
С беспокойством, не зная, чего ждать в следующую минуту, я не желал ничего другого, кроме скорейшего завершения ритуала. Когда показалось, что я уже погружаюсь в вязкое забытье, что-то будто толкнуло меня в грудь, я встрепенулся, повязка слетела с лица, а Багратион оповестил, что ритуал успешно завершен. Со вздохом облегчения размял я сведенные судорогой ноги и руки. Пока мы шли обратно в прихожую, он предупредил, что проблема моя за один раз может и не решиться, так что завтра он ждет меня в то же время. Дверь в магический мир, полный неприятных неожиданностей, закрылась, и я вышел в сумерки. В охваченный приятной предновогодней канителью Белгород, от которого не ждал неприятных сюрпризов. Пока не столкнулся с насмешливым пронизывающим, как ноябрьский ветер, взглядом Александра Сергеича, поджидавшего меня во дворе.
Все еще в состоянии вязкой неуверенности, когда ты тянешь время лишь бы не принимать никаких решений, я послушно сел рядом с ним. Автомобиль выехал из двора через арку и влился в поток красных огней. Прежде чем я опомнился и спросил, куда мы направляемся, Александр Сергеич тормознул на стоянке у ворот, выполненных в стиле «Сталинский ампир». Вдалеке подмигивали разноцветные огни. Хлопнула дверь со стороны водительского кресла, на пару мгновений впустив внутрь салона порыв холодного воздуха и развеселую музыку, заставившую сердце учащенно биться от охватившего меня смутного волнения.
Еще секунд пять, отмеренных четкими шагами огибающего капот начальника, и дверь открылась с моей стороны. Я послушно вынырнул из уже ставшего уютным крохотного мирка, пропитанного сандаловым освежителем воздуха и шлейфом одеколона, которым пользовался Александр Сергеич. Мы зашли под арку, оплетенную светодиодами в честь наступающего праздника. К вечеру потеплело, небо заполонили тучи, предвещая ночной снегопад. И тут я уперся взглядом в огромное колесо, частично скрытое раньше высоким пролетом арки, а теперь выплывшее, как луна на небе, и такое же яркое в вечерних огнях.
Колесо обозрения! Ну, нет! Я резко дернулся назад, но Александр Сергеич, будто был готов к этому. Тут же его жесткие пальцы, обтянутые кожаной перчаткой, впились в запястье. В глазах заплясали все эти навязчивые огни, музыка заклокотала в ушах своей пошлой наигранной веселостью, как целлофановая скрипучая обертка от дешевой конфеты, и я зажмурился, застопорившись на месте.
А когда открыл глаза, Александр Сергеич размашисто шагал впереди. Я плелся сзади, как нашкодивший подросток, которого тащат извиняться за разбитое окно. Парк аттракционов. «Чертово колесо» неотвратимо наплывало, нависало надо мной зловещей иллюминацией. Я напоследок робко запротестовал, когда мы подошли к кассе, и Александр Сергеич, наигранно подмигивая кассирше, сказал: «два билета на карусель ужасов». Чувствуя предобморочное состояние, я обвел мутным взглядом окрестности.
В парке работала еще какая-то жуткая карусель, она мельтешила цветными креслами, оттуда доносился восторженный визг. Где-то рядом был каток. Бились шайбы о деревянные бортики, кто-то смеялся, шуршали лезвия коньков. Александр Сергеич отпустил мою руку, и я чуть было не упал. Он склонился и вкрадчиво шепнул мне в самое ухо, обдав волной теплого воздуха, так что я вздрогнул:
Тебе пора прощаться с детскими страхами!
Я все еще неуверенно переминался с ноги на ногу. Провались ты со всеми своими страхами. С детства ненавижу все эти аттракционы. Блядский цирк какой-то. Я уже развернулся к выходу, но очередная фраза, брошенная вдогонку, заставила меня повернуть обратно и угрюмо плюхнуться на скользкое сиденье так, что кабинка покачнулась, показав свою ненадежность.
И вот теперь мы, сидя друг напротив друга, смотрели, как под нами простирался город, полный огней, людей, зданий.
По дну кабинки при каждом ее движении перекатывалась пустая бутылка. Я вцепился в бортик и дергал пяткой, как от нервного тика. Слишком мало места на этой скамейке. Александр Сергеич расселся, как у себя дома. И вот когда наша кабинка доползла черепашьим ходом до самой верхушки, что-то дернулось, и колесо замерло. Прямо с нами на верхотуре. Сердце сделало крутой вираж.
И вот теперь мы, сидя друг напротив друга, смотрели, как под нами простирался город, полный огней, людей, зданий.
По дну кабинки при каждом ее движении перекатывалась пустая бутылка. Я вцепился в бортик и дергал пяткой, как от нервного тика. Слишком мало места на этой скамейке. Александр Сергеич расселся, как у себя дома. И вот когда наша кабинка доползла черепашьим ходом до самой верхушки, что-то дернулось, и колесо замерло. Прямо с нами на верхотуре. Сердце сделало крутой вираж.
Только не это! Заклинило там, что ли? Я попытался перегнуться, борясь с головокружением и тошнотой, чтобы посмотреть, что не так. Но увидел только желтеющие в темноте крыши других кабинок под собой. Александр Сергеич потащил меня назад за воротник со словами «не раскачивай лодку». От этого мне стало не по себе еще больше.
Мы что просидим тут всю ночь, пока нас не снимут спасатели? Кажется, я сглотнул так громко, что слышали еще через пару кабинок ниже. Странно, что оттуда не доносилось ни звука. Если всю дорогу я и чувствовал сковавший меня страх высоты, то теперь затылок будто вмерз в глыбу льда. Не пошевелиться.
Отличный момент, чтобы отцепить хлипкую цепочку и скинуть меня вниз. При этой мысли ладони и спина вспотели так, будто я в баню зашел. С детства я собирал статьи из газет о всяких катастрофах в парках аттракционов. Вот типа таких. Внимательно вчитывался, кто и как погиб и каким случайным образом. Потом не пропускал ни одной статьи в интернете. Все эти случаи казались неслучайными.
Вот с рельсов сходят вагоны или выходит из строя втулка в колесе, и все летит к чертям. Или случайному неудачнику срезает голову вращающейся деталью конструкции. Срывается цепь и лишает человека ног. Странно. Люди сами приходят к своей нелепой погибели под бодрые ритмы попсовой музыки, рвущейся из динамиков. Хуже этого может быть только клоун-маньяк, пришедший с бензопилой покататься на карусельках. Что я там говорил насчет безопасности в реальной жизни? Все наврал, похоже.
Все это время Александр Сергеич внимательно поглядывал на меня через стекла очков и молчал. Словно считав мои мысли, спросил:
Ты ведь именно этого боялся?
Я дернулся от неожиданности в противоположный угол кабинки, и она снова закачалась, противно поскрипывая. Черт возьми, откуда он узнал?
Ты читал каждую заметку о несчастных случаях на аттракционах, о том, как висели вниз головами несколько часов люди, застрявшие на американских горках, или как расплющило между вагонов незадачливых посетителей, или как застряли на чертовом колесе любители острых ощущений, и каждый раз ты представлял на их месте себя, так ведь?
Он что отслеживал историю браузера на рабочем компе? Но как объяснить вторую половину его утверждения?
Ты втайне хотел ощутить себя жертвой обстоятельств или жаждал славы? Может, ты хочешь дать интервью, когда приедут спасатели? Александр Сергеич насмешливо сверкнул очками.
Да это он все подстроил! Подговорил билетера вырубить машину, когда мы будем наверху! А теперь упивается моим смятением. Такой надменный. Такой близкий. На расстоянии вытянутой руки. Я сам не понял, как засадил ему в шею, всем телом подавшись вперед.
От резкого толчка кабинка снова начала раскачиваться, грозя вытряхнуть неугомонных туристов. Очки шефа слетели с носа, когда он дернул головой при ударе о бортик, и затерялись где-то внизу. Я обомлел, поняв, что прямо сейчас исполнил. Так и застыл с занесенной для второго удара рукой, раскрыв рот и вытаращив глаза на Александра Сергеича. И тут он расхохотался.
Смеялся он долго, нагло, громко, зловеще-весело. Бесконечно долго. Невозможно столько смеяться. Я все еще гневно раздувал ноздри, по инерции, хоть и не был уже так уверен в своей правоте. Отсмеявшись, он внимательно посмотрел на меня. Было в его взгляде что-то теплое, отчего мне мгновенно стало стыдно за себя, так что даже жаром обдало.
Глава 5. Запертые сердца
Когда кабинки аттракциона дернулись и начали плавный спуск, я уже принял решение, которое незамедлительно озвучил:
Я переезжаю в другой отель, скрещенными на груди руками и насупленными бровями я пытался продемонстрировать всю серьезность сказанного. Приготовился бороться за свободу от навязчивого, липкого, удушающего присутствия Александра Сергеича, начальника, который не дает отдохнуть сотруднику даже в его законный недельный отпуск. Однако моего оппонента ничего не удивило. Он, как будто, был готов к чему-то подобному и только искоса посматривал на меня все тем же цепким взглядом, ничуть не изменившимся из-за отсутствия очков. Обычно близорукие люди начинают неуверенно щуриться или приобретают простовато-удивленный и даже растерянный вид. Но только не Александр Сергеич, он как всегда незыблем и немногословен: